В общем, я так достала Святослава, что больше на помойку он меня с собой не брал.

Мне ужасно нравилось, когда к брату приходили в гости его друзья – мне было так интересно наблюдать за ними, слушать их разговоры. Я приходила к Святославу в комнату, тихо стояла, прислонившись к стене, и с упоением слушала и смотрела, словно это было кино.

Как я уже говорила – брат играл на гитаре. Он вообще, очень любил музыку, хоть и не пошел вместе со мной в музыкальную школу. Однажды, я сидела и играла – это было уже когда я могла действительно что-то там изобразить на пианино. Та к вот. Я играю. А брат сидит у меня за спиной в кресле и слушает. И я в какой-то момент оборачиваюсь, и вижу – у него слезы в глазах. Ему так хотелось играть, а он не умел. А потом брат сам научился играть – подбирал на слух, у него неплохо получалось. В какой-то момент он даже организовал какую-то группу, сочинял музыку… Стал учить английский, чтобы понимать тексты любимых песен. И вообще, если посмотреть – мой брат всегда был самой настоящей рок-звездой. Со всеми вытекающими.

А что? Девчонки в нем души не чаяли, красавчик, он был определенно оппозиционером всем традиционным укладам и устоям (плохое поведение), он был мальчиком с нестандартным мышлением (помойки), большим любителем подраться (как все приличные рок-звезды), и так далее, вплоть до шрамов. Да, у него была рассечена бровь и… в общем, однажды ему пришивали на место его собственный нос. Это было так.

Я училась, кажется, в первом классе. Сделала уроки и пошла гулять во двор. И вдруг вижу – все куда-то бегут, что-то кричат. Слышу – «Настя! Быстрее! Твоему брату нос отрезало!». Я не поверила, но побежала к школе. А там – толпа народу, дети, скорая помощь стоит… Как выяснилось потом, Святослав в тот день был дежурным – он и его одноклассница остались после уроков убираться в классе. Играли, кидались тряпками. Девочка попала тряпкой в портрет великого поэта Пушкина. Портрет упал, по дороге оторвав почти полностью нос моего брата.

Нос, слава Богу, пришили на место. И из прямого он стал таким итальянским-преитальянским – с благородной горбинкой. Папу вызвали с работы, и он поехал забирать брата из травмпункта, а маме решили пока ничего не говорить – боялись за нее, да и спектакль у нее в тот вечер быть, решили не отрывать. Мама пришла домой поздно – после спектакля. Папа сразу поставил ее спиной к холодильнику и говорит: «Валя, Валечка, только не переживай, все хорошо, но нашему сыну оторвало нос». Валечка как стояла у холодильника, так и съехала вниз.

И брат потом рассказывал: «Я лежу, и чтобы маму не тревожить лишний раз, делаю вид, что сплю. А мама рядом сидит, и плачет. И я чувствую, как на меня ее слезки – кап, кап, кап…»

Вот, такой у меня брат. И если бы не эпоха, в которую он родился, и не место, где мы росли – да, если бы он родился, допустим, в Лос-Анджелесе, он бы точно стал знаменитостью планетарного масштаба. Он очень выделялся. Бунт кипел в нем всегда – и мне кажется, что именно из чувства противоречия Святослав поступил в Рыбинское Мореходное Училище и уехал из родного дома в Рыбинск. И это из Астрахани-то, где своих мореходных училищ хватает!

Конечно, в итоге, Святославу не удалось избежать участи всей нашей семьи – он стал режиссером, причем – телевизионным. Он закончил ГИТИС, высшие режиссерские курсы, успокоился, обзавелся семьей. Но я до сих пор считаю, что в нем «погиб» кто-то вроде Джима Морриссона.

Я очень любила танцы – занималась и бальными танцами и современными, даже каким-то брейк-дансом, что-то там пыталась изобразить… Занималась музыкой… Правда, с музыкальной школой было сложнее – мне кажется, какая-то нестыковка у меня с педагогом произошла. Хотя, она была совершенно потрясающей пианисткой. У нее пальцы были какой-то километровой длины – прямо Паганини… Мне кажется, она могла взять, а точнее – «отхватить» – сразу две октавы, не меньше. Но у меня с музыкой что-то не очень пошло, хотя музыкальную школу я все-таки закончила. Я по пять-шесть часов в день занималась, чтобы сдать выпускные экзамены. Но я как-то не готова была посвятить всю свою жизнь музыке. Ведь у меня уже было увлечение – смысл жизни, и это была не музыка. Это был театр. Но мне кажется, именно благодаря своей артистической натуре, я сдавала все свои музыкальные экзамены на 4 и 5. Преподаватели удивлялись (я была не всегда прилежной ученицей), а я знала в чем дело – вот я выхожу на сцену, сажусь за инструмент, начинаю играть Рахманинова – тааа, та-та-таааа-та-таааа… И все – я впадаю в состояние, углубляюсь в него, начинаю чувствовать произведение всеми фибрами своей души, сопереживать, плакать – да все, что угодно. И все преподаватели только и говорили: «Вот – артисткина дочка! Типичный пример». И именно этой своей способности к слиянию с музыкальным произведением я и обязана тем, что закончила музыкальную школу.

И очень даже вовремя, потому что как раз в этот момент ко мне пришла любовь. Седьмой класс, все дела, в общем – началась жизнь. У меня появился молодой человек.

Удивительно, но с первый по пятый класс он был совершеннейшим колобком – самым большим, самым толстым мальчиком в классе. Он был очень смешной. Но никто и никогда его не дразнил. Его уважали, так как он обладал чем-то боґльшим, чем-то, что гораздо важнее привлекательной внешности – такой несгибаемой внутренней силой, такой личностью. Даже дети это чувствовали. К тому же, он лучше всех учился, был самым умным. Но потом он вдруг вырос и превратился в красавца. Он представлял из себя нечто такое высокое, красивое, со стальными мышцами, чувственными губами и глазами, в которые хотелось занырнуть и уже никогда не выныривать. Красивый, умный, сильный, лидер. Ну как мне было в такого не влюбиться? Как я могла пройти мимо? Никак. К тому же он всегда любил моих подружек! Сначала он любил Иру Зайкину. Потом он был влюблен в другую мою одноклассницу. В общем, до меня доходила информация о том, что он – достойный кавалер. Я тогда дружила с другим мальчиком – мы вместе гуляли и ходили в кино. Но ничего такого сверхъестественного между нами не происходило. Таня, Оля, Сережа и Юра – вот была наша компания. Мы как-то тусовались вместе, все были очень хорошими друзьями. Такая у нас была детская дружба – чистая, без ужаса и пошлостей, без «грязного белья» и душераздирающих подробностей. Чистая и светлая. И вот, однажды я здорово заболела – лежала дома, не ходила в школу. И все меня навещали. И он тоже навещал, и помогал мне с уроками, так как был отличником и вообще – самым умным, как я уже сказала. Мы обсуждали все на свете, нам было очень интересно вдвоем, мы были как подружки – нам скорее надо было все обсудить, поделиться последними новостями, на переменках мы бежали друг к другу, чтобы быстрее что-то рассказывать. Мы разговаривали и не могли остановиться. А Таня – его девушка вдруг стала понимать, что парень ускальзает у нее из рук. И вот что она придумала: она сказала нашей подруге – соседке Наташе, что вот, мол, они с Сергеем поцеловались. У меня закружилась голова, когда я это услышала. Поднялась температура. Мне стало конкретно нехорошо. Подростковая наивность не позволяла мне признаться себе в том, что я влюблена, и я не понимала – что это со мной? И когда он в следующий раз ко мне пришел, то стал рассказывать мне о том, что с Таней у них что-то не получается, и все в таком духе… И вдруг я неожиданно для себя поняла, что Тани для него больше нет. А есть я. И это был для меня такой важный момент. Хотя, я понимаю, что Таня на меня обиделась – и ведь было за что обижаться – молодой человек был просто чудесный. Мы всегда были вместе, и нам никогда не бывало скучно. Благодаря ему я поборола множество своих комплексов – ведь я тогда была не совсем похожа на девушку – так, худышка на тонких ножках, не то что остальные. А рядом со мной – такой парень! Я была в восторге. Вообще, я еще тогда начала понимать, что привлекательная внешность – понятие растяжимое и очень субъективное. Вот, например, мужчины считают, что если у них тонкие руки и нет «трехлитровых» бицепсов – значит все кончено, женщины на них даже не посмотрят. А женщинам, по-моему, вообще все равно, какие там у них бицепсы – мы же обращаем внимание совсем не на это. Нам важны глаза, улыбка, интеллект. Ягодицы, в концеконцов! То же самое с женщинами – мы делаем себе какие-то невероятные начесы, строим вавилоны на голове, красим губы, ресницы и брови и еще бог знает что, о чем и писать-то как-то даже неудобно. И мы думаем – вот, сейчас приклею себе длинные ногти, поролона в лифчик наложу, наращу волосья до пояса – и все мужики у моих ног. Ан нет. Мужчинам тоже, видимо, подавай глаза и улыбку. Но самое главное в привлекательности – это «поговорить». Самое-самое притяжение возникает, когда слышишь голос, видишь, как меняется выражение лица, как появляются вот эти вот ямочки на щеках, как горят глаза. Можно, мне кажется, даже влюбиться в пластику тела, если в ней есть что-то особенное. Не знаю, почему – ведь говорят, что мужчины любят глазами, но на мой взгляд, идеальная внешность не гарантирует личного счастья. И это здорово. В этом есть какая-то жизненная мудрость и справедливость.