Они бежали, пока хватало сил, остановились лишь однажды, услышав сзади одинокий выстрел, заставивший их замереть на месте.

— Старик… — прошептал Марсель.

И они опять побежали, пытаясь не обращать внимания на стук бешено колотившихся сердец, разрывавшихся от смертного страха, тоски и ярости попавших в засаду зверей.

Они упали на берегу заросшего лозняком ручейка, с трудом переводя дыхание. Их одежда была изодрана в клочья колючим кустарником, сквозь заросли которого им пришлось пробираться; лица и руки исцарапаны в кровь. Они боялись взглянуть друг на друга, они знали, что взгляд не может не выдать чувство отчаянья и ощущения приближающегося конца.

Марсель и Таня тащились вперед из последних сил… Им было ясно, что их кто-то выдал, может быть, увидев издали в лесу или обнаружив, что старик стал покупать слишком много продуктов в скудной лавчонке соседней деревни. За поимку беглого заключенного НКВД сулило очень приличное вознаграждение, вполне способное прельстить кого-то из местных жителей, сплошь влачивших полуголодное существование. Теперь Тане и Марселю нельзя было выходить к людям, а весенний лес только ожил, все цвело, — и они не могли найти себе хоть какое-то пропитание. Это было бы возможно лишь осенью или в конце короткого приполярного лета, когда земля предлагала свои дары: грибы, ягоды, дикие яблоки и груши.

Многодневный голод привел их в состояние полного отупения и безразличия; если бы не Таня, физически более выносливая и лучше сохранившая инстинкт самосохранения, Марсель давно вышел бы из леса и сдался. Таня на давала ему этого сделать, и он полностью покорился ей, разом освободившись от ответственности за собственную жизнь. От этого ему стало легко, он не ощущал ни своего тела, ни души, и просто шел, ухватившись за Танину руку. Таня тянула его вперед, как собака-поводырь из последних сил тянет беспомощного хозяина, пока сама не свалится замертво у обочины.

Сама Таня не думала ни о чем, удерживая в сознании только одно — указания старика по поводу их маршрута к жилищу его брата, жившего на морском побережье.

Они были уже близки к цели. Об этом свидетельствовал и влажноватый, со слабым запахом водорослей воздух, и лес, ставший редким и низким. Угасающее сознание почти лишило осторожности уже и Таню, — она едва успела скрыться за мелким кустарником и потянуть за собою Марселя, завидя внезапно вышедшего из-за деревьев человека с охотничьим ружьем через плечо. Попытка спрятаться оказалась тщетной, — они уже были замечены, и немолодой обладатель двустволки, пары кирзовых сапог и аккуратной снежно-белой бородки приблизился к их ненадежному укрытию. Остановившись в двух шагах от них, он замер и, вынув из кармана очки и приблизив их к светлым, не по возрасту ясным глазам, начал пристально разглядывать сжавшихся в комок беглецов. Марсель опустил глаза с покорностью существа, оказавшегося в ловушке. Таня же прямо смотрела на своего потенциального палача, сжимая и разжимая худенькие ладони, словно ища предмет, который мог бы ей помочь защитить себя и, прежде всего, Марселя.

Присмотревшись к ней, старик примирительно улыбнулся. Отбросив в сторону ружье, он подошел к Тане, присел на корточки и покровительственно положил ей на плечо сильную руку. Напряжение мгновенно оставило девушку, прижавшись щекой к чужой, но явно надежной ладони, она бурно, со всхлипами, разрыдалась. Старик отечески погладил ее по голове.

— Ну, ну, дочка… — он протянул ей большой клетчатый носовой платок. — Уж не вас ли серые шинели вторую неделю разыскивают? Прямо с ног сбились, бедняги! — он лукаво усмехнулся и, с минуту подумав, предложил им подняться и повел за собой.

Спустя час ходьбы они оказались на пустынном пространстве, однообразный рельеф которого нарушался лишь редкими нагромождениями серых валунов да редкими соснами, широкими кронами упиравшимися в серо-стальную твердь неба. Между их стволами, вдали виднелась полоска воды, на горизонте сливавшаяся с небом. По мере их приближения к ней, она становилась все шире, уже можно было различить белые гребни величественно перекатывавшихся волн, смутные очертания корабля у самого горизонта.

Наконец они подошли к краю каменистого обрыва. У них под ногами пенились тяжелые валы, с грохотом обрушиваясь на торчавшие из воды зеленовато-коричневые валуны; воздух был пропитан ледяными солеными брызгами. Справа от них в воду круто уходила поросшая мхом скала. Подойдя к ее подножию, старик с натугой отодвинул в сторону Тяжелый камень, скрывавший, как оказалось небольшое углубление, где с трудом могли разместиться три человека.

— Для себя приготовил укрытие… на всякий случай, — проговорил их проводник, протискиваясь в узкий лаз вслед за Марселем и Таней.

В небольшой пещерке оказалось все необходимое, для того, чтобы развести огонь в крохотном очаге, сложенном из булыжников; теплые одеяла, простые, самые необходимые продукты.

Попив крепкого, почти черного чая, заваренного стариком, и немного поев, Таня и Марсель рассказали своему спасителю обо всем, что с ними произошло. Когда речь зашла о приютившем их хозяине лесной избушки, их внимательный слушатель удивленно вскинул брови. Ни о чем не подозревавшая Таня продолжила свой рассказ, но, говоря о гибели старого петербуржца, успевшего стать им очень близким человеком, прервала себя, увидев, как разом осунулся, опустил плечи сидевший напротив нее старик, пытавшийся закурить папиросу и все ломавший спички — одну за другой — дрожащими пальцами, вдруг переставшими его слушаться. Марсель и Таня переглянулись, — одна и та же мысль одновременно пришла им в головы: человек, к которому они шли, надеясь только на него, чтобы обрести возможность спасения, нашел их сам, и теперь они, не ведая, нанесли ему сокрушительный удар, даже не успев его к этому подготовить. Старик сам прервал тягостное молчание.

— Я знал, что с ним случится что-нибудь подобное… — его взгляд снова стал твердым, крепкие руки перестали дрожать. Он прикурил и, глубоко затянувшись, приступил к рассказу о том, как они будут действовать в дальнейшем.

6

Марселю и Тане пришлось прожить в каменном убежище несколько дней, — они должны были набраться сил перед решающей попыткой прорваться к свободе. Их спаситель тем временем занимался починкой рыбачьего баркаса, на котором им предстояло выйти в море. Ежедневно он приходил к ним, приносил еду, рассказывал Марселю, который, к счастью, был прекрасным яхтсменом, о том сложнейшем морском маршруте, который они должны были проделать. Этот участок побережья потому-то и не охранялся, что выйти в море, миновав в темноте прибрежные скалы, только часть которых выступала на поверхность, представлялось попросту невозможным. Сильное течение тоже не облегчало этой задачи.

Ночи становились очень короткими, медлить было нельзя. Все уже было готово к отплытию, но накануне утром, проснувшись, Марсель понял, что находится в пещере один. Скоро пришел старик, но и он тоже не знал, куда могла подеваться Таня.

Марсель сидел у потухшего очага, непрерывно куря. Ему казалось, что его покинула его душа, растворилась в прозрачном воздухе, устремившись вдаль, в никуда, вслед за исчезнувшей Таней. Старик давно отправился на поиски, силой удержав на месте рвавшегося идти вместе с ним Марселя.

В последние дня два у Марселя часто возникало ощущение того, что Таня не всегда слышит и видит его, хотя они постоянно находились на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Она была погружена в себя, сосредоточена на невеселых мыслях, поделиться которыми не хотела или не могла. Марселю казалось, что он понимает ее состояние, вызванное предстоявшими испытаниями и, будучи человеком деликатным, не лез ей в душу.

Теперь он совершенно иначе воспринимал и оценивал ее поведение, бесконечно терзая себя упреками в том, что не поговорил с нею, не успокоил, не удержал, не сказал откровенно, что не может без нее, что без нее ему ничто не нужно, даже свобода. Если бы он мог заставить время течь вспять, вернуть те минуты, когда она сидела с ним рядом, и он мог прервать поцелуем тоскливую Танину песню: