На восьмой минуте Лиепинь выпустил меня на площадку вместо Роберта. Счет был уже 31:44.

Когда глядишь со стороны, видишь ошибки другого. Когда играешь сам, все иначе. Чем больше стараешься сознательно не допускать ошибок, тем больше их делаешь. В игре нельзя думать. Нету на это времени. Весь мыслительный процесс должен быть в крови и притом четким, как программа для вычислительной машины. Глаза и уши непрерывно и автоматически воспринимают информацию. Едва мяч коснется твоих рук, мозг выдает точное решение, и дальнейший путь мяча уже известен. Баскет не шахматы, где можно обдумывать ход за ходом.

Я играл как умел.

По-прежнему моросило. Мы были насквозь мокрые от дождя и пота. Кеды скользили, и Эрик первый шлепнулся на пол.

Разношерстная публика орала от восторга, когда наши дела шли плохо, и возмущенно голосила, когда мы набирали очки. Только горн прекратил свое мерзкое верещание. Наверно, дополна налился водой, и шкет был не в силах его продуть.

Превосходство наших соперников было очевидным. Игра шла преимущественно у нашего щита. Время от времени Эрик с Фредом делали приличный рывок, и мы неслись на другой конец площадки, чтобы тотчас откатиться назад, когда вецмилгравцы ринутся в контратаку.

До конца оставалось пять минут, когда Лиепинь вместо меня выпустил Янку. Бедняга продрог в ожидании своей очереди.

Я уходил с площадки и в этот момент заметил Диану. Вот этогоя уж никак не ожидал.

Она в коричневом плаще сидела неподалеку от мальчишки с горном и над головой держала цветной японский зонтик. Должно быть, она пришла недавно. Не то я ведь заметил бы ее раньше!

Мне было неприятно, что она видела, как я слабо играл во втором периоде.

Я пошел не к своим, а к ней.

— Привет, Диана! — издали крикнул я и почему-то ощутил неловкость, не имевшую отношения к слабой игре.

— Чао, Иво! — весело отозвалась она. — Иди под зонтик.

— Все равно промок, — вытолкнул я запыханно. — Хоть под зонтом, хоть без.

Примостился рядом, и она все-таки стала держать зонт надо мной. Теперь дождь попадал мне только на правое плечо и колени.

— Как ваши дела?

— Наверно, уже продули. Тридцать восемь — пятьдесят четыре. Нам чертовски не везет.

— На чужой площадке играть трудней, верно? Непривычно, да? Да у них тут еще и болельщиков куча. За вашу команду болею одна я и к тому же еще не умею как следует кричать.

— Площадка совсем неплохая, — сказал я. — И эти ребятишки на скамейках могут орать сколько угодно. Просто они сильнее нас.

Она достала из сумочки платок и протянула мне.

— Оботри лицо!

— Не хочу, — сказал я. — Испачкаю твой платочек.

— Да бери же, — настаивала она.

— Не хочу пачкать твой платок.

Я вытер лицо майкой.

— Нет так нет, — сказала она и спрятала платок в сумку.

Раздался финальный свисток, команды выстроились и прокричали, что положено.

— Пойду переоденусь, — сказал я. — Подожди меня здесь. Я по-быстрому… Спасибо, что приехала… — Подвинул ее руку с зонтиком так, чтобы он был у нее над головой, а сам побежал к ребятам.

Проиграли здорово: двадцать одно очко. Как раз «очко», но от этого не легче.

Все были настолько вымотаны и расстроены, что даже не препирались. Слышались только отдельные реплики. Зато Лиепинь весело разглагольствовал. Он, мол, специально организовал эту игру, чтобы поглядеть, на что мы способны. Сыграли неплохо, но недоставало сплоченности и чисто практических навыков. Некоторым требуется усвоить азы теории баскетбола. Осенью, с началом учебного года приступим к тренировкам.

Фред о чем-то меня дважды спрашивал, но я лишь мыкнул что-то неопределенное. Меня зло на него разбирало. При всех пообещать дать по морде одному из своих лучших друзей — это как-никак чересчур. Может дружить с Антоном. По мне так… Каждый поступает как ему нравится…

Побросал барахло в спортивную сумку и пошел.

— Постой, куда бежишь! — крикнул мне вслед Фреди. — Пивка выпьем!

— Пить, Алфред, нехорошо! — грустно сказал я. Как видно, Лиепинь тоже был не прочь выпить пивка, коли уж Фред орал об этом во всеуслышание. Наверно, Лиепинь был вовсе не такой уж плохой человек. Ему только недоставало опыта педагогической работы. Он слишком резко отграничивал учителя Лиепиня от Лиепиня-человека. Правда, оставалась надежда, что со временем это пройдет.

Я подошел к Диане. Сегодня настроение у нее было прекрасное, вот только плащ сзади оказался перепачканным грязью, потому что пацанятам один черт — скамейка или земля. Отчистил.

— Ты сегодня какой-то грустный, Иво. — Она пристально посмотрела на меня.

— Да, сегодня я в печали.

— Из-за того, что проиграли?

— И из-за этого тоже. Наверно, у меня депрессия.

— Депрессия? У тебя? — Удивление ее было неподдельным. — Нет, правда? Вот уж никогда не подумала бы.

— Да, — сказал я. — Всегда так: до того как человек что-нибудь знает, он сначала узнает об этом впервые.

— Ну перестань! — Она рассмеялась и мило щелкнула меня по кончику носа.

Подбежал Фред и, увидев, что я не один, остановился в нерешительности.

— Познакомься, — сказал я, — этот толстый малый — Фред. Он из моего класса.

Мои слова были им проглочены с невозмутимостью истого гурмана, глотающего скользкую устрицу.

— Алфред! — выдохнул он.

— Очень приятно познакомиться с другом Иво. Диана! — Она подала Фреду руку.

— Тебе что-нибудь надо, Алфред?

— Не, ничего… просто, может быть, вы с Дианой… присоединитесь к нашей компании…

Он чувствовал, что городит чушь. Какая там у них компания!

— Благодарю, Алфред! У нас нет времени, — холодно отрезал я.

— Ну раз так… Тогда, конечно… Когда-нибудь в другой раз…

— Да, да, Алфред, в другой раз…

Он оттащил меня за рукав в сторону.

— Какая муха тебя укусила?

— Никакая… Что за дурацкий вопрос?

Он помялся и пошел своей дорогой. Ну и ну!.. Если уж человек сам не соображает… Очень мне надо…

Мы поехали в Саулкрасты. Понадеялся, что, может, там не будет дождя, раз уж такое название — Солнечные берега, Саулкрасты.

— Так где же они, солнечные берега? — спросил я у Дианы, когда мы вышли из поезда и она расхлопнула зонтик.

— От угрюмых людей солнце прячется, Иво.

— Ладно, не буду больше угрюмым. Напрягу воображение и вовсю развеселюсь.

Мы шли по дороге к пляжу.

— Пройдемся до моря? — предложил я.

— По пути завернем в пивной погребок и посидим там, пока ты не повеселеешь и не перестанет дождь. А потом сходим к морю.

Я согласно покивал головой. Вспомнил, что мне хотелось пить.

Пивной погребок мне нравится. Там хорошо, и народу в нем обычно немного.

Мы сели за крайний столик. Заняли места у стены. Напротив нас устроилась парочка тридцатилетних. У женщины были белокурые волосы. Они невнятно бормотали о чем-то своем, уткнувшись друг в друга носами.

За первым столом сидела компания рыбаков, и чувствовали они себя тут прекрасно. В магазине они накупили водки и у буфетчицы брали только пиво и закуску. Они смеялись, шутили, пели. Мужики в годах, с задубелыми, морщинистыми лицами. Ветер и вода не щадили их.

— Диана, почему не светит солнце? Здесь ведь веселые люди!

— Им сегодня солнце в небе не требуется. Солнце у них внутри!

Я взял пива, пятьдесят граммов коньяка для Дианы и горячие сосиски.

Я видел руки рыбаков, обветренные, потрескавшиеся. К ним подходили чайные стаканы, из которых они пили. Почему-то мне вдруг стало неловко из-за нашей рюмки с коньяком. И не из-за того, что в ней всего пятьдесят граммов. В свои стаканы они тоже не наливали больше за один раз.

Придвинул поближе пепельницу, и мы закурили.

Диана поднесла к губам рюмку и отпила глоточек коньяка.

— Жаль, что не могу предложить тебе кофе, — сказал я, — может, стакан соку?

— Не надо. Больше не уходи.

— Ешь сосиски, пока горячие…

Мы дымили сигаретами и молчали. Рыбаки запели о Янтарном море. Я подумал, что их хриплые голоса по отдельности, пожалуй, не смогли бы вести мелодию. Но у всех вместе получалось весьма недурно, потому что пели они с удовольствием.