Фасоны развратны и лицемерны.

Нудисты бреют козла.

Сексуальные контрреволюционеры

идут в чем Родина родила.

Сексуальные Робеспьеры,

бросьте эксы! В свету реклам

сексуальные контрреволюционеры

превращают в барышень дам.

«Купите бабушкин кекс.

И екатерининский секс.

Вы чемпион. Но экс...»

И гекз —

| к∪ ∪ ∪ | к∪ ∪ ∪ | к∪

аметры слышны в речах:

| ∪ ∪ к∪ | ∪ ∪ к∪ | ∪^ к∪ | ∪ ∪

На Джоконде усы Сервантеса.

Превративши нули в рули,

наши новые консерваторы

стоят на древнего Дали.

И ты, сексуальная контрреволюционерка,

выйдешь в сад, от измен устав, —

где жасмин расцвел, как галлюцинация,

как белый рояль в кустах.

Все меньше тебя волнует концепт,

все больше Первый концерт,

вдыхаешь сирень, как поэт К. Р. —

сексуальный контрреволюционер.

«Мы идем вперед задом, сменив знамена.

отключай электричество, познанья свеча!

Молодежь подхватывает традиционное

знамя Ильича.

Петра Ильича».

1993

Черные простыни

Покупайте черные простыни,

анархисты любви!

В постмалевичевском постере

белокурую прядь продери.

Замаячат в окошке над площадью

черноплодные фонари.

Экономьте рубашки нижние.

Оптимизм — цвета пропасти.

Конкурируя с чернокнижием,

расстилайте черные простыни.

Не поняв, назовут тебя проститу-

ткой соседские дилетанты.

Улетай, полуночная профи

непроглядного дельтаплана!

А вы спали на Постистории?

Вообще, вы летали? На противне

подгорали ль орешки? Попробуйте

засыпать на открытом люке

меж созвездий разлуки...

Пред квадратной Малевича тайной

современница выпалит:

Почему он квадратный?

Потому что двуспальный!

Односпальный — параллелепипед...»

Плыть по-черному. Жить без просыпа.

Пока гости не облевали,

выставляйте черные простыни

на Венецианской Бьеннале.

1993

* * *

Памяти Димы Холодова

На место Сахарова лег.

Кто музыканты?

Упокой его душу, Бог.

Место вакантно.

1994

Россия без очередей

В России нет очередей.

Народ добился, чародей.

А может, это не Россия?

Одни машины за бензином.

Иль нет в Отечестве людей,

чтоб постоять за апельсинами,

за сникерсами из резины?!

К Зосиме нет очередей,

засим преступник он, Зосима.

Один стою в ряду осинок.

Идеи нет в тоске полей,

идеи нет в шоссе трассирующем,

идеи нет в жилых массивах...

А вдруг и правда не Россия?

В посольства очередь за ксивой.

В Россию нет очередей.

1992

Переделкинский ключ

По гнущимся ступеням

к источнику, что снизу,

кто вывел автогеном

«Надежда» и «Лариса»?

Ах, женские ступени

и имя на плаву,

как в поминальном пенье

и в храме на полу.

Железа отсвет паюсный.

Вечерний водопой.

Надежда прогибается

под мною и тобой.

Ты туфли не из риска

снимаешь с каблуком —

чтоб ощутить Ларису,

ощупав босиком.

Плащ подвернув до «мини»,

нагнешься в темноте

и пальцем свое имя

напишешь на воде.

И озаренный инеем,

с твоей ладони пью

разбавленную именем

прощальную струю.

1992

Мы — ямы

Ю. Карякину

— Не скифы мы, не азиаты с вами,

мы — ямы,

великие умы, прекраснейшие дамы,

мы — Янусы,