– А хочешь я спою, как надо? – поинтересовался Дитрих.

– Ты? Споешь?

– Ну, да.

– Ты петь

то умеешь?

– И получше, чем некоторые, – фыркнул Ланц, уязвленный заявлением соседа.

До этого дня никто и никогда не ставил под сомнение его вокальные способности. Все знали, что поет он невероятно сильным, чистым, хорошо поставленным голосом.

– Тогда спой, – усмехнулся Эшли.

– Подожди, сейчас спущусь.

Дитрих захлопнул окно, сбежал вниз по лестнице, и через некоторое время появился на улице.

– Играй вступление, – практически приказным тоном выдал.

Паркер это заметил, но не стал спорить с Ланцем. Ему, в сущности, наплевать было на то, как и что петь. Его больше интересовал процесс игры. Если Дитриху хочется похвастаться своими вокальными данными, пусть поет.

Когда Дитрих запел, Паркеру все же пришлось признать, что его исполнение слегка хромало именно в плане несоответствия голоса. А еще, как бы хорошо он не разговаривал по

немецки, но акцент у него был. Слушая свое собственное исполнение, он этого, конечно, не замечал, но теперь, услышав исполнение Дитриха понял, что ему явно еще нужно учиться произношению. И вообще лучше не пытаться исполнять песни на иностранном языке, некоторые слова он произносит так, что невозможно разобрать, что же именно он хотел сказать. Вроде текст знает, но выговор все равно хромает.

– Здорово, – произнес Паркер, когда Ланц замолчал.

– Согласен с тобой, коллега, – усмехнулся Дитрих.

– Ты, как я посмотрю, тоже ложной скромностью не страдаешь.

– Нет. Не имею такой дурной привычки.

– Ты где

то учился петь? Или природные данные?

– Природные, – ответил Ланц, облокотившись на забор. – Музыкальную школу не посещал, да и желания такого никогда не было. Тут в чем ещё дело… Моя любимая группа, песни заслушаны до дыр. Я тебе и посреди ночи спою, если меня попросить. За то время, что слушаю их, успел все слова выучить, интонации вокалиста. В общем, исполнить эту песню для меня легче легкого. Интересно, отчего ты вдруг за их репертуар взялся. На то есть какие

то причины?

– Ищу общие темы для разговоров с тобой, – хмыкнул Эшли.

– Ой, как лестно.

– А, если серьезно, то просто оттачиваю навыки. Хочу доказать кое

кому, что я достоин большего.

– И кому?

– Явно не школьному окружению.

– Это и так понятно. Все давно уяснили, что школа тебя не интересует. Тем более, интересно узнать, в какие дебри тебя занесло.

– В «Dark Side», – произнес Паркер почти равнодушно.

Дитрих посмотрел на него удивленно, моргнул пару раз. Потом потрясенно выдал:

– Ничего себе.

– Что? – удивился Эшли.

– Те самые «Dark Side», о которых я подумал?

– Ну, да.

– И ты так просто об этом говоришь?

– Да, – ответил Паркер. – Просто говорю. А что должен делать?

– Это же офигенно, – выдал Ланц. – Я бы точно не был таким равнодушным, если бы меня позвали играть в эту группу. Они же… Они же… Они же охренительно круты! Если честно, я слабо представляю, где ты мог с ними пересечься, но, если ты, действительно, будешь играть с ними, то это потрясающе.

– В том

то и дело, что пока я с ними не играю. Я – сессионщик.

– Кто?

– Сессионный музыкант, – популярно объяснил Эшли. – То есть не на постоянной основе, а так время от времени. В общем, пока я только помогаю им записать новый альбом, что будет потом – не знаю. Ты же знаешь, что школу я практически не посещаю? Знаешь, конечно. Привык к тому, что меня почти никогда на уроках не бывает. Так вот, раньше я играл в одной, не особо известной группе. Тем не менее, относился к этому занятию – серьезнее не бывает, что шло в ущерб моей учебе. Всегда перед человеком ставится выбор, и выбрать можно только одно. Я делал ставку на музыку, а не на учебу. Потому

то и говорю, что это дело моей жизни. Так однажды и познакомился с участниками «Dark Side». От них как раз ушел их постоянный гитарист. Они увидели мое выступление, предложили стать их сессионным музыкантом. Я согласился и о решении своем не жалею. Единственное, что меня бесит, так это некоторые личности, заявляющие, что «ребенок в группе им не нужен».

Последние слова Паркер произнес с ехидцей в голосе. Стало понятно, что эти слова были сказаны кем

то в его адрес, и ребенком назвали именно Паркера. Нужно было подбодрить друга, сказать что

то обнадеживающее, но у Ланца ничего не получалось. Хотелось расхохотаться, услышав данное заявление.

– В связи с чем ребенок

то?

– В связи с возрастом, конечно.

– Может, тебе как

то попытаться доказать им обратное? – предположил Дитрих.

– Как? Да и что это изменит?

– Не знаю. Наверное, ничего, – согласился Ланц. – Единственное, чего понять не могу: какое отношение к музыке имеет возраст человека, который её исполняет?

– Ты не один такой, – обнадежил его Паркер. – Я тоже не имею представления. Впрочем, оставлю это на совести недовольных. Жизнь слишком коротка, чтобы думать о таких мелочах.

– Что ты планируешь делать?

– Доказывать, что я – лучший, – ответил Эшли. – В депрессию точно впадать не собираюсь.

– Ты надеешься войти в состав группы?

– Надеюсь. И не перестану надеяться никогда. Даже, если укажут на дверь, разобью палатку у входа в студию звукозаписи и буду цепляться к каждому из них, пока они не скажут, что я официально принят в состав группы.

– Хочется верить, что до палаточного городка дело не дойдет, – вздохнул Ланц, представив Паркера, разбивающим палатку. Хорошо, если голодовку не объявит.

– Мне тоже хочется, но в жизни разное бывает, – протянул Эшли, хватая с перил кожаную куртку. – Прошу прощения, но вынужден откланяться. У меня репетиция через час.

– Удачи, – пожелал Ланц от чистого сердца.

– Спасибо, – улыбнулся в ответ Паркер.

Дитрих остался наедине с самим собой. Некоторое время он еще стоял на месте, глядя вслед удалявшемуся соседу.

Странно было думать об Эшли, как о музыканте. А в перспективе, как о знаменитом музыканте, тем более играющем в такой группе. Его внешний вид, на самом деле, не особо вписывался в концепцию группы, в которой он намеревался играть. Как балерина рядом с рокерами. Нет, в принципе, Ланца не волновало, как музыканты выглядят. Он был простым слушателем, в мир музыки не совался, и не собирался в дальнейшем этого делать. Но рассуждать о музыкантах легко, когда их не знаешь. Паркера же он знал, даже другом считал. Однако и из солидарности не мог представить того на сцене. Явно же выбивается из общего строя. Эшли Паркер и «Dark Side» – это, как Пэрис Хилтон, решившая спеть на одной сцене с группой «Kiss».

О существовании «Dark Side» Дитрих узнал не так давно. Он вообще не особо жаловал англоязычную музыку. Тем не менее, переехать в страну и даже не полюбопытствовать, что творится здесь в музыкальной среде, он не мог. Его не привлекал соул, джаз, и уж тем более – поп. Дитрих всегда слушал исключительно тяжелую музыку, и своих пристрастий не скрывал. Так в один из дней Гугл и поведал ему о существовании группы, игравшей тяжелый рок. К группе Дитрих отнесся скептически, заранее решив для себя, что ему не понравится. Прослушал пару треков и понял, что втянулся. Потом неожиданно пришло осознание, что о них он уже слышал, даже видеть их доводилось. Правда, не на концертах, а на майке у одного из одноклассников. Тот давно и прочно слушал хард

рокеров, оттого и с творчеством «Dark Side» был знаком. Они отличались эпатажным поведением, наносили на лица грим, тексты их песен были насквозь пропитаны чем

то таким… унынием что ли, но Дитриху все равно нравилось. И он продолжал слушать, даже не догадываясь о том, что рядом, в соседнем доме, живет один из них. Отчего

то в будущем Паркера, как звезды, Ланц не сомневался. Хотелось поинтересоваться у Керри, знает ли она о том, чем занимается в свободное время её любовь. Наверняка же, знает. Но почему