— Почему вы не спрашиваете меня про то, что было на хуторе? — спросил отрок, — Или я уже все рассказал во сне?

— Нет, не рассказал. Вообще-то я примерно представляю, — пожал плечами лекарь, — но если ты расскажешь сам, может — какие-нибудь подробности пригодятся.

— Какие подробности?

— Ну, вот ответь — все ли у живых мертвяков так же, как у людей? Едят ли они, пьют?

— Я видел раз, как ел пустоглазый. Даже не жевал — прям, как волк, кусанул, захлопнулась пасть, да проглотилось. Пьют — что ни попадя, хоть из лужи, это я не раз повидал. Брызгают где попало, дом-не-дом, им все едино, да и нагадить могут. Лошади их боятся, даже вонь на дух не переносят. Мужских желаний у мертвяков, кажись, нет. Как спят — не пойму, они цепенеют, а сон это или нет — не знаю.

— Глаза закрывают?

— Бывает, и с открытыми глазами — вроде спят. Я бы побольше узнал, но когда меня возили, мешок на голову одевали, я даже не знаю, в каких сейчас краях… Привезли, вроде, мертвяки, но я все время шепот колдуна слышал, вот только ни разу не видел. Может, глаза он мне отводил? А потом, когда бабенок на хуторе похватали, мне тот голос все наказывал, как что делать. Я и так сопротивлялся, и эдак, а руки делали злое… Смотрите, вот эти предательские руки отпиливали младенцам головы! — закричал Бегуня, и с размаху ударил сам себя руками по голове. Иггельд с княжичем удержали парня от дальнейшего самоизбиения.

— Тебе придется жить с этими воспоминаниями, — предупредил лекарь.

— Бабенки так кричали, так кричали… — на юношу вновь нахлынули воспоминания.

Иггельд и Младояр промолчали.

— Но почему — жить? — опомнился отрок, — Не хочу жить! Ведь это я во всем виноват, кабы я знал — зарезал бы сам себя! Я — трус, да…

— А разве тебе оставили оружья?

— Нет, конечно, нет… Но потом, на хуторе, мои руки держали нож. Надо было зарезаться, а я — убивал других.

— Положим, сумей ты освободиться от колдовства, руки занялись бы другим — пустоглазами?

— Да, конечно. Но потом бы я…

— Хорошо, что ты жив. Нам расскажешь, пригодится — с Белым Ведуном управиться!

Бегуня слушался Младояра беспрекословно. Велел княжич спать — прилег у костра, да тут же и уснул. Что же до Младояра, то ему не терпелось задать дружке-наставнику один вопрос.

— Ну, давай, поговорим, — предложил княжичу ведун, шутканув, — вижу я, отчетливо — и третьим глазом наблюдаю, и четвертым — чую: шило у тебя в заднице!

— Насчет четвертого глаза потом расскажешь, — подхватил шутку подросток, — а сейчас о другом ответствуй. Ты говорил, что Белый Ведун будет нас на Бегуню ловить, и крючок сей нам должно заглотить. Бегуня у нас, так? — Иггельд кивнул в знак согласия, — Мы уже добрались до этого княжества в княжестве, где колдун — князь, правильно?

— То есть, ты хочешь сказать, мы выполнили прежнее заданье?

— Вот-вот, и куда теперь? — спросил Младояр, добавив с ехидцей, — Здесь же Священной Рощи нет!

— Зато есть Большой Дом, — парировал старик.

— Грибной тать рассказывал, вроде — редко туда Белый Ведун заходит. Предлагаешь покараулить?

— За нами следить будут, докладывать, — покачал головой Иггельд, — сегодня засаду устроим — завтра Белый Ведун знать будет! Нет, сделаем проще.

— Что?

— Да сожжем этот его ,испытательный дом, долго ли?

— Сам ведь говорил — вправе ли мы супротив обычая? — напомнил княжич, задорно глянув на старого лекаря.

— Дык мы не против обычая, у нас война с колдуном, — хитро прищурился Иггельд, — а Бтакой дом, коли захотят — новый отстроят, будут и дальше в нем отроков в мужи посвящать.

— Лучше пусть не отстраивают… Или — без этих… Ремней из спины…

— Да, красочно сказывал Грыж, интересно, много ль приврал? — усмехнулся старик, — Главное — что б в пути не ошибся. Как он говорил — излучина, Вороней Камень, кусты с еле заметной тропинкой, вишни…

— А потом тис возле черного омута, — обрадовался Младояр, — как все сошлось, даже спрашивать не нужно.

— Ну, неизвестно… Грыжа могли нам и подставить, — вздохнул Иггельд, — ну, да ладно. А вот насчет просто — излучину-то мы найдем. А вот как с Вороньим Камнем быть? Как ты думаешь, на нем написано — вороний он, али воробьиный?

— Вороны некоторые камни облюбовывают, — махнул рукой княжич, — у них там, небось, вечевой место, раз и камень так прозвали.

— Тогда найдем, — согласился ведун, — я ложусь, твоя очередь сторожить — первая. Кстати, Бегуню привяжи!

— Ничего, я покараулю, — Младояр посмотрел на мирно спящего отрока, — жаль будет его убивать, если что…

— «Если что» — крикни громко, может — и опомнится, — посоветовал Иггельд.

Жеребчик, позаимствованный в мертвой деревеньке, оказался совсем не плох, да и Бегуня — невелика ноша. Отрок то и дело вырывался вперед, а на вопрос ведуна — куда, мол, торопишься, ответил — «Может, в засаду попаду…». Видать, смерть не привечала Бегуню — до Гремячей добрались без происшествий. Младояр снял жирного дундука первой же стрелой, пока раскладывали костер — Бегуня притащил налима, пойманного голыми руками. Обед получился неплох.

— Сегодня битвы не будет, — заявил княжич, поглаживая то впалое место, которое у других называется брюхом.

— Не будет, — подтвердил ведун, — а завтра не будет ни обеда, ни костра! Гей, Бегуня, с какой стороны от нас излучина с Вороньим камнем?

— О Вороньем камне не слыхал, — признался отрок, — а излучину влево, супротив течения, видел. И камень цвета желтого, иль серого — вроде стоял.

Всадники вошли, один за другим, в прозрачную воду речки, копыта лишь чуть побрызгали, след остался — как будто собрались переходить. И лишь в воде повернули влево, не оставляя тем, кто их возьмется выслеживать, шансов определить, куда направились — вверх, вниз, или на ту сторону… Берег пологий, неглубоко, прошли не одну сотню шагов по воде. До излучины оказалось всего с три версты.

— Ежели на камне сидит одна ворона, это Вороний камень, али нет? — любомудрствовал княжич, вперив взгляд в глыбу песчаника сажени в полторы высотой. Камень находился как раз напротив, по другую сторону реки.

— Будем дожидаться вторую? — предложил Иггельд.

Для перехода реки выбрали место пошире, в результате — замочили лишь колени. Иггельд направил жеребца вдоль кустов, только глупец пошел бы напрямки, туда, где торопыг ждут коварные ловушки. Ведун пропустил одно удобное место, другое, потом — наугад, видать — старик вошел, спешившись, в кусты. За ним направились гуськом подростки. Оно конечно, кустики неплохи, когда залезаешь в зеленое месиво с девчушкой, но вот так продираться — приятного мало. Пока что все шло так, как рассказывал грибной тать. Кусты сменились вишнями. Увы, еще только завязавшие плоды — не полакомишься! Чем дальше, тем медленней, осторожней продвигался ведун, казалось, закостеневшее стариковское тело заизвивалось, точно — уж.

— Справа звук! — шепнул Младояр.

Все остановились, прислушиваясь. Звук повторился, совсем слабый, вроде — и не слова кричал кто-то, а — просто. Постояли еще — тишина.

— Верно, дом испытаний — там, — показал направо княжич.

— Может быть, — кивнул старик, двинувшись туда, куда указал рукой воспитанник, — еще не князь, а уже перстом тычешь, — добавил Иггельд беззлобно.

Спереди сквозь ветви проглянуло пустое место. Иггельд остановился, потом очень осторожно подобрался к поляне, стараясь остаться незамеченным. Понаблюдал, голова ведуна наклонялась то так, то эдак — не ветви же отворачивать, затем — уступил место воспитаннику. Младояр осторожно огляделся, стараясь не задеть ни листочка. Впереди простиралось, шагов эдак на пятьсот, свободное от леса пространство. Омут посреди, тис корни в воду опустимши — как и обещано. Чуть подальше, у самой чащобы — дом в два пола, не ниже, окон и дверей не видать. Княжич попытался понять, как там живут. Должна же быть печь, в которой готовят еду, а раз есть печь — и на крыше труба. А в этом доме, сколь ни приглядывайся, трубы не заметно. Нет ничего, напоминающего отхожее место. Даже просто помойки… А как они, кстати, умываются, где бочка с водой? Вроде, опять кто-то закричал.