Когда Эми заступала на дежурство, ее сияющая улыбка наполняла светом всю палату. У нее всегда наготове были озорные шутки или слова утешения — в зависимости оттого, что требовалось в тот момент. Ее осветленные волосы были коротко подстрижены, голубые глаза то загорались весельем, то наполнялись сочувствием, и она всегда своим присутствием освещала день Фредди. Если бы Господь благословил его и Мэри ребенком, они хотели бы, чтобы их дочь походила на Эми. Она была забавной, великодушной и заботливой двадцатитрехлетней девушкой — настолько совершенной, что о большем и мечтать было нельзя.
Фредди сохранил письмо, которое она написала ему после смерти Мэри. Она пришла на похороны и так рыдала, что ее глаза опухли и покраснели. Четыре месяца спустя она прислала ему из Ланзароте открытку, в которой сообщала, что уехала из Челтнема и наслаждается отпуском, прежде чем приступить к работе в одной из больниц Лондона. Открытка заканчивалась следующими словами: «Дорогой Фредди, все время думаю о вас. Когда я стану взрослой, хочу жить в браке так же счастливо, как вы с Мэри. Люблю и обнимаю. Эми».
Фредди сохранил и открытку, она много значила для него. Когда доктор Уиллис сообщил ему о состоянии его здоровья и когда возникла необходимость задуматься о будущем, он сразу понял, кто ему будет нужен, чтобы ухаживать за ним в последние дни.
Он действовал не только из эгоистических соображений. Конечно, он знал, что у Эми своя жизнь и что он просит ее о многом, однако немаловажную роль играли деньги. Эми назовет свою цену, и он с радостью заплатит.
И вот сейчас, увидев выражение лица Лотти, Фредди догадался, что не все идет по плану.
— Я разговаривала с людьми из хосписа, которые работали с Эми, — сказала Лотти. — По инструкции они не должны давать личные сведения, но я объяснила, что ты нуждаешься в ней, и мне дали адрес матери Эми. Ее зовут Барбара, и она живет в Лондоне. Я написала ей. — Помолчав, Лотти протянула ему письмо, которое распечатала в офисе. — И она ответила мне. — Через секунду она с неохотой добавила: — Сочувствую, Фредди. Эми умерла.
Умерла? Разве такие, как Эми, могут умереть? Фредди занервничал и, потянувшись через стол, взял листок.
Дорогая Лотти!
Спасибо Вам за доброе письмо о моей дочери. Очень сожалею, но вынуждена сообщить Вам, что она погибла в автомобильной аварии три года назад. Она добровольно вызвалась работать в детской больнице в Уганде и очень радовалась своему решению. К сожалению, джип перевернулся и Эми выбросило. Мне сказали, что ее смерть была мгновенной, и это немного утешило меня — хотя уверена, Вы поймете, что последние три года были нелегкими для меня. Эми была для меня всем, и мне все еще не верится, что ее нет.
Надеюсь, эта новость не сильно расстроит Вашего друга. Вы говорите, что его зовут Фредди Мастерсон и что его жену звали Мэри. Да, я помню, как Эми рассказывала мне о них. Она тепло относилась к обоим и очень завидовала их долгому и счастливому браку. Моя ненаглядная девочка обычно уставала от своих поклонников уже через пару месяцев общения и давала им от ворот поворот, и поэтому она всегда мечтала встретить человека, который не будет действовать ей на нервы или навевать на нее скуку!
В общем, я говорю не о том. Сожалею, что вынуждена сообщить Вам плохую весть. Еще раз спасибо за Ваше письмо — приятно знать, что об Эми не забыли и вспоминают о ней с любовью. Это так важно.
Искренне Ваша,
Барбара Пейнтер.
Квартира располагалась на десятом этаже современного многоквартирного муниципального дома в Хаунслоу. Теперь, когда ему запретили садится за руль, Фредди арендовал машину с водителем. Выбравшись из машины, он велел водителю вернуться через два часа.
Он вошел в здание и поднялся на десятый этаж в лифте, разрисованном граффити.
— Это так странно, — воскликнула Барбара Пейнтер, — и одновременно так мило! Просто не верится, что вы приехали. Мне кажется, будто я давно знаю вас.
— Мне тоже. — Фредди, улыбаясь, смотрел, как она разливает чай по чашкам.
Квартира — при взгляде снаружи ее трудно было назвать домом — оказалась внутри уютной, ухоженной и гостеприимной. Гостиную оживляли яркие диванные подушки и картины, а также вставленные в рамки фотографии Эми, которые стояли везде и рассказывали о разных этапах ее жизни.
Барбара заметила, что он смотрит на фотографии.
— Кое-кто говорил мне, что я превратила квартиру в алтарь, но эти снимки всегда здесь были. Я не расставляла их после ее смерти. Ее отец ушел еще до рождения Эми, так что мы жили с ней вдвоем. Почему мне нельзя выставлять фотографии человека, которого я любила больше всего на свете?
— Вы абсолютно правы.
Фредди не представлял, как Барбара Пейнтер может продолжать жить. Несправедливость случившегося была выше его понимания. Когда в мире так много грабителей, насильников и серийных убийц, почему умирают такие девушки, как Эми?
Казалось, Барбара прочла его мысли.
— Ты просто смиряешься с этим, — сказала она. — Заставляешь себя каждое утро вставать с кровати. Пытаешься стремиться к чему-то, пусть это что-то мелкое и незначительное. О Господи, я начинаю говорить как психотерапевт.
— Вы ходили к нему?
Она сморщилась.
— Ходила. К ней. Недолго. А потом смахнула бумаги с ее стола и велела заткнуться к чертовой матери.
— И вам от этого стало лучше, — усмехнулся Фредди.
Барбара была полной женщиной с темно-русыми волосами, ясным взглядом и разрушительным чувством юмора. Она разменяла шестой десяток и обладала потребностью заботиться об окружающих. Весь час, прошедший с приезда Фредди, они предавались воспоминаниям о Мэри и Эми и говорили о его опухоли. Между ними установились теплые и доверительные отношения.
— А потом она встала на четвереньки и собрала с пола все бумаги, до последнего листика, — продолжала Барбара. — Сказала, что это не имеет никакого значения! Господи, я не могла поверить — ведь я вела себя как капризная принцесса! Я могла бы разрисовать ей лицо фломастером, и она бы мне не помешала. Ну разве не смешно? Я могла вытворять что угодно. Ой, смотрите, вы допили чай. Выпьете еще чашку?
— Спасибо.
Фредди посмотрел на часы и обнаружил, что пора принимать дневную порцию лекарств. Вынув баночку из внутреннего кармана пиджака, он несколько минут сражался с крышкой, оснащенной защитой от детей, а потом вытряхнул несколько таблеток на ладонь. И добавил несколько таблеток обезболивающих, потому что у него страшно болела голова.
— С моей стороны было бестактностью говорить о необходимости к чему-то стремиться, — сказала Барбара. — Какой срок вам отвели врачи?
— Год. Примерно. — Фредди высоко оценил ее прямоту. — Но это было летом, так что осталось восемь-девять месяцев.
— Эми была бы польщена, когда узнала бы, что вам понадобились ее услуги. И что же вы теперь будете делать?
Фредди пожал плечами и проглотил таблетки, одну за другой.
— Дам объявление, наверное. Устрою смотрины и попытаюсь найти человека, которого смогу выносить рядом. Что-то подсказывает мне, что из меня не получится терпеливый пациент.
— То есть вы склочный зануда? В свое время я имела дело с такими, поверьте мне, — весело заявила Барбара. — Когда Эми ухаживала за вашей женой, она рассказывала, чем я зарабатывала на жизнь?
— Что-то не припомню. — Покачав головой, Фредди спросил: — И чем же? Кем вы работали, вышибалой в ночном клубе?
— Какая наглость с вашей стороны! Да вы взгляните на ту фотографию, вон там, на стене.
Фредди послушно встал и подошел к висевшей на стене пробковой панели, к которой были в хаотичном порядке приколоты несколько фотографий без рамок, визитные карточки таксомоторных компаний, памятки с рукописным текстом и листочки с телефонными номерами. На одном из снимков были запечатлены Барбара и Эми. Одетые в одинаковую униформу, они, смеясь, выслушивали друг друга стетоскопами.
