Не дожидаясь ответа, он выскочил из чужого дома, перемахнул через забор, проигнорировав калитку, и едва успел увернуться от ботинка, полетевшего ему в голову. А, может, Паркер не очень старался попасть, просто решил дать волю эмоциям. В любом случае, возвращаться и уточнять не хотелось.
Глава 4. Яблоко раздора.
Керри без особого восторга восприняла новость о том, что в ближайшее время ей придется перебираться в Англию. Она вместе со своими одноклассниками заранее распланировала свое свободное время и собиралась вместе с ними поехать на горнолыжный курорт, а вместо этого её взяли и отправили к дальним родственникам, заявив, что не позволят ей оставаться без присмотра, ибо она магнитит к себе неприятности. Девушка фыркнула обиженно, закрылась в своей комнате и заявила, что не выйдет оттуда до тех пор, пока родители не изменят своё решение. Родители идти на уступки не собирались.
Керри оставалось только гневно фыркать и метать подушками в сторону двери каждый раз, когда она приоткрывалась. В конечном итоге её меланхоличный отец, не имевший склонности к телесным наказаниям и предпочитавший разговоры по душам любым другим методам, ухватил дочь за шкирку, отвел в ванную и долго поливал холодным душем. Как сам он выразился, помогал девчонке охладиться. Она визжала, упиралась, махала руками и однажды чуть не попала отцу в глаз, но он не прекращал экзекуцию до тех пор, пока она не смирилась со своей судьбой и не прониклась чужими желания, сделав их своими собственными. Пришлось убедить саму себя в том, что проживание в Лондоне под одной крышей с родственником – предел мечтаний, а романтическая поездка на курорт с компанией парня, который ей нравится – это просто блажь.
Во время ужина девушка сверлила родителей взглядом, пытаясь донести до них мысли о том, насколько они противные и мерзкие люди, но даром внушения мыслей не обладала, потому, как только родители поворачивались к ней лицом, она выжимала из себя жалкую улыбку и начинала с унылым видом накручивать на вилку макароны. Аппетита не было совершенно. Точнее, он был, но девушка внушала себе мысль, что не хочет есть и не будет этого делать в знак протеста. Пусть помучаются и подумают над своими поступками. Нормально разве ребенка совать под холодный душ? После проведения показательных выступлений, у девушки зуб на зуб не попадал, единственным желанием было – закутаться в одеяло и никогда из этого теплого кокона не выползать.
Нельзя сказать, что общество Дитриха казалось таким уж отталкивающим.
Нет, совсем нет. Керри нравилось с ним общаться, но только на расстоянии. В такие моменты они были едва ли не лучшими друзьями. Когда же находились под одной крышей, дом становился зоной боевых действий. Скандалы разгорались по любому поводу. Керри обожала идеальный порядок, родственник всегда разводил в своей комнате бардак. Доставалось, впрочем, не только его комнате, но и всему дому, потому что Дитрих не умел устраивать свинарник на малых территориях. Ему нужен был размах. По всему дому валялись его вещи, одного взгляда на ценник которых достаточно было для того, чтобы девушка попала в состояние шока и долго
долго не могла из него выбраться. Просто не понимала, как можно столько спускать на обыкновенные тряпки. Ланц всегда смотрел на сестрицу с недоумением и выдавал достаточно закономерный аргумент в свое оправдание: «Я трачу не твои деньги, так что не указывай, что, когда и по какой цене, мне покупать». Это была истинная правда, потому девушка и не спорила.
Её родители тоже были состоятельными людьми, но намного более прижимистыми, чем дядя с тетей. Они не позволяли столько тратить на свой гардероб, и Керри время от времени с ума сходила от зависти, глядя, какие километровые чеки валяются в гостиной у Ланцев. Больше половины счетов приходились на магазины одежды и обуви. На средства по уходу за волосами тоже тратилось немало. Но тут уже не Дитрих старался, а Лота сама его по салонам таскала, заявляя, что раз он отрастил себе такую гриву, пусть достойных уход обеспечивает. Ланцу, кажется, такая жизнь была по душе, хоть он и делал вид, что ему все равно. Девушки вечно оборачивались ему вслед на улицах, а одна особо наглая девчонка как
то, проходя мимо них по улице, заявила своей подруге:
– Посмотри, как этой девчонке повезло. Сама
то не очень, зато парень…
Они засмеялись, а Керри почувствовала себя оплеванной.
На самом деле, все так и было. Её унизили и над ней посмеялись. Дитрих просто заявил, что не стоит обращать внимания. И уж тем более не нужно показывать свое расстройство. Керри психанула, заявив, что он просто бесчувственный мудак. Брат пожал плечами и согласно кивнул, подтверждая слова Дарк. Все правильно, именно так. Он бесчувственный мудак, но меняться не собирается, потому что все равно ничего хорошего перемены в личности обычно не приносят. Точнее, те перемены, которые происходят в ходе ломки личности, а не собственного желания усовершенствовать свой характер.
Разумеется, в этом плане он был прав.
Характер человека закладывается на самой ранней стадии развития, в несмышленом детстве, когда дети еще не особо разбираются в мотивации своих поступков, действуют больше по наитию и под влиянием момента. Именно в это время неплохо бы уделять им как можно больше внимания, разграничивая понятия хорошо и плохо, черное и белое, не забывая при этом и о промежуточной категории, подпадающей под понятие серого. Дети восприимчивы к новой информации и до них легче донести все то, что хочешь им сказать, чему научить, а от чего предостеречь. Когда ребенок вырастает, его невозможно переделать безболезненно. Он уже сформирован, как личность. У него своя система ценностей и свои предпочтения, свои желания. Он предпринимает попытки их реализовать и, в зависимости от того, как воспитали его родители, какие ценности ему привили, будет либо легко справляться со всеми неурядицами, либо наступать с завидным постоянством на одни и те же грабли, набивая шишки на лбу.
И тогда уже бессмысленно что
то менять. Точнее, пытаться менять. Потому как все равно ничего хорошего из этого не выйдет. Ошибки никто исправлять не кинется, а вот скандал неминуемо произойдет.
*
Паркер набрал полную пригоршню воды и выплеснул её себе в лицо, смывая с лица кровь. Убрав от лица волосы, посмотрел в зеркало и недовольно фыркнул, отражение было вдохновляющим. Из носа кровь, из губы кровь, а на шее синяки от чужих пальцев, которые смыкались на горле, пытаясь удушить. Попытки были вполне удачными. Рукав почти оторван и болтается на парочке особо крепких ниток, костяшки пальцев сбиты и саднят, и не факт, что он не загнал себе в ладонь занозу.
Дверь школьного туалета отворилась, и на пороге нарисовался второй участник событий, непосредственно, сам Ланц. Не обращая внимания на Паркера, он прошествовал к другой раковине, пустил холодную воду и принялся отмываться от грязи и крови, в которой, казалось, перемазался с ног до головы. Эшли выглядел не лучше, но почему
то вид враг, который не смог сохранить свой товарный вид и сейчас выглядел преотвратно, улучшил его настроение, даже стало немного весело. Хотя, первоначально в его душе преобладала только черная ненависть.
Первая кровь.
Под таким грифом проходил сегодняшний день в личном календаре обоих соседей. С тех пор, как они пересеклись в комнате Паркера, прошло почти полтора месяца и все это время они старательно делали вид, что ничего особенного не происходит, и друг друга они не замечают. Молчаливый игнор стал главным козырем в этой борьбе, но, тем не менее, все равно производил на окружающих впечатление. Все понимали, что эти двое прониклись друг к другу не самыми теплыми чувствами, а потому могут пойти на все, только бы продемонстрировать степень своего превосходства. Кто
то просто считал их придурками, и не думал скрывать свое истинное мнение. Об этом говорили открыто, но Паркер и Ланц старательно делали вид, что не замечают осуждающих взглядов, направленных в их сторону и не слышат осуждающих речей. А, может, на самом деле, не слышали и не видели, сосредоточенные друг на друге. Вернее, на слабостях друг друга.