На этот раз парк был абсолютно пуст, ее уединение нарушали лишь искрящиеся звезды на небе да молодая луна.

Анцелла медленно приблизилась к краю террасы, откуда сотни ступенек сбегали в направлении порта. В воздухе висел тот же, что и вчера, сладкий запах лилий, она слышала и музыку — медленный венский вальс.

Она взглянула вниз, на порт, и увидела не только стоящие на якоре яхты, но и медленно направляющееся в сторону открытого моря огромное судно, огни которого отражались в воде.

— В один из дней мы оба окажемся на корабле, на котором отправимся в новую, лучшую жизнь, — раздался рядом с ней низкий голос.

Анцелла вздрогнула. Она не слышала, как подошел князь, но сейчас, когда он был рядом, ей показалось, что царственная прелесть ночи достигла предела.

— Ты поедешь со мной? — спросил князь.

— Куда?.. — отозвалась она.

— Не имеет значения, важно, чтобы мы были вместе.

Анцелла не ответила. Лишь сердце ее забилось быстрее и что-то сжало ей горло так, что было трудно что-либо сказать.

— Ты сейчас еще красивее, чем сегодня в полдень, — прошептал князь. — Ты думала обо мне?

— Я была не в состоянии… не думать… о вас, — ответила Анцелла.

Ее уста прошептали эти слова, и она почувствовала, как он улыбнулся, а потом услышала тихие слова:

— Я надеялся, что ты ответишь именно так.

— Откуда вы узнали, что… что я здесь?

— Я догадался, что ты сюда придешь. — И, как бы отвечая на незаданный вопрос, князь продолжал: — Маркиза выигрывает. Она не заметит, что меня нет рядом.

Анцелла замерла, и он через некоторое время добавил:

— Знаешь, что это за мука не быть с тобой рядом, не иметь возможности говорить с тобой? С того времени, как я встретил тебя, Анцелла, меня терзают тысячи разнообразных чувств, которых я до этого не ведал. — Он замолчал, после чего произнес очень тихо: — Я люблю тебя!

Какую-то минуту Анцелле казалось, что ее ослепил пронзительный блеск звезд, но она воспротивилась:

— Вы ведь знаете… вы не должны… говорить мне такие слова, и вы знаете, что мне… нельзя их слушать!

— Ничего не могу с этим поделать, — признался князь. — Посмотри на меня!

Это был приказ, и Анцелла послушно, ни секунды не раздумывая, повернула к нему голову.

Лицо князя было отчетливо освещено луной, и когда она увидела его глаза, была уже просто не в состоянии пошевелиться.

— Люблю тебя, — повторил он, и тон его признания сделался еще более волнующим. — Люблю тебя, лишь о тебе одной думаю, и меня начинает волновать, как долго это продлится, прежде чем я заключу тебя в объятия и унесу туда, где мы будем одни.

— Прошу вас… прошу, — прошептала Анцелла.

Она произнесла эти слова, понимая, что они уже не имеют никакого значения.

Она лишь подняла на него глаза, а князь ласково и медленно, как отплывающий от порта корабль, привлек ее к себе. Это было неизбежно, она не сопротивлялась. Взглянув ей в лицо, такое теперь близкое, князь прильнул губами к ее устам.

Какое-то время Анцелла ощущала только твердость его губ, хотя подсознательно надеялась, что они будут мягкими. Внезапно, словно молния, ее пронзил исходящий от князя огонь.

Огонь пожирал ее дразняще, возбуждающе, охватывал неумолимо, и вместе с тем огнем на нее обрушилась слабость, принеся с собой такие блаженные ощущения, что Анцелла ни о чем уже не могла думать и до конца доверилась чувствам.

Это была любовь — любовь внезапная, страстная, требовательная, любовь, которую впору было назвать божественной и вечной.

Ей казалось, что все: звезды, море, запах цветов, музыка — теперь принадлежало ей и князю. Окружающее перестало существовать, остались лишь они двое и красота, порождавшая впечатление, будто они уже не люди, а скорее боги.

Руки князя охватили ее еще крепче, и Анцелла инстинктивно прижалась к нему. Это были уже не два человека, а одно существо, соединенное настолько экстатическим чувством, что оно было как бы частью мироздания.

— Девочка моя, любимая, — по-русски шептал князь, губы которого искали губы Анцеллы. Он вновь поцеловал ее бурно, страстно, жадно — так, что Анцелле показалось, будто все звезды сорвались с небосвода и пали к ее ногам.

Внезапно он расслабил объятия и так же неслышно, как пришел, ступил в темноту. Прежде чем Анцелла начала соображать, что произошло, он мелькнул в освещенном окне казино.

Ноги не хотели ее слушаться, и Анцелла почувствовала, что вот-вот упадет. Прижала руки к груди, чтобы успокоить сердце, которое билось, словно молот.

Она никогда не думала, что можно испытать нечто подобное. А ведь все это было: она поистине уносилась в небо, окутанная счастьем, открытая чудесам, принадлежащим миру духов.

Она дрожала от переполнявших ее ощущений.

Постепенно Анцелла возвращалась в действительность — в запахи цветов, в звуки музыки, отражения звезд в морской воде.

«Что там княгиня?»— подумала она, но не могла тронуться с места, не могла сразу вернуться в привычную земную жизнь, только что побывав у ворот рая.

— Люблю его, — прошептала Анцелла. — Люблю!

Нечеловеческим усилием воли она заставила себя сделать пару шагов в направлении казино. При мысли, что все позади, что очарование, которое вознесло ее на небо, скоро пройдет, она содрогнулась от внутренней боли.

И еще одна мысль возвращала ее к жизненной прозе: а вдруг княгиня давно хватилась ее, послала искать? Это было вполне возможно: она понятия не имела, сколько времени провела в парке.

Все казалось ей неопределенным, реальностью оставались лишь дрожащие губы, на которых по-прежнему жило прикосновение тех желанных губ.

Она вошла через балконную дверь и на мгновение ослепла от огней. Потом, к своему ужасу, увидела, что княгиня сидит в своем кресле одна.

Анцелла быстро подошла к ней.

— Где ты была? — гневно спросила княгиня. — Ты обязана быть всегда рядом. Как ты смеешь исчезать подобным образом?

— Мне очень жаль, мадам, — ответила Анцелла. — Я думала, что граф задержится с вами надолго, и вышла в парк.

— Надолго! — фыркнула княгиня. — Разве побудешь с ним долго, когда существует эта женщина, которая отдает ему приказания и требует, чтобы он беспрекословно ее слушался?

— Он… ушел домой? — с дальним прицелом спросила Анцелла.

— Ушел, чтобы поехать к жене, — буркнула княгиня. — Он должен ехать сейчас же, этой же ночью, чтобы завтра утром встретиться с нею в Париже. Она его требует к себе. Она ему приказывает! А он слушается, потому что слаб. Все мужчины — слабаки!

— Весьма сожалею, — ответила Анцелла.

В голосе княгини звучала не только злость. Чувствовалось, что она ко всему еще и страдает.

Внезапно она опала в кресле, как будто бы силы окончательно оставили ее.

— Увези меня домой, — попросила она. — Я здесь больше не выдержу.

Анцелла кивнула прислуге, которая тут же встала по обе стороны кресла.

— Назад к столику, ваше сиятельство? — спросил слуга.

— Мы уезжаем, — бросила Анцелла, прежде чем княгиня успела что-либо сказать. — Прошу проводить нас к выходу и вызвать экипаж ее сиятельства.

Когда они проходили через зал Тузэ и «кухню», Анцелла раздумывала, надо ли дать знать князю о том, что они уезжают и что, как она заметила, княгиня чувствует себя не лучшим образом. В глаза бросились яркие пятна румянца на ее щеках, она казалась еще старше, чем обычно, — сморщенная старушка с глубоко перепаханным лицом, на котором сейчас уже не было заметно никаких следов былой красоты.

Прежде чем Анцелла что-либо решила, экипаж уже подкатил ко входу в казино. Вместе со слугой помогла княгине выбраться из кресла. Княгиня легла на мягкое сиденье, ее ноги укрыли накидкой из соболей, и экипаж медленно покатился вдоль холма по пути к порту.

Едва выехали, княгиня начала бормотать:

— Андре, Серж, Владимир — все одно и то же! Всех отнимают у меня, и я не могу их удержать. Никто не обращает внимания на то, что я говорю, что я чувствую. Они друг за другом уходят от меня…