Некоторым оправданием смутности социалистических взглядов Жореса может служить обрисованная им довольно плачевная картина французского социалистического движения. Действительно, было отчего растеряться нашему неофиту — семь разных социалистических группировок вели борьбу не столько против капитализма, сколько между собой. С 1880 года существовала Французская рабочая партия, основанная марксистом Жюлем Гэдом. Бланкисты объединились в 1881 году в Центральный революционный комитет (социал-революционная партия) во главе с Эдуардом Вайяном. Федерация социалистических трудящихся Франции объединяла сторонников Поля Брусса после их разрыва с гэдистами в 1882 году. Поссибилисты, как их называли, отвергали революционные методы гэдистов и бланкистов и считали возможным движение к социализму путем реформ в буржуазном государстве. В 1890 году от поссибилистов отделилась рабочая революционная партия Жана Алемана, остановившаяся на полпути между поссибилистами и анархо-синдикалистами. Существовали, наконец, три группы, вышедшие из Общества социальной экономики, основанного в 1885 году Бенуа Малоном, директором журнала «Ревю сосиалист». Во время буланжизма они раскололись на сторонников генерала, антибуланжистов и нейтральных.
Взгляды этих группировок часто резко расходились, иногда совпадали и так сложно переплетались, что трудно было уловить различия. К тому же эти организации, объединявшие всего полпроцента французских рабочих, яростно боролись между собой. Кловис Юг называл Гэда «Торквемадой в пенсне», а Алеман наградил Вайана званием «красного иезуита».
Кому же из них симпатизировал Жорес? В 1889 году он писал: «Рабочая партия, партия поссибилистов имела в последнее время наибольшее влияние, а также относительно большие успехи. Она имеет пять или шесть опорных пунктов, среди них Монмартр и Бельвиль. С самого начала они сигнализировали о буланжистской угрозе и боролись против нее. Они знают, что нельзя решить все вопросы одновременно, и направляют свои усилия прежде всего на сокращение рабочего дня, поскольку они уверены, что прогресс зависит от сознательности и что сначала надо дать трудящимся время думать. Они провозглашают в качестве главной догмы принцип классов, но затем всем своим поведением они этот принцип отрицают…»
Жорес явно путает. Он называет поссибилистов рабочей партией, хотя это название гэдистской организации. Однако его положительное отношение к ним чувствуется совершенно определенно. И в других статьях в «Депеш де Тулуз» он в это время поддерживает их реформистский социализм. Но ему был близок и Бенуа Малон, идеи которого оказали на него несомненное влияние. Что касается бланкистов, то он совершенно не одобрял их заговорщические намерения. Ну а французские марксисты, возглавлявшиеся Жюлем Гэдом? Жоресу импонировало в них стремление к теоретическому, научному обоснованию своей практики. Но его отталкивал узкий догматизм, сектантство гэдистов, которые усвоили марксизм очень уж однобоко.
Парадоксально, но факт: Жорес лучше овладеет марксизмом, чем сам Жюль Гэд! Это отмечал крупный историк французского социалистического движения Клод Виллар. Кстати, ведь именно в связи с «марксистскими» взглядами Гэда, Лафарга и их друзей Маркс с горечью шутил: «Ясно одно, что сам я не марксист». Вообще марксизм проникал во французское рабочее движение медленнее, позже, труднее, чем это происходило в других странах. Французский перевод «Коммунистического манифеста» опубликовали здесь только в 1885 году, а «Гражданскую войну во Франции» — лишь спустя два года. Фактически Жорес шел к марксизму сам, в отличие от Гэда и Лафарга, которых терпеливо учили непосредственно Маркс и Энгельс, хотя ученики не переставали удивлять и огорчать их своей неспособностью понять научную революционную теорию творчески, а не догматически.
Впрочем, посмотрим, как в действительности складывались отношения Жореса с людьми, пытавшимися создать марксистскую революционную партию во Франции,
Избранный 27 июля 1890 года муниципальным советником, Жорес становится одним из заместителей мэра Тулузы. Совет состоял в основном из радикалов, но в него вошли четыре рабочих-социалиста во главе с Шарлем де Фитом, человеком сурового характера и жестких, точнее узких, взглядов, верным последователем Гэда. Де Фит обычно сидел за столом заседаний совета напротив Жореса и смотрел на новообращенного социалиста весьма строго. Он уважал искренность, доброту Жореса, но его идеализм вызывал откровенные саркастические насмешки этого рыцаря классовой борьбы. Между ними часто вспыхивали споры и разногласия, в которых сектантски непримиримый партийный активист де Фит далеко не всегда был прав по отношению к великодушно-примирительному профессору-социалисту. Жорес очень ценил де Фита, оказавшего на него несомненное влияние. Но часто он, несмотря на это, при всем своем добродушии, не мог не выступать против него. Так случилось, когда Жорес внес предложение оказать денежную помощь местной Академии законодательства. Де Фит категорически высказался против:
— Я мог бы показать вам доклады этой академии. На них печать самого отвратительного реакционного духа, самого эгоистического консерватизма, какой только можно себе представить!
— Вы обвиняете академию, — отвечал Жорес, — в приверженности к взглядам, которые вы не разделяете. Но это еще не довод против субсидии. В академию входят представители различных партий. Но каковы бы ни были их взгляды, они занимаются исследовательской работой. А в конечном счете это полезно для демократии, которую я не могу отделять от истины…
Де Фит последовательно продолжал свою линию. 3 ноября 1891 года он предложил лишить субсидий религиозный персонал городских приютов, чтобы придать им во имя торжества принципа секуляризации светский характер, Жорес считал, что важнее удовлетворять насущные нужды населения, чем добиваться любой ценой торжества идеи отделения церкви от государства. Поэтому он указал на преждевременность предложения де Фита:
— Да, я тоже сторонник секуляризации, но в данном вопросе надо подождать до тех пор, когда республика выполнит свой долг по социальным вопросам путем создания системы социального обеспечения. В условиях, когда любой проект по улучшению положения народа терпит жалкий провал из-за преобладания эгоизма, мешающего социальным реформам, рано поднимать этот вопрос. Кроме того, предлагаемая вами мера приведет к объединению буржуазии и клерикалов против нас, против социалистического движения, против радикал-социалистов. Что касается меня, то я не хочу давать им в руки удобное оружие,
Де Фит был неутомим. Неудачи его крайне радикальных предложений не побуждали его отступать. Через некоторое время он потребовал отменить субсидию тулузскому театру как ненужный расход. Жорес решительно выстудил против, ибо считал, что социализм должен дать трудящимся не только хлеб, но и культуру, предоставить всем те радости жизни, которые пока достаются лишь привилегированным. Когда же Фит указывал на сугубо буржуазный характер таких учреждений, как Академия законодательства, Литературная академия, Тулузский театр, Жорес отвечал:
— Это неважно, зато мы развиваем любовь к науке, искусству, истине.
Четкая, абсолютно прямая, несгибаемая линия де Фита проявлялась в непрерывной борьбе с буржуазией, против всех ее функций, атрибутов, прямых и косвенных интересов, в борьбе любой ценой, любыми средствами, в любое время, совершенно не считаясь с обстоятельствами. Понимание необходимости компромиссов ему абсолютно чуждо. Это был истинный гэдист.
Линия Жореса, напротив, отличалась гибкостью. Для него буржуазия тоже враг, но такой, с которым надо бороться, используя удобные моменты, заключая с ней компромиссы, чтобы получить хотя бы частичные уступки для трудящихся. Жорес считал, что даже мелкие, но зато реальные достижения гораздо важнее защиты абстрактных положений догмы. И это было не столько следствием теоретических взглядов Жореса, сколько проявлением его врожденного стремления к примирению, к гармонии и согласию. Резкости де Фита противостояла мягкость Жореса, ненависти — доброта, узости — широта, классовой непримиримости — всеобъемлющая гуманность. Иначе говоря, один страдал сектантством, другой, скажем прямо, склонялся к оппортунизму, хотя и основанному на самых благих и честных намерениях. Но чья же линия была менее верной? В принципе это каждый раз зависело от конкретных условий. Во всяком случае, в муниципалитете Тулузы начала девяностых годов при тогдашней ситуации больше проку было все же от действий Жореса, хотя и трудно назвать их революционными или марксистскими.
