Сегодня ровно три месяца с момента нашего старта. Повод? Повод. Карло готовит дивные спагетти, Тур лезет в личные закрома за икрой.

В центре стола — блюдо с пудингом. Эйч-Пи объявил: конечно, пудинг для одиннадцати маловат, но если добавить в него коньяк, он вырастет. Взял бутылку и полил пудинг. Тот начал приподниматься, из него показался воздушный шар, который рос, рос, стал огромным и лопнул со страшным треском. Эти разбойники, как выяснилось, просверлили в столе дыру, пропустили через нее трубку, соединенную с баллончиком со сжатым воздухом, и надули шарик.

24.02.78. ЗАКРУГЛЯЕМСЯ

Поднялся попутный ветер. Он гонит нас к югу. Мы на шестнадцатом градусе северной широты с минутами, а вход в Аденский залив — на пятнадцатом. Пора сворачивать к юго-западу, срезать угол, а то не пришлось бы потом ползти в полветра.

Покончив с обедом, все остались за столом. Норман и Детлеф принесли навигационные карты, Норрис — кинокамеру. Тур открыл совещание. Заявил (для будущих кинозрителей, поскольку для нас это давно не секрет), что «Тигрис» берет курс на Красное море. И попросил штурманов изложить свои соображения.

Слово взял Норман. Он сказал, что мы движемся по кривой, которая выведет прямо к цели: течение у берегов Африки поднимет лодку в более высокие широты, а потому сейчас надо зайти пониже — запастись пространством для маневра.

Тотчас обнаружилось, что единства взглядов у наших навигаторов нет. Детлеф доложил: на немецких картах течение, на которое надеется Норман, не показано.

Норрис выключил камеру, как он всегда делает, когда его соотечественника принимаются щипать.

Спор шел о том, что и меня, и Карло заботит, — пора или не пора закруглять дугу. Тур старался примирить спорщиков, говоря, что разница между 240° и 250° (именно о десяти градусах возник торг) не так уж велика. И тут Норман, неуступчивый Норман, догматик Норман доказал, что жизнь на «Тигрисе» его чему-то научила.

— Если курс 250° поможет моим оппонентам стать счастливее, то не возражаю.

Норрис моментально нажал гашетку, стремясь запечатлеть столь невероятную мягкость и терпимость, но птичка уже вылетела, и кадр остался не снятым.

25.02.78. ХВАЛЮ КОЛЛЕКТИВ

Разговаривали с Туром. Он удивлялся покладистости Нормана и признался, что никак не ожидал ее, думал — штурман поставит на своем. И Карло, со своей стороны, вел себя деликатно. Мы определенно добреем.

Я согласился: у нас сейчас неплохой микроклимат.

— Ты, конечно, заметил — мы перестали нервничать по мелочам, прекратились подначки и насмешки. Теперь уже не бывает так, что вахтенный ждет по часу, пока подменят, и приходит к пустому столу. И прежде чем взять добавку, каждый предлагает поделиться.

Тур кивал удовлетворенно: модель мирного сосуществования оказывалась жизнеспособной.

Меня этот разговор взволновал и настроил на размышления. Полез в свои старые записи, перечитывал характеристики, которые я давал своим спутникам перед стартом, огорчался собственной непроницательности. Хорошо, что люди на самом деле интереснее и сложнее.

Вот, к примеру, Детлеф. Я спервоначалу относился к нему сдержанно, а он работяга, прекрасный моряк, и присутствие его на «Тигрисе» — особенно рядом с Норманом — просто неоценимо.

Или сам Норман. У Нормана масса неприятных привычек. Он не блестяще воспитан. Стоит послушать, как он за обедом командует, ни к кому конкретно не обращаясь: «Сахар, пожалуйста, соль, пожалуйста!» — точно хирург операционной сестре. Но вместе с тем он никогда не съест последнего куска, не преломив его с кем-нибудь. И когда он торчит на мачте, раскачиваясь, что-то прибивая, привязывая, — забываешь о том, что он сегодня забыл сказать тебе «Доброе утро».

Насчет же навигационных ошибок Нормана, о которых я немало писал и которые продолжают иметь место, — легко их коллекционировать, пребывая поодаль.

В общем, пусть себе и дальше, ради бога, играет в начальство и наряжается перед съемками.

26.02.78. САНЧО-МИЛЛИОНЕР

Напишу страничку о Германе.

Рядом с сухощавым Туром он выглядит увальнем: Дон Кихот и Санчо Панса. Так же, как Санчо, Герман любит поесть, попить и поспать.

Спать он умудряется даже на мостике: приляжет грудью на крышу хижины и задремлет минут на пять, проснется, топ-топ ко мне, глянет на компас, топ-топ обратно. Забавный мужик.

Карманы у него вечно набиты конфетками, сигаретами, жвачкой. Всех он угощает, всех зовет к себе в гости в Мексику, но никогда никого всерьез.

Наш фабрикант не так прост, как кажется. В Ормаре, например, он сориентировался мгновенно — охмурил местного парня, одарил пачкой сигарет, и бедняга всюду следовал за Германом как носильщик.

— Брат мой, — говорил Герман, — мне нужно туда-то. Возьми мой чемодан, и пошли.

Карло, таскавший, несмотря на больную ногу, свои камеры и объективы сам, высмеял Германову предприимчивость. До сих пор то и дело на борту слышится: «Герман, ты мой брат, принеси мне попить (или передай тарелку, или приготовь бутерброд)».

Герман не обижается — или не подает виду. Понимает, что посреди океана его чековые книжки ничего не значат.

А покупать услуги он привык, в житейских мелочах выгадывает изобретательно: не успеешь сообразить, а уже попался.

28.02.78. «ИКС-ВРАГ»

«Тигрис» сотрясают дискуссии. Ведутся они о чем угодно: о демократии, о национальной политике, о социалистическом содружестве, о том, одолели бы мы Гитлера без помощи Штатов или нет. Сегодня, например, произошел следующий занимательный эпизод.

За обедом сосед сказал соседу:

— Передай кастрюлю с овсянкой, кое-кто еще не ел.

— Кое-кто — это ваш покорный слуга, — уточнил я, только что спустившийся с мостика.

— Зря объясняешь, — развеселился Эйч-Пи. — Знаем, что ты. В армии на учениях мы называли предполагаемого противника «Икс-Союз», а все понимали, что имеется в виду Россия.

Эк куда его метнуло от овсянки; не успел, однако, ни удивиться, ни рассердиться, как Тур потребовал тишины:

— Мне думается, что молодежи следует быть осторожными в выборе выражений. Им надо бы знать, что так называемый «Икс-Союз» освободил их родину от фашизма, что на территории Норвегии похоронены тысячи русских солдат, что, вернув свободу Норвегии, русские отвели войска за границу и не посягают на независимость страны. Я воевал рядом с русскими и помню, что это за парни. Мне стыдно, что наши генералы обо всем этом забыли.

Эйч-Пи, бедняга, замигал, покраснел — выходило, что он получает выговор за поведение государства, чьим гражданином — но никак не полномочным представителем — он является. Столь принципиальная постановка вопроса даже меня — обиженного — изумила. Но Тур был прав: на борту «Тигриса» — все мы полпреды.

Между тем Эйч-Пи извинялся: Норвегия ничего против Советов не имеет, термин «Икс-Союз», очевидно, автоматически возник в результате участия Норвегии в НАТО.

— Зачем же вы вступили в НАТО?

— Мы издавна дружны с США, ведь там живут три миллиона норвежцев.

— Почему же тогда освобождали вас не американцы, а мы?

Трудно ему на это ответить. Дом его родителей стоял сто лет назад и стоит поныне. И ему вдалбливают с малолетства, что за рубежом — большая земля с агрессивным населением, что оттуда в любой момент готовы напасть на маленькую Норвегию, но спасибо добрым людям за океаном, они держат агрессоров в узде.

Инцидент исчерпался, да и какой там инцидент, сболтнул остряк, не подумал, но Тур долго еще волновался и повторял, что «враг» — понятие ответственное и нельзя им бросаться, нельзя жонглировать им.

ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ

Эйч-Пи проходил военную службу на советско-норвежской границе и привез домой потрясающую историю про старинную деревянную церковь. Стоит церковь как раз на рубеже, переоборудованная в ресторан, в ресторане позволено бывать вашим и нашим, и «майоры Пронины» за водкой и икрой выведывают у доверчивых норвежских офицеров всяческие секреты.