— Да все так же, ничего такого особенного. Что может быть нового в таких делах?
— Брось, Иво, скромничать, расскажи что-нибудь, — не отлипал он. — Какая она из себя?
— Ты ее не знаешь, — сказал я. — И по-моему, она не в твоем вкусе.
— А все-таки?
— Говорю же — ничего особенного. Старая, в морщинах, кривоногая и горбатая, — сказал я безразличным голосом. — Подойдет, Харий, а? Лишь бы годилась для этогодела, верно?
Все рассмеялись, и спасибо Фреди, который, давясь от смеха, вытолкнул:
— Харий, а у тебя у самого-то как?
Бедняга Харий. Меня донимать он больше не мог. Теперь всеобщее внимание перекинулось на него. Обе женщины глядели на него с интересом и скептически. Но Харий не из тех, кто полезет за словом в карман.
— А вы что же, сами не видите? — рассмеялся он. — Полюбуйтесь!
Он обнял брюнетку за шею и громко чмокнул ее в щеку.
— Вот что значит женщина в расцвете лет. Не то что какая-нибудь школьница, правда, Иво?
— Еще бы, конечно, — сказал я.
— Ты, когда выпьешь, Харий, ты делаешься дикий циник, — сказала Марика и высвободилась из-под его руки.
— Будет, малышка, неужели это возможно? — Харий снова обнял ее и привлек к себе. — Ты чем злее, тем больше мне нравишься.
И вдругя ощутил, как моей ноги коснулась нога, нога в чулке. Меня кинуло в дрожь, но никто ничего не заметил, дрожь была внутри. Я поднял глаза и посмотрел через стол. Блондинка глядела на меня. И я был уже не я. Мы смотрели друг другу в глаза.
— Слушай, донжуан, а куда девалась маленькая и романтичная продавщица цветов? — Это опять Фред.
Вам надо было видеть, какие взгляды моя блондинка и Марика метнули на Фреда! Если бы так посмотрели на меня, я залез бы под стол или превратился в камень. Одно только упоминание о продавщице вызвало в них такую злобу, что, ей-богу, я на месте той девчонки, пожалуй, переехал бы в Цесис или Валмиеру, лишь бы ненароком не повстречаться с этими дамами в темном переулке.
Излишне говорить, что с блондинкой мы оставались такими же чужими, как раньше. Вероятно, она видела во мне не более чем мальчика, которого забавно подразнить. Но я был даже рад, что все осталось по-прежнему; я почему-то чувствовал странныйстрах.
Харий поглядел с упреком на Фреди, но пути для отступления у него не было. А Фреди — тот временами обрастал слоновой кожей. Но Харий был не из тех, на кого подобные мелочи слишком действовали.
— Посмотри, Иво, как Фред отстал от жизни! — И он с деланным отчаянием схватился за голову. — Дорогой Фред, больше не цветут для меня цветочки в том симпатичном киоске на рынке напротив мясного павильона. А я так обожаю цветочки! Оказалось, маленькая продавщица тоже любила их по-страшному, а я никогда не дарил ей цветов, думал, зачем ей, раз у нее в киоске их так много. И тогда она вышла замуж за человека, у которого этого добра было столько, что он мог осыпать им цветочницу с головы до пят. Теперь она на рынке перешла из государственного сектора в частный, а я советский человек и не имею дела с подобными элементами. Она для меня больше не существует, и не стоит о ней говорить.
— Когда мы шли по рынку, ты все-таки поплелся с ней потрепаться, — вытолкнула Марика.
— Хотелось еще раз взглянуть, до какой степени может пасть человек.
— Если ты еще раз пойдешь смотреть на ее падение…
— Перестань, Марика! — перебила блондинка. — Люди слушают. — И неожиданно сказала: — Всех таких хариев надо бы к стенке поставить.
Марика осушила свою рюмку и налила еще. Она изрядно захмелела. Харию не надо бы позволять ей так наливаться, но он и пальцем не пошевелил. Я вмешиваться не собирался. И она опять подняла рюмку.
— Выпейте, мальчики! А то болтовню Женни становится уже скучно слушать. Что умного может сказать эта воображала? Когда выпьешь, тогда и утиное шлепание можно слушать.
— Заткнись! — холодно бросила Женни; она была очень, очень белокурой, она, наверно, отбеливала волосы.
— Завидуешь?! Почему — мне говорить не надо. Сама прекрасно знаешь. — Марика засмеялась и запустила пятерню в огненную шевелюру Хария.
— Еще раз говорю: заткнись! — выпалила Женни и, достав из пачки новую сигарету, попросила у меня закурить. Когда она тыкалась сигаретой в огонек, рука у нее дрожала. Но это было не от алкоголя. Она была очень взволнована, хоть и пыталась этого не выдать. Во всяком случае, мне так казалось.
Мы с Фреди были тут единственные трезвые. Марика без конца задиралась, и это начало мне действовать на нервы. Напускная холодность Женни только еще больше распаляла ее. Но этот чертов Харий сидел, словно воды в рот набрал, и пытался собезьянничать, глядя на меня, и выпустить дым кольцом.
— Кури валяй, кури больше, воображала тупая, — не отставала от Женни Марика. — Чего тебе остается? Может, удастся склеить какого из этих мальчуганов. Как вы на это смотрите, ребятки?
Я молчал, а Фред сказал, что с ним она может пойти хоть сейчас. Мы опять подняли рюмки, и я окончательно обалдел, когда блондинка, глядя на меня, понесла еще более откровенную пошлятину… Мне стало стыдно, но никто ее не останавливал.
У нее словно произошел заскок в голове.
Наконец в Харии пробудилась совесть.
— Женни, прекрати, — сказал он и сильно сжал ее локоть. — Ты прекрасно знаешь, чем заканчиваются твои истерики, а я не желаю связываться с милицией. Думаю, что и тебе это ни к чему.
— Ты прости меня, Харий, ради бога, — захныкала она. — Прости. Ты-то ведь знаешь…
— Скукотища. Вечно одно и то же, — протянула Марика.
Женни отвернулась и что-то искала в своей сумочке, очевидно, носовой платок.
— Успокойся, — сказал Харий. — Не стоит. Да ты и сама хорошо знаешь… Не надо сцен…
Харий высказался и опять восседал, словно хан посреди гарема. И вообще мне показалось, что он далеко не равнодушен к белобрысой Женни, только он ничем этого не выказывал. Я видел, какими глазами посмотрел Харий на меня, когда Женни длинно выступала на скользкую тему насчет постели.
Ткнул Фреди в бок — мол, пора идти. Он не возражал, и мы было поднялись, но тут Харий вспомнил, что задолжал Эдгару восемь рублей. Он не сказал, что это за долг, просто ему было некогда встретиться с Эдгаром. Фреду дом Эдгара был не по пути, но надо было это сделать для Хария. Обо мне в этом смысле не могло быть и речи, раз уже Эдгар устроил мне номер с прыжком в Даугаву. Пропади он пропадом!
Харий достал помятую трешницу и одну исключительно гладенькую пятерку, бросил на стол. Фред сгреб деньги, и мы встали.
— Пока, Харий, счастливо оставаться, милые дамы! — галантно попрощался Фреди. — И не разорвите повелителя на куски. По воскресеньям давайте ему выходной. Иначе скоро придется подыскивать нового!
Здорово у него получилось. Я бы не смог так высказаться. Не из-за того, что был несогласен. Просто постеснялся бы.
— Не трепи языком, длинный! — обрезала Марика. — И давайте поживей уматывайте!
— Ого-го-го! — смачно заржал Харий. — Нет, вы скажите, разве он не прав?
— Всего хорошего, — попрощался я.
Харий, смеясь, сделал ручкой, Марика даже не посмотрела, лишь Женни отозвалась чуть потеплее:
— Чао, малыш!
Мы с Фреди стали подниматься по винтовой лестнице. Пестрая и шумливая публика окутывалась сизой мглой.
Я распахнул дверь, и нас обдала волна бодрящего свежего воздуха. Ветер швырнул в глаза тающие на лету снежные хлопья. Погода менялась с фантастической быстротой.
Странная вещь. Когда я входил в «Рицу», я испытывал чувство радости. Теперь, уходя из нее, я был рад не меньше.
Я почему-то решил, что у влажных снежинок должен быть вкус лета и холодных абрикосов. Так дико захотелось лета, что я высунул язык, и холодные пушинки садились на него. Фреди поглядел на меня как на ненормального и рассмеялся.
— Давай сходим к Эдгару, — сказал он. — Надо же отдать ему деньги.
— Ты ведь знаешь, что после сегодняшнего я не могу, — прошепелявил я с высунутым языком.
