как урка, клал кишки на стол.

Кто лез из «вольвы» наверху,

свою здесь нюхал требуху.

И женщина под общий смех

рожала на виду у всех.

Не из протеста — от тоски,

носки развесив, как беду,

народ кладет свои кишки,

когда совсем невмоготу.

Господь нас превратил в господ.

На что нам этот переход?

Был скоточеловекобог,

стал богочеловекоскот.

Телка, слаба на передок,

несла для пыток утюжок.

Криминогенная пила

лежала тенью от Кремля.

Была опасной колбаса —

колба из пса.

И целлофан вместо гробов

искали толпы мертвецов.

Лишась бердяевских примет,

наш Дух переходил в Предмет.

Инстинкт пластинками синел.

Печаль садилась на шинель.

Мысль разносила менингит.

Стаканы мутны от идей.

Им было больно ими быть,

не быть было еще больней.

Безвыходно в стране той жить,

безвыходно расстаться с ней.

И было стыдно здешним быть,

не быть было еще стыдней.

Шинель надета на гуру.

И беспредел смердел в углу.

Я торопился на иглу.

Вязали бешенство в мешок.

Сажали душу на горшок.

Над городом зиял Гор-шок.

России расширялся шов

в душе и через потолок.

Дай передыха, переход!

С клочка газеты «Эрих Хон...»

порошковая душа

жалась в банке алкаша.

Он пред собой сгребал, как краб,

свой прожитый грошовый скарб.

Лежал, как лилипута скальп,

презерватив — пупок любви.

Хичкок.

Я отдал бы кишки свои,

чтобы не видеть их кишок!

Но прорастала сквозь меня

щетина псиная моя.

Рехнувшийся чертополох,

стояла Ты на четырех.

Были похожи на Твои

пульсирующие мозги

под злыми мухами Москвы —

Твой смех, как боль наоборот...

За что нам этот переход?

За что всеобщий этот шок

души на уровне кишок?

За что, тушитель, нас поджег?

Россия пьет на посошок.

От Склифосовки в переход

спустился я, как Геродот.

Там скифы с болью в голове

спрашивали СКВ.

И человек-переходник,

в себя воткнувши вилку, вник

во все проблемы. И ходил,

как поршень, певческий кадык.

Фундамент Сухаревки был

здесь рядом. Но я все забыл.

И я завыл:

«Спой, переходная душа,

что похеровее.

В нас хлещет время, как в дуршлаг.

Мы переходные.

Без берегов капитализм —

даль переходная

пути, что «хондами» неслись,

все перекопаны.

Пить из Медведицы ковша

водопроводную

не искушай меня, душа.

Мы — переходные.

Убийство стоит 40 тыщ.

(Программа «Новости».)

Мы — переходные, малыш,

от срама к совести...»

Я в Склифософский переход

спустился, как в святой приход.

Куда уходим? Что нас ждет?

За что нам этот переход?

1993

* * *

Россия, нищая Россия,

ни разу в муке вековой

ты милостыни не просила...

Стоишь с протянутой рукой.

1994

* * *

Ты — та же скрипка, только скрытая.

В отличье от Тебя, у ней

два шрама от аппендицита

и музыка еще больней!

1993

* * *

Мы от музыки проснулись.

Пол от зайчиков пятнист.

И щеки моей коснулись

тени крохотных ресниц.

Под навесом оргалита,

нажимая на педаль,

ангел Божий алгоритмы

нам с Тобою передал.

1993

Гарь

Гарь, гарь, гарь...

Над страной — карр! карр!

За стеной: «Дай, Галь...»

Запаркуй кар.