— Я увидел женщину на полу. Она лежала ногами к двери. Я сразу узнал ее по платью. Очень красивое у нее было кимоно, расшитое хризантемами и золотистыми травами. Я было подумал, что она спит, но тут же сообразил: почему не на постели? Она лежала на голом полу, да в такой странной позе… Тогда я решил, что она, должно быть, почувствовала себя плохо и потеряла сознание. Я подошел, чтобы помочь ей. — Он передернулся всем телом и проглотил тяжелый ком в горле. — Лицо ее было в крови… да и лица-то, считай, не было… сплошное месиво. Тут я понял, что она мертва, и побежал прочь. — Он открыл глаза и затравленно посмотрел на Акитаду.

— Молодец. Ты очень хорошо рассказываешь, — подбодрил его Акитада. — Но ты успел понять, что в комнате есть кто-то еще?

Анчо покачал головой.

— В комнате было темновато, свет попадал туда только из открытой двери. В общем, я увидел только женщину, а догадаться, что там может быть и мужчина, мне и в голову не пришло. — Он залился болезненным румянцем и отвел глаза в сторону.

— Вот ты говоришь, что узнал ее по платью. Значит, ты видел ее накануне вечером?

— Да, господин, видел. Ведь я приносил ей постель и еду с питьем.

— Так это ты обслуживал ее?! Что ж ты мне не сказал? — воскликнул Эйкэн.

Ответ был простой:

— А вы меня не спрашивали.

Поначалу Эйкэн выглядел раздосадованным, потом просиял:

— Нет, ну надо же! Только вы, господин, с вашим умом и проницательностью могли обнаружить такой значительный факт из каких-то небрежно произнесенных слов! Да-а, похоже, мне еще многому учиться и учиться в жизни.

Акитада усмехнулся:

— А нужны ли вам эти знания при таком-то образе жизни?

— Конечно, господин. Вы даже представить не можете, что иной раз вытворяет наша молодежь! Не убийства, понятное дело, но все-таки… Да и гости разные бывают, всякая низменная публика вроде тех актеров… Хотя наш настоятель собирается запретить пускать сюда бродячих комедиантов и женщин. Сказано ведь: «Вырождение Закона начинается с женщин».

— Да, я, признаться, тоже был удивлен, когда обнаружил, что в ваш монастырь пускают женщин. В ту ночь я даже застал одну из женщин в компании нескольких актеров-мужчин, и не где-нибудь, а в бане.

Эйкэн был потрясен до глубины души.

— Неужели? А вы уверены, господин? В этой части монастыря мужчинам и женщинам не дозволено находиться вместе. Куда же смотрел банщик?

— Он пытался увещевать их, да только все без толку. Я так понял, что ради праздника ваши строгие правила разрешено было немного ослабить.

— Ничего подобного, господин! Актерам надлежало не покидать своих комнат. — Он покачал головой. — Теперь понятно, почему настоятель так расстроен.

Акитада снова повернулся к Анчо:

— Расскажи-ка мне про вечер накануне, когда ты видел обоих живыми.

— Меня послали обслужить новых постояльцев — даму и господина. Сначала я зашел на кухню. Она была уже закрыта, но я все же положил в корзинку холодных рисовых лепешек и два кувшина воды. Корзинку я отнес на веранду и поставил перед комнатой дамы, потом сходил в кладовку за постелью и постучался. Дама открыла мне. Я старался не смотреть на нее, но красивое платье как-то само бросалось в глаза. Сначала я принес постель и разостлал ее возле окна. — Он покраснел. — Вообще-то нам не полагается ее стелить. Закончив с постелью, я принес еду и воду. Просто поставил их в комнате у порога и отправился делать то же самое у господина.

— Понятно. И ты не разговаривал ни с тем, ни с другим?

— Нет, не разговаривал. Нам не положено. Тот господин поблагодарил меня, и только-то.

— А какую-нибудь поклажу у него ты не заметил?

— Заметил, господин. У него была переметная сума и меч, а у дамы только сума, и все.

— А как они себя вели? Какой у них был вид — веселый, беспокойный, унылый или раздраженный?

— Трудно сказать. Тот господин улыбнулся мне и кивнул. Мне показалось, он выглядел усталым. А дама все расхаживала туда-сюда по комнате. Может быть, она нервничала? Не знаю. Но не улыбалась и даже не смотрела в мою сторону. Вот, пожалуй, и все, что я могу рассказать.

Где-то снова начал звонить колокол, рассекая прозрачную тишину. Анчо оглянулся и забеспокоился.

— Это нас созывают на обед, — пояснил Эйкэн.

— Еще только минуточку, — попросил Акитада. — Скажи, а не довелось ли тебе в тот вечер обслуживать еще одного постояльца, который мог приехать позже? Лет эдак за пятьдесят, седовласый и худой.

— Нет, господин. Больше никаких гостей в тот вечер не прибывало. И я вообще не припомню никого, кто бы подходил под ваше описание.

Итак, Нагаока, судя по всему, не следовал по пятам за женой и братом.

— Тогда скажи мне еще вот что. Не интересовался ли кто-нибудь из других гостей дамой, которую нашли мертвой?

Анчо покачал головой:

— Насколько мне известно, нет, господин.

— Тогда все. Спасибо тебе. Ты молодец, что заставил себя снова вспомнить такие неприятные вещи.

Анчо торопливо раскланялся и убежал. Эйкэн остался. Стоя у Акитады за спиной, он наблюдал, как тот закрывал дверь, и проследил, чтобы та не захлопнулась на задвижку.

— Запирать не нужно, господин, — сказал он.

Акитада пристально изучал дверь, потом чуть сильнее прежнего потянул ее. Задвижка с громким щелчком подпрыгнула и опустилась, и дверь оказалась заперта.

— Ого! Да она запирается снаружи! — воскликнул изумленный Акитада. — Теперь понятно, зачем Анчо и другому дежурному нужны запасные ключи и почему Анчо отпирал дверь ключом после того, как постучался. Он-то думал, комната пустая, и, дернув дверь, сам случайно захлопнул ее.

— Ну конечно. Люди иногда задвигают двери так сильно, что те сами запираются.

— Но тогда получается совсем другое дело, — сказал Акитада. — Войти в запертую комнату без ключа никто не может, зато очень просто запереть ее, когда выйдешь. Благодаря вам мы теперь знаем, что кто-то другой, а не Кодзиро мог убить госпожу Нагаока.

У Эйкэна был недоуменный вид. Помолчав немного, он сказал:

— Что-то я не совсем понял. Позвольте полюбопытствовать, господин, уж не подозреваете ли вы кого-то из нас?

— Вовсе не обязательно. Это мог быть любой, кто находился в ночь убийства в монастыре. Что ни говори, а в ту ночь здесь было много посторонних. Ну да ладно, идите, а то пропустите обед, а мне пора продолжать путь. Я глубоко благодарен вам за вашу любезность и за столь неоценимую помощь.

Эйкэн повеселел.

— Нет-нет, у меня есть время. Кто-нибудь да принесет мне еду прямо в сторожку. А вы еще вернетесь?

— Может быть. Но как бы там ни обернулось, я обязательно дам вам знать, чем все кончилось.

Они расстались друзьями. Акитада снова взобрался в седло и поскакал по горной тропе, гадая, удастся ли нагнать упущенное время.

Впрочем, не такое уж упущенное — ведь теперь он по крайней мере обладал достаточными сведениями, чтобы вновь завести разговор с Кобэ. Но было в этом деле и много неясных моментов, и не последнее место среди них занимала подозрительная фигура Ноами. Человек этот, казалось, был вездесущ — вечно зловеще маячил где-то на заднем плане.

Так постепенно, мысленно перебирая события последних недель, Акитада снова впал в уныние. Он ни на крупицу не приблизился к раскрытию убийства жены Нагаоки, дома в непримиримой злобе умирала матушка, одна из сестер, затравленная и глубоко несчастная, пребывала в отчаянии, а другая оказалась замужем за человеком, на которого пало чудовищное подозрение в краже имперских сокровищ, и сам он еще так и не удосужился явиться с докладом ко двору. И что самое ужасное — ему до сих пор пока так и не удалось разрешить хотя бы одну из этих проблем.

В таком настроении он пребывал, пока наконец не выехал на открытую местность, откуда открывался вид на долину и широкий тракт внизу. У дощатой хижины, где он останавливался ранее, он заметил скопление повозок, лошадей и людей. Это какие-то путники решили сделать остановку на пути в столицу.