Я сказала что-то беззаботное и незначительное и отвернулась от него, закрывая за собой дверь. Я не могла думать, я не могла даже двигаться. Я заболела. Я все повторяла и повторяла, обращаясь к самой себе: «Он должен уйти, он должен отсюда уехать». Но я знала, что не смогу попросить его покинуть мой дом, поэтому я все говорила и говорила себе: «Тогда ты должна попытаться отстраниться».

Когда Савл вернулся, я поняла, что ждала звука его шагов несколько часов. К тому времени уже почти полностью стемнело. Он выкрикнул какое-то приветствие в мой адрес, чрезмерно громкое и дружелюбное, и сразу прошел в ванную. (* 12) А я сидела и думала: «Это просто невозможно, не может такого быть, что этот мужчина сразу после свидания с Джейн Бонд возвращается сюда, идет смывать с себя следы секса, понимая, что я, должно быть, все знаю. Это невозможно». И все же я знала, что это возможно. Я сидела и накручивала себя, заставляя себя спросить: «Савл, ты спал с Джейн Бонд?»

Когда он ко мне пришел, я произнесла это вслух. Он издал характерный громкий грубый смешок и ответил:

— Нет.

Потом он внимательно на меня посмотрел, подошел ко мне и меня обнял. Он сделал это так просто и так тепло, что я тут же сдалась. Он сказал, очень по-дружески:

— Да будет тебе, Анна, ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Относись ко всему проще.

Он немного приласкал меня и добавил:

— Думаю, ты должна постараться кое-что понять — мы очень разные люди. И еще — то, как ты жила здесь до моего появления, не пошло тебе на пользу. Все в порядке, я здесь.

С этими словами он уложил меня в кровать и принялся меня поглаживать и успокаивать, так, словно я была больна. А я и вправду была больна. В голове у меня все смешалось, в животе бурлило. Я не могла думать, потому что человек, обращавшийся со мной столь нежно, был тем же человеком, который делал меня больной. Спустя какое-то время он сказал мне:

— А сейчас приготовь мне ужин, это пойдет тебе на пользу. Помоги тебе Бог, но ты же настоящая семейная женщина, тебе бы стать женой хорошего надежного человека, жить бы с ним спокойно да поживать.

Потом, угрюмо (*13):

— Помоги и мне, Боже, я, похоже, всегда выискиваю именно таких.

Я приготовила ему ужин.

Сегодня утром, рано, зазвонил телефон. Я ответила на звонок, это была Джейн Бонд. Я разбудила Савла, сказала ему, вышла из комнаты и пошла в ванную, где устроила страшный шум: пустила воду ну и так далее. Когда я вернулась, он уже снова лежал в постели, свернувшись калачиком, в полудреме. Я ждала, что он мне скажет, что ему сказала Джейн или чего она хочет, но он и словом не обмолвился о ее звонке. Я снова разозлилась. Но вся прошедшая ночь была наполнена теплом и нежностью, во сне Савл поворачивался ко мне как мой возлюбленный, он прикасался ко мне, целовал меня, он даже называл меня по имени, так что все это предназначалось мне, лично мне. Я запутывалась в собственных чувствах. После завтрака он сказал, что должен уйти по делам. Последовал долгий детальный рассказ о том, что ему необходимо встретиться с одним человеком из мира киноиндустрии. По упертому деревянному выражению его лица и по ненужной сложности его объяснений я понимала, что он собирается встретиться с Джейн Бонд и что он договорился с ней о встрече, когда она ему позвонила. Как только Савл ушел, я поднялась в его комнату. Там все чрезвычайно аккуратно и опрятно. Потом я начала рыться в его бумагах. Я помню, как я подумала, ничуть себе не ужасаясь, а так, словно я делаю это по праву, потому что он мне лжет, что это первый случай в моей жизни, когда я читаю чужие письма и другие личные документы. Я злилась, мне было худо, но действовала я очень методично. В одном углу ящика стола я нашла пачку перетянутых резинкой писем, от одной американской девушки. Они были любовниками, она жаловалась, что Савл ей не пишет. Потом я нашла еще одну пачку писем, от девушки из Парижа, — снова жалобы, что он не написал. Я положила письма на место, но не аккуратно, а как попало, и стала высматривать что-нибудь еще. Потом я обнаружила несколько стопок дневников. (*14) Я помню, как подумала, что это странно, что в его дневниках записи идут в хронологическом порядке, что они не расколоты на несколько разных частей, как мои. Я пролистала несколько старых дневников, не вчитываясь, а просто пытаясь получить некое общее впечатление. Бесконечный перечень новых мест, разных работ, нескончаемый список женских имен. И через все разнообразие мест-названий, женских имен красной нитью — подробности о чувстве одиночества, об отстраненности, об изоляции. Я сидела там, на его кровати, пытаясь слить воедино два разных образа — образ мужчины, которого я знала, и того, который вставал со страниц этих дневников, последний был тотально наполнен жалостью к себе, был холоден, расчетлив и бесчувствен. Потом я вспомнила, что, когда читала собственные дневники, я себя не узнавала. Происходит нечто странное, когда кто-то пишет о себе самом. То есть — когда пишет о себе реальном, а не об образе самого себя. Результат выходит безжалостный, холодный, осуждающий. Или если не осуждающий, то в нем нет никакой жизни — да, именно так, он получается безжизненным. Я понимаю, что, написав это, я сразу оказываюсь в том месте своей черной тетради, где писала о Вилли. Если бы Савл сказал о своих дневниках или сказал бы, подводя итоги о себе молодом с точки зрения себя более позднего: «Я поступал по-свински, с женщинами я вел себя как самая настоящая свинья», или «Я правильно делаю, что поступаю с женщинами именно так», или «Я просто записываю все, что происходит, я не оцениваю свое поведение вообще никак», — что ж, что бы он ни сказал, это было бы неправильно и неуместно. Потому что чего совсем нет в его дневниках, так это его жизненной силы, обаяния, самой жизни. «Вилли позволил себе блеснуть очками через всю комнату, и он сказал…» Савл, прочно стоящий на земле, Савл, не знающий отказа, ухмыляющийся — он иронично ухмыляется по поводу своей же позы соблазнителя, — протяжно цедит: «Пойдем, малышка, давай потрахаемся, ты в моем вкусе». Я продолжала читать отдельные записи, сначала ужасаясь их холодной безжалостности; потом переводя их, опираясь на свое знание Савла, в жизнь. Настроение мое постоянно скакало: от злости, женской злости, к восторгу, который ощущаешь, наблюдая за некоей формой жизни, к восторгу узнавания.

Потом мои восторги улетучились, как только я наткнулась на запись, которая меня сильно испугала, потому что я уже написала это, в своей желтой тетради, повинуясь какому-то иного рода пониманию. Меня пугает, что, когда я пишу, я, похоже, становлюсь какой-то ужасной ясновидящей или кем-то в этом роде, включается интуиция; работает какая-то часть разума, которую слишком больно применять в повседневной жизни; если использовать ее в обычной жизни, жить будет совершенно невозможно. Три записи: «Пора убираться из Детройта, я получил от него все, что мне было нужно. Сложности с Мейвис. Я был без ума от нее неделю назад, а теперь — ничего. Странно». Потом: «Вчера вечером Мейвис пришла ко мне домой. У меня была Джоан. Пришлось выйти в холл и отправить Мейвис прочь». Потом: «Получил письмо из Детройта, от Джейка. Мейвис перерезала себе бритвой вены. Ее успели вовремя доставить в больницу. Жаль, хорошая девушка». Больше Мейвис нигде не упоминалась. Меня переполняла ярость, холодная мстительная ярость войны полов; я разозлилась настолько, что была вынуждена просто отключить свое воображение. Я отодвинула в сторону груды дневников. На то, чтобы их прочесть, ушла бы не одна неделя, а мне было неинтересно. Теперь меня разобрало любопытство: а что он пишет обо мне? Я нашла запись того дня, когда Савл впервые пришел в эту квартиру. «Познакомился с Анной Вулф. Если я собираюсь призадержаться в Лондоне, вполне сойдет. Мери предложила мне комнату, но я вижу, что там без сложностей не обойдется. С ней хорошо спать, но не более того. Анна меня не привлекает. В данных обстоятельствах это хорошо. Мери закатила сцену. На вечеринке — Джейн. Мы танцевали, практически трахались на танцплощадке. Маленькая, легкая, похожая на мальчика — отвез ее домой. Протрахались всю ночь — здорово!» «Сегодня общался с Анной, не помню ничего из того, что я ей говорил, не думаю, что она что-нибудь заметила». Несколько дней записи не делались. Потом: «Забавно, Анна мне нравится больше всех, но мне не нравится с ней спать. Может, пора двигаться дальше? С Джейн начались сложности. Да е… я этих дам, буквально!» «Анна устраивает сложности из-за Джейн. Что ж, тем хуже для нее, намного хуже». «Порвал с Джейн. Жаль, самый лучший секс из всего, что у меня было в этой чертовой стране. Маргарита в маленьком кафе». «Позвонила Джейн. Устраивает мне сложности из-за Анны. Не хочу сложностей с Анной. Встречаюсь с Маргаритой».