Катя молча вытерла со стола, а клубнику щедро посыпала сахарным песком:

– Вот. Теперь будет сладко.

Дарька принялась есть. Она откусывала клубнику крошечными кусочками и макала в сахар. По подбородку тек красный сок.

– Опять вся обсвинячилась! – усмехнулась Катя. – Даша! Я должна с тобой серьезно поговорить.

– Угу, – промычала Дарька, не поднимая глаз, и ткнула ягодку в сахарную горку.

– Доктор… Ты когда вышла, мне доктор вот что сказал… Да не торопись же ты так, подавишься! Так вот… Доктор мне сказал вот что… Мне сказал, что… – слова подбирались с трудом. И зачем только он велел Дарьке выйти, а? Не пришлось бы теперь мучиться! – Доктор сказал, что ты болеешь из-за того, что… В общем, ты болеешь из-за Тимофея…

Дарька застыла с клубничиной во рту.

– Понимаешь, – продолжала Катя как можно более мягко, – Тимофей уже старенький, и у него на шерсти… Его шерсть… Знаешь, бывает кошачья перхоть… У котов тоже перхоть, как у людей, только она такая… ядовитая, что ли… Особенно если котик старый. Особенно тогда… И поэтому у тебя насморк все время. И горло тоже… – Катя совсем запуталась.

– Ты всё врешь! – сказала Дарька серьезно.

– Зачем мне врать, сама подумай? Мне доктор сказал, что Тимофея придется…

– Ненавижу тебя! Тебя и папу! Я всё про вас знаю! Вы его на улицу выгоните, чтобы он там умер!

– Но, Дашенька, я же…

– И не нужно мне твоей клубники! – Дарька оттолкнула блюдце, и по нему покатилась одна самая маленькая ягодка – последняя. На глазах у Дарьки уже закипали крупные слезы.

– Но, Дашенька, я же совсем не это собиралась сказать! – попыталась возразить Катя и сделала шаг к дочке – хотела прижать к себе, погладить по голове. Только Дарька ее руку оттолкнула.

– Уходи! Ты плохая! Ты злая! – крикнула Дарька. Вскочила и бросилась в свою комнату.

Катя поймала ее уже в коридоре, больно ухватив за предплечье.

– Да подожди ты! – крикнула она. – Стой, тебе сказано!

Что-то сорвалось внутри, и она тоже теперь кричала, а Дарька вся сжалась в комочек и стала приседать на пол, чтобы укрыться от Катиной ярости, но Катя не дала, рывком поставила обратно на ноги.

– Чтобы ты его больше не трогала! Чтобы я этого больше не видела! – кричала Катя в бешенстве. – Надоели твои бесконечные сопли! Я каждую неделю на больничном из-за тебя! Кота тебе жалко? А мать с отцом не жалко?!

Дарька ревела и вырывалась. И кричала:

– А я буду, буду его трогать! Он мой!!!

И Катя в сердцах хлестала ее пониже спины – сначала рукой, а потом подвернувшимся под руку зонтом:

– Не будешь трогать! Только попробуй! Я тебе такого кота покажу!

И тут Дарька внезапно вывернулась. Катя не смогла ее удержать. Дарька уже летела, падала навзничь и грохнулась посреди коридора, больно ударившись локтем. Тут же села, схватившись за ушибленное место, – и разревелась с новой силой.

– Дашенька, солнышко, ушиблась?! – Катя бросилась было поднимать дочку, но та, помогая себе здоровой рукой, испуганно отползала в конец коридора, пока не уперлась спиной в стенку и не забилась в угол.

– Господи, что я делаю… – пробормотала Катя, потирая висок, опустилась перед Дарькой на корточки. – Дашенька, родненькая, ну прости меня! Ну не плачь! Где больно?

Дарька жалась в углу, глядя на Катю с ненавистью.

– Уходи! Мне больно! Уходи!Катя с трудом подняла дочку на руки и стала укачивать как младенца; Дарька, обхватив ее за шею, сладко плакала и бормотала: «Не люблю тебя! Не люблю», – а из кухонного прохода эту мизансцену без любопытства наблюдал хозяин.Потом они вместе поплакали и договорились. От папы решено было держать аллергию в секрете, а Дарька поклялась, что больше не станет целыми днями таскать хозяина на руках. Конечно, Кате приходилось за ней бдительно следить. Застукав дочку на месте преступления, она строго качала головой и делала суровое лицо, а Дарька, стушевавшись, осторожно опускала Тимофея на пол. Катя мыла и мыла, так что даже Сергей был удивлен – уж на что он любил чистоту в доме, но и у чистоты должны быть разумные пределы.

Считали дни. Володя был бодр и весел, много шутил. Летом он задумал с друзьями путешествовать по Италии, и сложный разъезд как раз должен был принести ему необходимую сумму. Потихонечку собирались на юг и Катя с Сергеем. Уже были куплены плацкартные билеты до станции Лоо, очень удачные, два нижних и одно верхнее, Дарька в детском мире сама выбрала себе круг и зелененький купальник с юбочкой. Она еще ни разу не была на море, и предвкушение поездки немного отвлекло ее от кота – к большой радости Кати. Марья Марковна тоже поуспокоилась. Весеннее обострение улеглось, Юрок рассорился с наглой девицей, – и теперь она была медовая, Марья Марковна. Даже теща – и та, кажется, смирилась со своей участью.

Так прошел месяц. Оставались считаные дни. Сергей немного потеплел к хозяину. Он больше не метал в него тапки, если хозяину случалось проколоться и под утро громко и голодно заорать по старой памяти. Да и сам хозяин немного притих, как только его оставили в покое. Погода тоже была прекрасная. Под окнами клубилась ароматная белая сирень, вдоль подъездов курсировал пободревший по теплой погоде дневной дозор, перемывая косточки знакомым и незнакомым, юркие восточные дворники красили в яркое оградки и скамейки, а оболтусы из девятого «В» готовились к годовому экзамену: к удовольствию Сергея, историю по выбору вызвались сдавать двенадцать человек. Не зря, стало быть, он с ними возился весь год. Почти никто не собирался уходить из школы, вот разве Сибгатулин, остальные планировали учиться дальше – и в этом Сергей тоже чувствовал свою немалую заслугу.

Хорошее было время, спокойное.

Сергей всегда знал – и это пройдет. Все когда-нибудь проходит: плохое ли, хорошее. Пусть банальная, но все же истина, и третьего мнения тут быть не может. Он так и говорил Кате:

– Видишь, всё кончается.А Катя согласно кивала и потерянно улыбалась в ответ. Она боялась спугнуть покой, давшийся с таким трудом.За два дня до сделки Катя разбирала летнее и паковала чемодан. Наконец-то он дождался своего часа. Два года ждал. Катю это немного забавляло. Казалось бы – обычный чемодан, ящик на колесах. Бери да пользуйся. Но и ему, чемодану, оказывается, не так-то просто выполнить свое прямое предназначение. Попал в плохие руки – и стой себе в углу до скончания времен, храни в животе ненужные тряпки, траченные молью, или инструмент какой, или ботинки, или книги, или что там еще хранят в чемоданах? А так чтобы в поезд и поехали – нет, не судьба…

Вещей выходило не слишком много. Всё больше Дарькины – у Кати с Сергеем гардероб был минимальный, только самое-самое необходимое. «Ничего, – подумала Катя. – Вот переедем, обустроимся немного, и уж тогда…». А то совсем обносились.

В коридоре зазвонил телефон. Катя слышала шаги Сергея и как потом он весело сказал: «Алло! Вас слушают!» – но еще какое-то время машинально перекладывала вещи, пока спиной не почувствовала, как в воздухе разрастается напряженная тишина, исходящая оттуда, из коридора, от телефона. Под руку подлез хозяин и вспрыгнул на стопку Дарькиных футболок.

– Мя! – сказал хозяин, задрав морду, и без выражения посмотрел Кате в глаза.

– Да пошел ты! – ни с того ни с сего разозлилась Катя и грубо стряхнула его обратно на пол. Захлопнула крышку чемодана, вышла в коридор. Спросила встревоженно:

– Сережа, что?

Сергей молча стоял у телефона, похлопывая трубкой о ладонь, а из трубки вырывались короткие гудки:

– Ту, ту, ту, ту, ту…

А потом сказал:

– Ничего страшного…

Потому что действительно ничего страшного не произошло. Утром Володе позвонил Антон и попросил встретиться. Володя ждал его в офисе, глядя в сверкающее вымытое окно, за которым жарило нещадно июньское солнце, и наблюдал лично, как к главному входу подкатил глянцевый черный «хаммер» класса «катафалк» и покорно уткнулся тупым оскаленным рылом в бордюр, а из «хаммера» выпрыгнул довольный Антон и бодро взбежал по ступенькам.