Он очень хотел сейчас, чтобы я знала это, и, прервав рассказ, ожидал вопросов.

— А почему вы позвонили в Мирмаунт? Вы знали, что она собирается ехать в замок?

— Она не собиралась в замок. Она собиралась приехать сюда, ко мне.

— Сюда?.. — Я почувствовала себя скверно. Мне показалось, что горе и гнев Коннора стали мне теперь понятнее. Он должен был узнать сразу и о неверности, и о гибели Лотти.

— Я собирался в Копенгаген, чтобы подписать контракт с несколькими опытными стеклоделами для Шериданов. Лотти сказала, что тоже поедет со мной. Она хотела провести несколько дней в Копенгагене и несколько дней в Лондоне, а Коннору сказать, что все время была в Лондоне. Я, конечно, хотел, чтобы Лотти стала моей навсегда, а не просто провела со мной поездку. Но мне было довольно и того, что она мне предложила, и, как поступили бы на моем месте многие мужчины, я согласился на ее предложение. После звонка в Мирмаунт они оба — и Коннор, и Прегер — знали, что она должна приехать ко мне. Но на следствии мы все солгали. Коннор и Прегер сказали, что она ехала в замок навестить отца, перед тем как улететь в Лондон. А я сказал, что позвонил в замок Тирелей, но не рассказал о своем звонке в Мирмаунт. А Энни вообще ничего не говорила, да ее никто и не спрашивал. Но мы — Коннор, Прегер и я — теперь связаны этой ложью, на которую пошли, чтобы уберечь и ее имя, и имя Шериданов и Прегеров от скандала.

— Но вы сказали мне...

— Так вышло. Я, кажется, превратил вас в козла отпущения за последствия того, что совершилось при моем участии. Именно это я имел в виду, когда говорил о долге перед их семьей. Я хотел, как бы вернуть им долг с вашей помощью. Но я вытащил вас сюда, втянул в это дело, а положение от этого только ухудшилось. Простите меня.

Когда я подъехала к Мирмаунту, там было освещено только одно окно — в кабинете Коннора. Выйдя из машины, я увидела и его самого. Он как раз отворил входную дверь и вышел мне навстречу.

— Во всех ирландских домах входная дверь запирается на ночь, как и дверь с черного хода, — сказал он. — Я хотел помочь вам выйти из затруднения.

— Простите, если я разбудила вас. — Войдя в темный коридор, я направилась было к лестнице, но он взял меня за локоть, явно желая, чтобы я последовала за ним.

— Я не спал, — продолжал Коннор. — Вы пришли вовремя, я как раз допиваю бренди.

В его кабинете на столе действительно стояла бутылка и два стакана, а у пылающего камина стоял диван. Но, входя в кабинет вслед за Коннором, я думала не о нем. Я еще видела перед собой Брендана и слышала его слова. Я почему-то не могла смотреть в глаза Коннору, и мне казалось, что следует скрыть от него наш последний разговор с Бренданом.

— Благодарю, я не хочу пить, — сказала я.

Он сжал мою руку сильнее.

— Вы сейчас не очень-то общительны, верно?

— Теперь уже поздно, Коннор, я устала. День был такой длинный...

— Наш день, — уточнил он. Теперь Коннор заставил меня силой повернуться к нему лицом. — Наш день, Мора. Начался-то он очень скверно, с приступа у старой леди, но потом было несколько часов, которые для меня стали лучшими за время, пока я живу в этом доме. Разве это странно или ненормально — получать удовольствие от общения с красивой девушкой? Почему бы не продлить это приятное времяпрепровождение? Но для таких девушек, как вы, время течет быстро, не так ли? Меня тут не было всю вторую половину дня, и вы решили навестить другого мужчину поблизости. Теперь вы устали, а значит, не хотите быть в моем обществе. Брендан был очень настойчив, не так ли?

Я почувствовала, как вспыхнули мои щеки.

— Не понимаю, что вы хотите этим сказать. Мне надо было увидеться с Бренданом. Не требовалось же мне ваше разрешение! В конце концов, из-за него я сюда и попала. Естественно...

— Естественно? — перебил Коннор. — Да, Брендан все получает естественно — женщин, детей, собак, деньги... Даже — кто бы мог подумать! — немного славы. Такой он — сын поденщика и баловень фортуны. Цел и невредим, несмотря ни на что...

— Он не «невредим». Он... — Я умолкла, не зная, как объяснить Коннору, что я думаю о Брендане. Появление в его жизни Лотти и ее уход оставили глубокую рану в его душе. Но я не могла растолковать это Коннору, чье отношение Брендану было однозначным.

— И всегда, — продолжал он, — женщины защищали его и помогали ему.

Я стояла рядом, чувствуя опасную силу его слов и его обаяния. Он вроде бы отпустил меня, но знал, что я не уйду.

— Скажете, я ревнивец и завистник, — продолжал он. — Так оно и есть. Брендан теперь свободен и от семьи Шеридан, и от Ирландии, а я, Бог свидетель, хочу для себя того же самого. — И вдруг он снова схватил меня за руки и прижал к себе с такой силой, что я едва могла дышать, словно хотел вложить в свои объятия всю злость и боль.

Я попыталась вырваться, но безуспешно.

— Значит, все для него? — продолжал Коннор. — Скажите правду, и вы приехали сюда ради него? Не ради чаши, не ради семьи Шеридан, а ради Брендана?

Я не собиралась ничего отвечать на это. Он вдруг прижал свои губы к моим губам. Его губы показались мне обжигающими, несущими боль, словно он хотел выместить на мне таким образом все, что сам чувствовал, и отомстить Брендану.

— Почему бы мне не целовать вас? Разве он этого не делал? — Теперь его руки гладили меня по спине. — Почему бы мне не пожелать то прелестное и красивое, что только и есть в этом мертвом доме? Вы...

Мне удалось от него высвободиться, и я произнесла только одно слово:

— Лотти...

От этого слова он содрогнулся, как от удара, и с силой оттолкнул меня, так что я больно ударилась головой о дверь. Я поняла, что Коннор сделал это намеренно, — хотел, чтобы и я «разделила» его страдания.

— Черт побери! — вскричал он. — Лотти больше нет, а вы живы. И я, я тоже!

Я чуть не упала, но он и не подумал извиниться. Коннор даже не смотрел на меня больше. Он подошел к столу, повернулся ко мне спиной и стал ждать, когда я уйду.

Я вышла в коридор и стала, спотыкаясь, подниматься по лестнице. Единственный свет исходил по-прежнему из открытых дверей кабинета. На площадке я оглянулась. Тень Коннора неподвижно лежала на полу в коридоре. Интересно, смогу ли я когда-нибудь признаться, что сейчас, когда он вот так стоял, опершись на стол, один, охваченный отчаянием и гневом, почти готова была прийти к нему сама. Этот человек внушал мне противоречивые чувства.

У входа в мою комнату меня ждала кошка Лотти, которая, войдя вслед за мной, сразу вспрыгнула на постель. Я тоже прилегла, чувствуя себя страшно усталой и опустошенной. Но кошке до всего этого не было дела. Просто я напоминала ей ее хозяйку, и она уютно устроилась рядом со мной и замурлыкала. Теперь она не было одинокой, в отличие от Коннора.

Глава 7

Утром меня разбудила сиделка миссис О'Ши.

— Уже половина одиннадцатого, мисс Мора, — услышала я сквозь сон ее голос. — Я предупредила Энни, чтобы она дала вам поспать подольше, но ведь вы не хотите проспать весь день?

— Вы очень добры ко мне, миссис О'Ши, — ответила я.

Мне давно уже следовало встать. Пока я одевалась, она сообщила мне, что этим утром скончался ее двоюродный дедушка Пэт, который долго болел, и похороны состоятся в пятницу. Это, конечно, будет огромным событием, соберется много народу, поскольку здесь его все знали. Ей следует отправиться в Вексфорд, чтобы присоединиться ко всем родным и друзьям, которые соберутся его помянуть. Но здесь кто-то должен побыть со старой леди Мод, ее же нельзя оставить без присмотра. Я поняла, чего она хочет от меня, — мне снова придется здесь остаться. Никто из них и не думал, что я могу уехать.

— Конечно, я смогу посидеть с ней, миссис О'Ши. Скажите только, что мне следует делать.

— В том-то и дело, что ничего. Если хотите знать мое мнение, старая леди крепка, как лошадь, и еще многих переживет. Но доктор Доннели не велит первую неделю оставлять ее одну. От вас потребуется только спать в моей комнате с открытой дверью, чтобы услышать, если ей что-то потребуется. Я не хочу, чтобы люди говорили, что Молли О'Ши оставила свою пациентку на попечение служанки. — Она мне доверительно улыбнулась, словно хотела сказать: «Мы-то с вами знаем, что такое эти слуги». — А теперь можете выпить чаю, чтобы совсем проснуться, — добавила она, словно требовалось для этого ее разрешение.