— А не знаешь, где бы я мог найти этого Уэмона? Повар не спешил с ответом, оглядывая Тору с головы до ног.

— А зачем он тебе?

— Да так, сугубо личный интерес. — Тора погладил усы и подмигнул. — Девчонка у них есть красивая в труппе.

Повар вдруг сразу замкнулся.

— Если ты гоняешься за кем-то из девчонок Уэмона, то можешь забыть об этом. Он человек уважаемый, и люди у него работают порядочные. Так что пойди лучше поищи где-нибудь у тетушек в веселом квартале.

Тора насупился.

— Да ладно тебе! Может, он просто не знает, на что горазда его молодежь. А я вот знаю. Ты сам-то их когда видел?

Повар усмехнулся:

— Конечно. Довольно часто ко мне захаживают — пожрать да выпить. Кстати, если ты уже встречался с ними, то должен был видеть тех девушек вместе с госпожой Вишневым Цветом. Да они были здесь, когда вы с приятелем пришли.

Тора мысленно проклинал себя за то, что упустил шанс. Теперь вот придется разыскивать.

— Ну а где они живут, когда наезжают в город?

— Какой ты настырный! — сказал повар, прищурившись. — Уж не знаю, что у тебя за дела к ним, но ты врешь. Может, ты насильник какой или маньяк. А может, полицейский. Посмотри на себя, какой у тебя важный вид. Нет, как ни крути, а я не могу помочь тебе.

«Скорее не хочешь», — подумал Тора. Ему хотелось объяснить повару, что он не насильник и не полицейский, но он понял, что опоздал с такими увещеваниями. В заведениях, подобных «Приюту речных дев», было принято заботиться о своих постоянных посетителях. Он вздохнул и обернулся назад, ища глазами Гэнбу, но стол, за которым тот сидел, уже пустовал. Гэнба смотался, предоставив ему платить по счету за ужин на троих.

На улице уже, как и полагалось в зимнюю пору, стояла темень. Тора задрал воротник и огляделся вокруг. Гэнбы в помине не было. С гор по-прежнему дул холодный ветер, свистя в переулках. От его порывов фонари перед заведением раскачивались в разные стороны. Их тусклый свет отражался в темных водах реки Камо, напоминая резвящихся в бешеной пляске светлячков. Редкие прохожие торопились мимо, подняв воротники и пряча руки поглубже в рукава.

Тора смиренно пожал плечами. Ему ничего не оставалось, как попытать удачи в других заведениях.

Через час, продрогший и унылый, он заглянул в какой-то полуразвалившийся кабак на дальних задворках квартала, и здесь удача повернулась к нему лицом. Хозяином этого подозрительного заведения оказался чудовищно неопрятный тип примерно Ториного возраста. Его длинные волосы и борода давно не знали воды; из одежды на нем были только замызганные полотняные штаны, предусмотрительно подвязанные на волосатом животе драной узловатой веревкой, да рубашка, не сходившаяся на груди и поэтому распахнутая впереди. Он скорее походил на уличного бродягу, нежели на добропорядочного владельца питейного заведения. Ко всему прочему, сразу же стало ясно, что его не заботила и такая вещь, как чистота речи — в придачу к грязной наружности он был еще и сквернословом.

После первой же его цветистой матерной рулады лицо Торы просияло. Он подсел к трем босоногим работягам, прильнувшим к стойке, и крикнул:

— Вот задница! Да это ж человек из Цукубы! Хозяин заведения внимательно оглядел опрятное синее кимоно Торы.

— Да, — сказал он. — Ну а ты тогда кто же?

— Э-эх!.. Что же ты, кусок коровьего дерьма, песья ты отрыжка, вонючая ты медвежья блевотина, не узнаешь своих соседей?! Отупел, что ли, вконец?

После таких слов хозяин заметно расслабился и пробормотал:

— О, отварить мои яйца в кипятке! А по разговору и впрямь из соседей! Какая деревня?

— Охори.

Приятно удивленный, хозяин заорал:

— Не-е! Я-то вырос на другом берегу. Мы с моим стариком все рыбачили там, а улов возили продавать к вам в Охори. Вы еще, ублюдки, все в нас камнями кидались с берега. А мы с приятелем потом забрались к вам ночью и продырявили все бочки с водой в деревне.

Тора загоготал.

— Нас только пропустили. На следующий день полдеревни забилось в нашу баню. Ну ладно, скажи, а сюда-то ты как попал?

— Из-за проклятой воинской повинности. Я был еще совсем зеленый, когда меня сгребли эти вшивые ублюдки. Вот в итоге я здесь и оказался. Ну а ты?

Тора погрустнел. Он не мог припомнить ни одного случая, чтобы кто-то из солдат возвратился потом в свою деревню. Сам он так больше и не видел своих родителей.

— Ну и я примерно так, — сказал он, не вдаваясь в подробности.

Хозяин понимающе кивнул:

— Да-а… Времена не из легких! Ну а вид у тебя процветающий сейчас. Везучий ты черт! Видать, боги к тебе благосклонны. А я вот тихонько умираю с голоду. — Он похлопал себя по голому животу и хихикнул.

Тора рассмеялся.

— Ну да, всего мне досталось помаленьку — немножко воевал, немножко скитался, а главное, почти всегда везло. Меня, кстати, Торой кличут.

— Ага, вон оно что! Тигр, значит? — Толстяк кивнул со знанием дела. Любому, кто побывал на военной службе, было известно, как уважаемы прозвища, полученные там. — Ну, я-то сам не такой прыткий. Прозвали меня там Юси, потому как на большого неуклюжего быка похож. — Он наклонился под стойку, достал оттуда кувшин, налил из него в две чарки и одну пододвинул к Торе. Босоногие работяги с грустью заглянули в свои пустые чарки, глотая слюну. — Ну ладно, ладно! — смилостивился Бык и плеснул в их чарки из открытого бочонка. — Вот вам! За счет заведения. В честь моей знаменательной встречи с земляком.

Троица заулыбалась, раскланялась и дружно опрокинула свои чарки с подозрительным пойлом.

Тора сначала осторожно отведал. Самодельная бражка Юси оказалась крепкой, но пришлась в самую пору — приятно обожгла нутро после долгих скитаний по вечернему холоду. Тора поднял чарку и осушил ее до дна одним медленным смачным глотком.

— Да ты живешь лучше, чем тебе кажется, Бык, — с усмешкой сказал он и рыгнул.

Юси зашелся хохотом, и живот его затрясся, как соевая паста.

— Ну а чем же ты все-таки занимаешься? Дело свое имеешь?

— Нет. Служу у одного человека. Но он по достоинству оценивает мои таланты и обращается со мной хорошо.

— Э-э! Везучий пес! Все ему пожалуйста — и крыша над головой, и одежка нарядная, и жратва сытная трижды в день, да еще деньги на личные расходы! — Юси с завистью покачал головой и вернулся к теме прошлого. — Кстати вот, о крепком вине. Не приходилось ли тебе пробовать знаменитое пойло, что гнали монахи в монастыре на реке Тонэ? Они называли его соком горных ягод или как-то в этом роде и продавали во всех деревнях вниз и вверх по реке. Ох и крепкий был этот сок, скажу я тебе!

Тора помнил это и еще многое другое. Побеседовав немного о прошлом, он все-таки умудрился спросить про Уэмона.

— Уэмон? Как же, как же! Такими гостями горжусь! — воскликнул обрадованный Юси. — Я вроде слышал, они ходят заниматься к госпоже Вишневый Цвет. А тебя интересует кто-то из девчонок? Ты смотри, будь поосторожней с этой дамой, друг мой, и рук не распускай. Госпожа Вишневый Цвет не выносит грубых манер. Она известная акробатка и выступала при дворе.

Поначалу Тора даже не поверил. О женщинах актерской профессии всегда ходила дурная молва. Многие из них жили тем, что продавали свое тело в перерывах между выступлениями. И он, конечно же, мог себе представить, что творилось в заведении госпожи Вишневый Цвет.

Бык снова взялся за кувшин.

— Нет, спасибо, — сказал Тора. — Мне пора. Уже поздно, а мне еще нужно отработать свою мисочку риса. Скажи только, как разыскать эту госпожу Вишневый Цвет, и я пойду.

Бык нахмурился.

— А ты, случаем, не присматриваешь забаву в постель для своего хозяина? Ведь тогда лучше было бы сунуться в веселый квартал. Или он предпочитает мужчин?

Молниеносным движением Тора схватил Юси за веревку, поддерживающую штаны, и потянул на себя. Толстяк шмякнулся пузом о стойку, охнул и выругался. Не отпуская веревки, Тора придвинулся к нему и рявкнул:

— Ах ты грязная развратная скотина! Ты за кого меня принимаешь? За какого-то пошлого сводника, старающегося для извращенца?