После первой схватки с врагом «французы» несколько минут держались прежнего курса, и мы видели, как матросы живо, но не очень слаженно принялись убирать обломки, закладывать стопоры, чинить оснастку и прочее. Особенно суетились на «Олене» из-за крюйс-стеньги, которая болталась с подветренного борта; матросы делали отчаянные и вполне целенаправленные попытки избавиться от нее. Им это удалось, и через десять минут после прекращения огня французские суда положили руля точно по ветру и повернули к северу, словно вызывая своих врагов на бой, если у тех есть еще порох в пороховницах.
Пора и нам было трогаться, ибо во время передышки все четыре судна отошли так далеко на запад, что оказались в миле от «Рассвета», и я понял, что нужно снова уйти с дороги. Мы забрали ветер в паруса и побыстрее пустились прочь. Нас подгоняли и другие соображения. Когда месье Менневаль пошел в фордевинд, его противники устремились к его наветренному борту, и, если он не собирался сражаться в положении против ветра, он должен был, в свою очередь, уйти с дороги.
Сэр Хотэм Уорд, однако, был слишком опытный моряк, чтобы не воспользоваться преимуществом, которое предоставил ему месье Менневаль. Как только «французы» повернули к северу, он последовал их примеру, но не стал заметно идти под ветер, а опять ловко пошел в бейдевинд, не дотронувшись при этом до брасов, и пересек кильватеры своих противников, дав мощный бортовой залп по окнам кают «Оленя». К моему удивлению, «Желанная» не меняла курса, пока «Быстрый» не выдал ей порцию огня. Тогда «англичане» сделали поворот через фордевинд и, казалось, собирались было повторить удачный маневр, но тут месье Менневаль, поняв свою ошибку, привел корабль к ветру и открыл огонь из бортовых пушек, «Олень» последовал его примеру, хотя нос его смотрел в другую сторону; таким образом, всякая согласованность в их действиях нарушилась. «Англичане» надвигались, и спустя минуту все четыре судна опять заволоклись белым облаком дыма. Теперь мы видели только мачты от клотиков — иногда до марсов, но большей частью — до марса-реев, не ниже. Выстрелы зачастили, но через четверть часа приутихли, хотя сотня орудий все не унималась за дымовой завесой.
Несколько ядер полетели в нашу сторону; два даже прошли между мачтами. Однако зрелище так увлекло нас, что мы опять обстенили марсель и застыли на месте, пренебрегая опасностью, словно зеваки, столпившиеся на берегу. Минута бежала за минутой… прошла вечность, а мы все еще не видели толком ни одного корабля. Иногда часть корпуса выплывала из облака или ветер чуть разгонял пелену, но ни разу она не поднималась настолько, чтобы мы могли понять, какое судно открывается взору — французское или английское. Мачты исчезли — ни одной не было видно поверх облака дыма, так оно разрослось.
Прошел час — один из самых захватывающих в моей жизни; для меня он тянулся дольше, чем день, — так сильно я жаждал узнать, что же там произошло. Читателю известно, что пишущему эти строки приходилось бывать в бою; но тогда минуты летели, а это сражение длилось целую вечность. Как я уже говорил, прошел час, прежде чем огонь совершенно прекратился и мы смогли хотя бы предположить, чем закончился бой. Залпы звучали все реже в течение последнего получаса, а теперь и вовсе стихли. Дым, который густой массой лежал на поверхности океана, начал подниматься и рассеиваться, мало-помалу занавес раздвинулся, приоткрыв сцену битвы.
Первым мы увидели нашего старого знакомца — «Быстрого». Все три его стеньги исчезли, фор-стеньгу срезало чуть ниже салинга, а две другие — до самых мачтовых эзельгофтов. У грота-рея остался только кончик, а нижний такелаж и борта были покрыты обломками. Из парусов стояли только фок, фор-стеньги-стаксель и бизань — вот все, что сохранилось.
Едва только мы успели рассмотреть «Быстрый», как из облака дыма выплыл темный корпус «Оленя». Этому кораблю пришлось хуже всех: ни одно рангоутное дерево не возвышалось над палубой более, чем на двадцать футов, кроме фокмачты, и та осталась без верхушки. Море вокруг было сплошь покрыто обломками, и три шлюпки подбирали людей, которые держались на воде, уцепившись за куски мачт. «Олень» стоял в кабельтове от «Быстрого», и ему наверняка не терпелось убраться от него подальше, ибо, как только подняли на борт шлюпки, он поставил фок и повернулся кормой к ветру.
Наблюдая за движениями «Оленя», мы впервые увидели «Желанную». Она шла почти параллельно кораблю сопровождения и, как и он, держалась по ветру. Они как будто хотели сблизиться, чтобы прикрыть друг друга и вместе оторваться от неприятеля. На обломках мачт развевался трехцветный флаг. Однако «Желанная» выглядела несколько лучше, чем корабль сопровождения, — ее фок— и грот— мачты остались целы, впрочем, бизань-мачту срезало почти до самой палубы. Хуже обстояло дело с фока-реем — его разнесло пополам, внутренние концы лежали на баке, а ноки болтались на топенантах. Это судно еще несло грот и фор-стеньги-стаксель.
Последним из-за дымовой завесы вышел «Черный принц». У него все было на месте, от салингов до самого низа. На его борту не осталось ни одной брам-стеньги и уже убрали обломки, но все марса-реи были на эзельгофтах, а по такелажу, рангоутным деревьям и марсам сновали люди, равно как и на «Быстром». Оттого и наступило затишье — на обоих английских фрегатах свистали всех наверх, чтобы укрепить рангоут, а «французы», идя прямо по ветру, повернулись так, что не могли навести на «англичан» бортовые пушки; из-за скоса кормы на фрегатах в те дни к кормовым орудиям прибегали редко. Мне всегда казалось, что в этом отношении суда, построенные испанцами, превосходят все прочие; англичане же и американцы словно бы не принимали в расчет, что когда-нибудь им придется спасаться бегством. Я вовсе не хочу сказать, будто испанцам недостает храбрости — это неправда, — я хотел только отметить их превосходство в некоторых вопросах кораблестроения; однако, построив отличное судно, они не знают, как следует с ним обращаться.
Первые десять минут после того, как облако дыма рассеялось, мы видели, как на всех четырех кораблях команды поспешно устраняли повреждения: французы — бестолково и наверняка с шумом; англичане — старательно и с совершенным знанием дела. Я нарисовал общую картину, но были и исключения из правила. На борту «Оленя», например, я видел группу матросов, расчищающих судно от обломков грот-мачты; они трудились спокойно, уверенно и методично — свидетельство того, какие бесценные человеческие сокровища пропадали втуне из-за неправильного устроения этого рода войск, и главным образом — это мое твердое убеждение — из-за того, что офицеры не понимали, как важно хранить молчание на борту переполненного судна. Благодаря исконной английской неразговорчивости, помноженной на упорядоченность общественного устройства этой чинной — пожалуй, сверх меры — нации, англичане выиграли столько морских сражений, сколько их враги из-за присущей им словоохотливости — возросшей, может быть, в царствование les citoyensnote 121 за счет искривлений в политической жизни — проиграли. К счастью для нас, в минуты тяжелых испытаний американский характер склонен к молчанию и вдумчивости; мы шумливы, говорливы и пылки только в политических дискуссиях.
Уразумев, что бой, вероятно, переместится под ветер, мы некоторое время стояли на месте, желая посмотреть, чем он закончится. Я удивился тому, что «Черный принц» держался в отдалении от «Быстрого», когда тот спустился под ветер, устремился вслед за неприятелем и, заходя сначала с одного борта «Оленя», а потом с другого, обрушивал на него плотный и разрушительный огонь. Наконец сэр Хотэм Уорд тоже спустился под ветер и пошел в фордевинд, делая три фута против двух «Быстрого» благодаря тому, что мог нести все три марселя. Месье Менневалю как будто не понравилось, как обошлись с его кораблем сопровождения; не дожидаясь, пока его постигнет та же участь, он положил руль влево, пошел в бейдевинд и, приводя судно к ветру, дал бортовой залп, что объяснило нам причину промедления «Черного принца». На этом судне уже поставили предохранительный трос, чтобы спасти мачты, и, должно быть, выстрелом с «Желанной» срезало какую-то важную снасть, ибо грот-мачта рухнула сразу после того, как «француз» нанес удар, увлекая за собой крюйс-стеньгу. Однако в таком отчаянном положении «англичанин» не устрашился. Все паруса на фок-мачте по-прежнему забирали ветер, и он шел и шел прямо на неприятеля и только в двухстах ярдах от него привел судно к ветру, медленно и тяжело, — маневр существенно облегчило то, что вслед за кормовым рангоутом рухнула фор-стеньга, когда руль положили влево. «Олень», снова настроившись на позиционный бой, тоже пошел в бейдевинд, и снова все четыре корабля с таким воодушевлением набросились друг на друга, будто стычка только началась.
