— Обратите внимание, здесь строго запрещено курить, — заметил он улыбаясь.

— Какой прок быть боссом, если нельзя нарушать правила? — ответила я в тон.

— А вы не возражаете против того, чтобы я был здесь боссом? — спросил он вдруг.

Я пожала плечами.

— Вы можете, разумеется, быть кем угодна. Неделю назад мы вовсе не знали друг друга — что могло измениться за этот срок? — Я поймала себя на том, что пытаюсь ему что-то доказать.

— Вы сейчас говорите ерунду, и знаете это сами, — ответил Коннор. — За эту неделю изменилось все, и вы тому причиной.

— Но я ничего не предпринимала, только находилась здесь.

— Этого было вполне достаточно.

— О, не надо бы вам говорить об этом! Может, здесь кое-что изменилось с моим приездом, но и без меня эта неделя завершилась бы также. Леди Мод рано или поздно должна была скончаться, а вы должны были стать владельцем завода, к чему вы и стремились. Я уезжаю и хочу получить лишь одну вещь, которая мне действительно принадлежит, — каллоденскую чашу.

— Постойте, к чему такая спешка!

— Не то чтобы спешка... Просто мне пришло время уезжать. Не можете же вы теперь желать, чтобы я осталась?

— Я сам просил вас остаться. Я даже просил вас выйти за меня. Помните?

— Помню ли? Кто же забудет такое? Но вы это говорили еще до того, как получили завод. Вы тогда еще не знали, получу ли я наследство или нет.

— Черт побери! — Он уже начал выходить из себя, но справился со своими эмоциями. — Неужто прикажете начать все сначала? Я не так молод, чтобы играть роль романтического юнца, и не хочу заниматься пустой болтовней. Если бы мы действительно поженились, мы бы знали, что делать. Это не была бы мечта юных о любви, но это могло бы быть чертовски хорошо.

— Вам нужен деловой партнер?

— Черт вас возьми! Мне нужна жена. Мне нужны вы!

В те минуты — они показались мне бесконечными, — пока Коннор целовал меня, я начала было сомневаться в правильности своего решения. Его страстность и нежность не могли быть поддельными. Он целовал меня так, будто мы с ним были знакомы уже целую вечность и понимали друг друга с полуслова. «Я могу быть мужем. Я могу быть любовником», — тихо повторял Коннор, я поняла, почему Лотти Прегер вышла за него замуж. Однообразие семейной жизни могло ей надоесть, но в какие-то моменты с Коннором она могла забыть обо всем на свете. И этот мужчина мог бы стать моим, если бы только я смогла забыть все, что мне о нем известно.

Наконец я высвободилась из его объятий и заговорила:

— Нет, из этого ничего не выйдет, да и не может выйти. Беда в том, что все вы видите во мне только одну сторону — здешнюю, ирландскую, принадлежащую миру Шериданов и Тирелей. Но никому нет дела до другой стороны моей жизни, до того, что я дочь Эжена д'Арси, а не только Бланш Шеридан. Все мне только и говорят, что я должна делать, но никто не интересуется, а чего бы мне хотелось самой.

— Опять вы городите вздор! — Голос Коннора стал злым, но теперь я почему-то не боялась его. — Вся эта романтическая чушь не имеет ничего общего с действительностью. Уж не боитесь ли вы меня? Вы что, поверили глупым басням, что это я отправил Лотти на верную гибель? Или вы поверили в собственные фантазии, когда ночью видели, как я взял этот чертов коврик? К вам опять приставали эти двое — Энни и Прегер?

— Никто ко мне не приставал, да я и сама не знаю точно, справедливы ли мои подозрения. А Энни и Прегер не могли бы меня убедить. Потому что их мнения о вас расходятся.

— Расходятся?..

— Да. Прегер действительно считает, что это вы послали Лотти на гибель, а Энни... В глубине души она подозревает, что этот сделала леди Мод, потому она и молчит. Для вас Энни этого не сделала бы.

— А вы? Вы сами что об этом думаете?

— Я же вам сказала: не знаю и, наверное, никогда не узнаю. Только два человека знали это точно и одной уже нет в живых. Так что нам — Прегеру, Энни, Брендану и мне — остается только гадать, что тут к чему. А вам с этим придется жить всю жизнь, Коннор. Быть может, на вашей совести — убийство. Если так, Коннор, оно останется в вашем сердце осколком стекла, гладким, но острым, подобно краю бокала.

Я уже отъехала десять миль от Клонката, когда вдруг мне пришла в голову еще одна мысль. На соседнем сиденье лежала в деревянном ящичке каллоденская чаша. Когда Брендан вез ее сюда, она не была упакована так надежно — возможно, он даже вез ее в кармане куртки. Теперь она снова стала моей. Это было единственное, о чем я попросила Коннора Шеридана. Я могла теперь вполне оценить эту вещь, ставшую частью моей жизни, — произведение такого замечательного мастера, каким был Томас Шеридан, к потомкам которого принадлежала и я сама. И тут я поняла, что еще мне нужно из его наследия. Я снова повернула машину в сторону Клонката.

Глава 13

Приехав в Ливерпуль, я позавтракала в гостинице и позвонила Клоду из вестибюля. Это следовало сделать сразу, прежде чем я вернусь в Лондон, прежде чем старая лондонская суета успеет меня подчинить себе.

Когда он ответил на звонок, я сказала:

— Клод? Это Мора. Я в Ливерпуле.

— Ну, милая моя, — прошипел он в ответ, — по-моему, ты можешь там и оставаться! Ты меня подвела, поставила в дурацкое положение! За такие вещи едва ли можно простить. Мора...

— Клод, не кипятись, выслушай меня. Я долго думала и пришла к выводу...

— Дорогая, давай покороче, у меня мало времени.

— Клод, я хочу поговорить о тех моих фотографиях, которые я тебе тогда отдала...

— Ну?

— Понимаешь, я не хочу, чтобы их использовали. Я хотела бы их вернуть. Дело в том...

— Что?! Вернуть? Ты с ума сошла! Слушай, ты, паршивка, я сумел продать тебя только благодаря этим картинкам. Не думай, что ты уж очень хороша, это Макс — великий мастер своего дела. Пойми ты, они уже проданы.

— Клод, я должна их вернуть, я говорю серьезно. Если так уж нужно, я могу выкупить их. — Я сама удивлялась своему тону и своему напору.

— Этого нельзя делать. Ты все сорвешь. Без этих фотографий ничего не выйдет. — Он сбавил тон, видимо почувствовав, что я действительно настроена серьезно. — Обещаю тебе, Мора, если ты это сделаешь, то будешь занесена в черные списки всех агентств Лондона. Ты больше не получишь работы, и я сам об этом позабочусь!

— Клод, не надо меня пугать. Что будет, то и будет. Эти фотографии вовсе не предназначались для публикации. Они не принадлежат ни Максу, ни даже мне, они — частная собственность моей матери. Я даже не имела права их никому отдавать, вот и все.

— Я слушаю тебя, Мора, и не пойму, как человек серьезно может все это говорить, как человек с мозгами может отказываться от такого перспективного предприятия? Любопытно все же, что заставило тебя вдруг резко изменить решение?

— Это тебя не касается, Клод. Просто я открыла для себя, что не все в мире продается. Для меня это достаточная причина.

— Великолепная поза в стиле прошлого века, моя дорогая! Весьма эксцентрично. Интересно, надолго ли тебя хватит? Не собираешься ли ты вернуться к природе, на ирландские болота? Но в любом случае с тобой все кончено. Стоит мне позвонить людям, которые делают «Дикую природу», и моделью тебе уже не быть. Ты слушаешь?..

— Клод, я тебя уже наслушалась. — Я спокойно и осторожно положила трубку и через некоторое время набрала номер Макса. — Макс? Это Мора.

— Я ожидал твоего звонка, — спокойно и доброжелательно ответил он. — Клод орал на меня четверть часа.

— Прости меня, Макс, но мне необходимо это сделать. Но ведь для тебя все это — снимут они сериал или нет, буду я моделью или нет — не так уж важно, правда?

— Пожалуй. И я очень рад, что ты решила не использовать для этого фотографии, которые были у Бланш.

— В самом деле?

— Конечно. И хорошо, по-моему, что ты сама вовремя это поняла. Кто продает подобные вещи, тот больше никогда не получает их. Они даются людям только раз — и как их личное достояние. Правда, мне казалось, что ты еще не понимаешь этого по молодости.