– Где мы? – в который раз спросила Фиона. – Почему тут нет воды?

Клаус посмотрел вверх, но там уже через несколько метров ничего нельзя было разглядеть.

– Наверное, там есть какой-то проход, – ответил он. – Должно быть, он ведет прямо на остров, а может, сворачивает к берегу.

– «Ануистл Акватикс», – задумчиво проговорила Вайолет. – Должно быть, над нами как раз руины центра.

– Окси?[20] – спросила Солнышко, что означало «Значит ли это, что здесь можно дышать без шлемов?»

– Думаю, да, – ответил Клаус и осторожно снял с себя шлем. За что я бы объявил ему благодарность за отвагу. – Да, – подтвердил он. – Дышать можно. Все снимаем шлемы – таким образом произойдет перезарядка кислородной системы.

– Но что это за место? – настойчиво повторила Фиона, снимая шлем. – Зачем кому-то понадобилось устраивать помещение так глубоко?

– Похоже, его покинули, – заметила Вайолет. – Тут полно хлама.

– Но кто-то ведь приходит менять лампочки, – возразил Клаус. – А кроме того, весь этот хлам, скорее всего, принесло сюда с приливом, как и нас.

– И сахарницу, – добавила Солнышко.

– Да, конечно, – отозвалась Фиона, разглядывая предметы, валяющиеся на песке. – Она должна быть где-то здесь.

– Давайте поскорей найдем ее и выберемся отсюда, – сказала Вайолет. – Мне здесь не нравится.

– Миссия, – проговорила Солнышко, что означало «Как только мы найдем сахарницу, наше задание будет выполнено».

– Не совсем, – сказал Клаус. – После этого нам еще предстоит вернуться на «Квиквег», причем, должен напомнить, против течения. Поиски сахарницы – только полдела.

Все в знак согласия кивнули, разошлись в разные стороны и принялись изучать разбросанные по песку предметы. Сказать «полдела» – это все равно что сказать «полпути». Опасно объявлять преждевременно о том, что полдела сделано, когда наиболее трудная часть дела, возможно, подстерегает за углом. Скажем, вы полагаете, что уметь вскипятить воду – уже полдела, а оказывается, сварить после этого яйцо всмятку – вещь потруднее, чем вы предполагали. Скажем, вы полагаете, что подняться на гору – уже полдела. Но наверху обнаруживается, что на вершине обитают горные козлы – злобные животные с мощным вооружением. Вы, скажем, предполагаете, что спасти похищенного ихнолога – уже полдела, но оказывается, сварить яйцо всмятку – задача похитрее, чем вы думали, а все дело целиком во много раз сложнее и опаснее, чем вы способны вообразить. Бодлеры и их подруга-миколог думали, что найди они сахарницу – и полдела сделано, но, к сожалению, они ошибались, и счастье ваше, что вы заснули, пока я описывал круговорот воды в природе, и не узнаете про вторую половину дела и про кошмарный яд, с которым детям придется иметь дело вскоре после копания в песке.

– Я нашла коробку с резиновыми бинтами, – объявила через какое-то время Вайолет. – И еще круглую дверную ручку, две матрасные пружины, неполную бутылку уксуса и нож для чистки овощей и фруктов. Но сахарницы не вижу.

– А я нашел сережку, ломаную дощечку с зажимом для бумаги, книжку стихов, половину сшивателя для бумаг и три палочки для помешивания напитков, – сказал Клаус. – Но сахарницы нет.

– Три суп консервы, – произнесла Солнышко, – арахис масло, крекер коробка, песто[21], васаби[22], ло мейн[23]. Но надасюкр[24].

– Да, труднее, чем я думал, – признался Клаус. – А что ты нашла, Фиона?

Фиона не отозвалась.

– Фиона! – снова окликнул Клаус, и все Бодлеры обернулись и посмотрели на нее. Однако она смотрела не на Бодлеров. Взгляд ее был устремлен куда-то мимо, и глаза ее за треугольными очками расширились от страха. – Фиона! – В голосе Клауса прозвучала тревога. – Что ты такое нашла?

Фиона сглотнула и показала пальцем на песчаный берег.

– Мицелий, – еле слышно прошептала она, и Бодлеры, тоже взглянув в сторону воды, поняли, что она имеет в виду.

Из песка быстро и бесшумно прорастали стебли и шапочки медузообразного мицелия – гриба, который Фиона описывала Бодлерам еще на «Квиквеге». Невидимым нитям мицелия, соответственно описанию в книге, полагалось прибывать и убывать, и, как раз когда дети оказались в этой странной пещере, нити прятались под землей. Но сейчас пришло время прибывать, и грибы начали прорастать вдоль всего берега и даже вдоль гладких, выложенных плиткой стен. Сперва показалась горстка ростков – темно-серого цвета с черными пятнышками на шапочках, как будто их обрызгали чернилами. Но дальше – больше: безмолвная смертоносная толпа высыпала на берег и словно смотрела на детей неподвижным взглядом. Грибы пока что отважились взобраться только до середины склона и, казалось, не собирались одолевать детей – пока, во всяком случае. Однако, по мере того как мицелий прибывал, весь берег покрывался зловещими грибами, и Бодлерам в ожидании убывания оставалось лишь, сбившись в кучку, в свою очередь уставиться с ужасом на ядовитое скопище грибов. Толпы их все прибывали и заполняли берег, громоздились друг на друга и как будто расталкивали друг друга, чтобы хорошенько рассмотреть перепуганных детей. Поиски сахарницы, может, и составляли полдела, но сейчас, когда бодлеровские сироты попали в ловушку, другая половина дела внушала гораздо, гораздо бóльшую тревогу.

Слово «вшивый», как и слова «волонтер», «пожар», «департамент» и многие другие, имеющиеся в словарях и прочих важных документах, повторяю, слово «вшивый» имеет целый ряд значений. Чаще всего это слово употребляется в значении «плохой, паршивый», и именно в этом смысле оно определяло многое в истории жизни бодлеровских сирот, начиная от зловещих запахов Паршивой тропы, по которой когда-то брели дети, и до паршивого путешествия вверх-вниз по Мертвым горам в поисках штаб-квартиры Г. П. В. Существует также медицинское значение слова «вшивый», а именно «кишащий вшами». В этом смысле слово это ни разу не появлялось в моем исследовании, хотя не исключено, что ввиду усиливающейся нечистоплотности Графа Олафа еще представится случай употребить его. «Кишащий» в свою очередь означает «битком набитый». Например, Граф Олаф был битком набит коварными замыслами. «Квиквег» был битком набит металлическими трубками. А можно и так: весь мир кишит непостижимыми тайнами. Именно об этом значении слова и размышляли бодлеровские сироты, когда, прижавшись друг к другу под таинственными светильниками в гроте Горгоны, они вместе с Фионой наблюдали за прорастающими из песка грибами. По мере того как их становилось все больше и место буквально кишело медузообразным мицелием, дети вспоминали, чем еще за свою жизнь они бывали снабжены в изобилии. Жизнь их изобиловала тайнами, начиная с тайны букв «Г. П. В.» и кончая тайной, касающейся их будущего, и каждая тайна громоздилась одна на другую, точно стебли и шапочки ядовитых грибов. Их жизнь изобиловала опасностями, начиная с тех, с которыми дети столкнулись высоко в горах и глубоко под домами, и кончая опасностями, с которыми они сталкивались в самом городе и за его пределами, в Пустошах. Опасности исходили как от злобных негодяев, так и от добрых людей, которые плохо разбирались в ситуации. Жизнь их кишмя кишела всем что ни есть паршивым – от гнусных личностей до отвратительной еды, от устрашающих мест до ужасающих обстоятельств, от ужасных неудобств до неудобных ужасов, и казалось, жизнь их всегда будет изобиловать чем-то паршивым – паршивыми днями и паршивыми ночами, даже если все паршивое, изобилующее в их жизни, сделается по ходу сменяющих друг друга паршивых, изобилующих паршивостью мгновений менее паршивым, менее изобилующим всем паршивым. Но пока что с каждым новым паршивым грибом пещера все больше и больше изобиловала паршивостью, так что все это сделалось почти невыносимым для бодлеровских сирот.