— Я бы подумал, прежде чем отправлять картины в Лондон, пока вы не удостоверились в солидности фирмы. Как бы то ни было, я не советую продавать картины в частном порядке. Самое лучшее — выставить их на аукцион. Там прекрасные специалисты, они привлекают зарубежных покупщиков. Я бы подумал дважды, прежде чем расстаться с ними. На этом все, джентльмены. Если я понадоблюсь вам еще для каких-либо дел, связывайтесь со мной, я всегда в вашем распоряжении, но тем временем я разузнаю, сколько можно заработать на этом деле, и немедленно сообщу.

Арнольд встал с самоуверенным видом.

— Я был бы весьма обязан, если вы это сделаете, потому что намереваюсь как можно скорее отбыть в Австралию. Меня там ждет пост, и мой брат, — он показал на Роланда, — едет со мной.

— Хорошо... а кто же в таком случае будет ведать поместьем? — Роли переводил взгляд с одного на другого, и Арнольд ответил:

— Ведать будет Стенли, но мы надеемся, что он сможет закончить учебу в Оксфорде. А пока за делами здесь будет присматривать Агнес.

«А будет ли? Будет ли?» — Эти слова эхом отдавались у Агнес в голове. Ее даже не спросили: Агнес, что ты собираешься делать со своей жизнью? Ты будешь находиться здесь до конца своих дней или пока женится Стенли и тогда ты будешь нянчить его детей? Черта с два. Я что-нибудь предприму, я не примирюсь с этим. И вообще, что они о себе думают?..

Спокойно. Спокойно. Таким путем ничего не добьешься. Но ведь они ведут себя так, словно я ничего не значу... О, если бы не Милли, она бы задала им перцу. Если бы только был у нее друг, кто-нибудь, к кому можно было бы обратиться, к кому можно было бы убежать, убежать отсюда. Но так убежать можно только одной, а как же Милли? Ведь ей придется привести с собой и Милли. А всякий ли друг согласится на Милли? О, только подумайте — ей теперь придется принимать приказания от Стенли! Это невыносимо. Стенли совершенно безмозглый, пустоголовый, самовлюбленный Нарцисс. Из троих братьев она меньше всего любила Стенли.

Успокоишься ты или нет? Против ее мятущегося я восстало хорошо контролируемое несгибаемое я, взращенное и воспитанное частной школой мисс Берроуз, а затем ледяным спокойствием и выдержкой ее матери.

— Я могу давать уроки музыки.

С какой стати, о, небеса, нужно было ей вслух брякнуть такое? Они все уставились на нее, и она тоже внутренне уставилась на себя. Ее мозг интенсивно искал выхода, и эта мысль всплыла сама собой. Но что значит давать уроки музыки? Для этого нужно иметь фортепиано и дом, где это фортепиано будет стоять.

— Что ты сказала? — У Арнольда поползли на лоб брови, острый нос сморщился.

Она рассмеялась и сказала:

— Что я могла бы давать уроки, чтобы заработать на булавки, поскольку, как я вижу, никто не удосужился подумать о том, что мне тоже кое-что нужно.

На лицах ее братьев, как по команде, появилось выражение одновременно раздражения, растерянности и удивления. Но обстановку разрядил мистер Роли, произнесший:

— Я не думаю, чтобы вы оказались в таком положении, мисс Агнес. Уверен, ваши братья, — он поклонился в сторону братьев, — позаботятся, чтобы у вас было все в пределах их возможностей.

Агнес наблюдала за тем, как мистер Роли вопросительно всматривался в ее братьев.

— Мы сделаем то, что считаем необходимым, — сказал Арнольд.

Все внутри нее яростно взорвалось, но она не подала виду, по крайней мере, пока мистер Роли не удалился. Однако оставшись с Арнольдом наедине, Агнес продолжила разговор, как будто он не прерывался:

— И что же ты, Арнольд, считаешь необходимым для меня?

— Ради бога, о чем ты? Что нашло на тебя? Никогда не видел тебя такой. Конечно, — он медленно наклонил голову в ее сторону и заговорил другим тоном: — я могу понять твое разочарование по поводу Крокфорда, и я действительно думаю, что все это нечистоплотная история, но разве это достаточно веская причина разговаривать с нами в таком тоне?

— Я разговариваю с вами, Арнольд, в таком тоне потому, что вы совсем не думаете обо мне. Вы, Арнольд и Роланд, собираетесь в Австралию. Управление домом вы оставляете на Стенли. А что делает Стенли? Отправляется в Оксфорд. А кто будет вести все дела поместья? Да тот, с кем можно не считаться, — Агнес! Это ее обязанность, ее долг... Да и вообще, что ей и делать-то? Как я уже сказала только что, я могу давать уроки музыки, я совершенно свободна. Не говорите, что я не могу уехать из-за Милли. Я не отвечаю за Милли. За нее отвечает глава семьи, то есть ты, Арнольд. А если ты передаешь эту обязанность Стенли, тогда за нее отвечает Стенли. И если вы все решите отделаться от нее, то имейте в виду, в работный дом ее не примут, а частные пансион и вообще частные заведения стоят кучу денег. Все это разузнал отец, когда пошел этим же путем и стал наводить справки. Повторяю, дорогие братцы, ответственность за Милли не на мне. Так что поломайте головы и скажите мне, на какие средства — после того как все войдет в колею — я могу рассчитывать для ведения дома и хозяйства, а также на мои собственные нужды? Называйте это как хотите: содержанием, деньгами на одежду, — но такие деньги должны быть.

Наклонив голову в сторону каждого из братьев, она вскочила со стула и стремительно бросилась вон из комнаты, хоть и успела расслышать ругательства Роланда.

— Черт побери! — кричал он. — Да что это на нее нашло?

У себя в комнате она села подле углового окна, половина которого выходила на фасад дома, а другая — на край двора. От боевого духа не осталось и следа. Она устало оперлась локтем о подоконник, положила щеку на руку и задумалась. Внутренний голос вторил ей, когда она шепотом проговорила: «Чем же все это кончится? Куда я иду? Не может быть, чтобы это было все, что уготовила мне судьба!..»

Посмотрев во двор, она увидела, как Брэдли выводит из стойла Ниппи и похлопывает ее по гриве. Устроившись поудобнее на подоконнике, она стала наблюдать за ним. Она видела человека, который был совершенно свободен, ни от кого не зависел, никаких обязательств, ничего. И такой привлекательный для женщин. Что в нем такого, что делает его таким привлекательным? У него приятная внешность, но нельзя сказать, что он красивый, он довольно высок, но не худой, наоборот, коренастый. Возможно, от него исходила непонятная сила, которая и завораживала женщин. Встречаются такие мужчины, хотя и редко.

Она наблюдала за тем, как он вдруг остановил лошадь, как будто кто-то его окликнул. Появилась Магги. Она подбежала к нему и сказала что-то такое, отчего он рассмеялся, потом протянул руку и потрепал ее по щеке. Агнес почувствовала, как в душе у нее разгорается возмущение. Как он может увлекать Магги, ведь у Магги такая непрезентабельная, даже отталкивающая внешность?! У нее милейший характер, временами она бывает забавной, но ведь наверняка этим не привлечешь такого мужчину, как он, если только он не из тех, кто готов волочиться за любой женщиной, которая ему улыбнется.

Агнес отошла от окна. Заметив, что руки у нее нервно сцеплены, она с силой развела их в стороны, словно разъединяя противников.

Она пойдет проведать Милли и почитает ей.

О, Милли, Милли! В этот момент ей захотелось возненавидеть Милли.

Нет. Нет. Она подошла к кровати, упала поперек и, обняв руками подушку, погрузила в нее лицо, из глаз брызнули слезы. «Что это? — закричала она на себя. — Что со мной? Неужели и я становлюсь ненормальной? Неужели это то, что бывает со старыми девами?» Она подняла голову с подушки. Старая дева. До сих пор она не задумывалась об этом, но ей двадцать шесть лет, и теперь нечего и думать о замужестве, потому что кто будет наведываться в этот дом в гости? Для подходящих молодых людей, даже для подходящих мужчин среднего возраста здесь нет никаких дел. Она старая дева.

Осознание этого факта одновременно опечалило и отрезвило ее. Агнес встала с кровати, подошла к рукомойнику и сполоснула лицо водой. Затем подойдя к зеркалу, зачесала волосы со лба назад и подумала: «Я даже не могу сравнить себя с пасторскими дочерьми, они, по крайней мере, могут получать удовлетворение от добрых дел». Она вдруг почувствовала, что завидует им и вообще всем тем леди, которые стали сестрами милосердия или учителями. Сейчас она даже завидовала женщинам низших классов, которые обслуживают в лавках. Выпрямившись, она расправила платье и направилась к двери, и здесь у нее мелькнула мысль, что она входит в совершенно новый для себя мир, мир незамужних дев, и что с этим нужно примириться, этим жить и это переносить. Но, взявшись за ручку двери, она опустила глаза при мысли, как это горько. Что за бессмысленная жизнь!