На Рождество Джойс позаботилась о том, чтобы ее родные не скучали. Хэл забронировал на праздники для всей семьи места в модном отеле в Шотландии. Уговорили и Джойс. Она вытерпела два дня, потом сбежала, свалила на юг.

— Очень нехорошо с ее стороны, — сказала Энн в качестве жены Хэла и матери семейства, а от себя добавила:

— Я бы тоже свалила. Эти идиотские встречи с важными шишками… Дурацкая затея Хэла.

Джойс появилась у Сары через неделю после бегства из Шотландии. Где она была? Лучше не спрашивать. Пришла грязная, вонючая, волосы спутанные и засаленные. Да еще и желтая. Желтуха? Гепатит В? Надо бы сдать анализы, но тогда заодно и на СПИД не мешало бы провериться, и на беременность тоже. Сара прижала Джойс, притянула к ответу.

С обычной своей улыбочкой Джойс заверила тетю, что беременной она быть никак не может, ибо к сексу у нее душа не лежит.

По сценарию Саре следовало продемонстрировать в ответ либо полное доверие, либо категорическое недоверие к версии племянницы, но вместо этого тетка заплакала. К такому повороту событий Джойс, похоже, оказалась не готова. Она забормотала что-то вроде «Ну-ну, чего ты…», принялась утешительно похлопывать Сару по плечу. Как и Стивен, она ощущала себя неуютно с собеседником, не желающим занять отведенное ему место в психологической таблице.

— Ты не хочешь понять, что о тебе действительно беспокоятся? — завопила Сара, взбеленившись.

— Что ты, что ты… — закудахтала Джойс.

Чтобы утихомирить тетку, она пересилила себя и отправилась принимать ванну. Вернувшись, в который уже раз, в лучшем халате Сары, Джойс принялась сушить волосы феном, одновременно расчесывая их. Сара больше не плакала. Она сидела, наблюдала, как волосы светлеют, теряя влагу, как гребень погружается в золотистую гриву. Столкнувшись лицом к лицу с Природой, Сара в очередной раз задавала ей все тот же вопрос: «Зачем? К чему награждать такой роскошью того, кого ты с рождения решила погубить?». Вопрос несложный, сам в голову лезет, а главное — базовый, основной онтологический, мультинаправленный. Правопрос, некоторым образом.

Весна.

Сара постепенно осознала, что вместо острой боли, заполнявшей прежде каждое мгновение между пробуждением и отходом ко сну, вместо того, чтобы просыпаться в слезах несколько раз за ночь, она испытывает продолжительные периоды боли по вечерам, часа по два-три, и гораздо меньше по утрам, хотя полностью боль не отпускала ее и утром. Дважды в день на нее накатывало. Она принимала аспирин от физической ипостаси этой боли. В промежутках — длительные серые периоды, полное отсутствие всяких ощущений. Мертвый, засохший мир. Обезболенный, что следует особо отметить. Сердце не несло больше невыносимой тяжести, вынуждавшей все время менять положение тела в пространстве, как будто убегая от непосильной нагрузки. В это блеклое бесцветное время Сара вела себя как люди, страдающие от какой-либо болезни или инвалидности, стремящиеся избежать положения, способного спровоцировать обострение или проявление недута. Она избегала эмоциональных строк стихотворений, сентиментальных созвучий, зрительных образов типа ночного дерева, чернеющего на фоне звездного неба. И не дай бог услышать мелодию из «Счастливой монетки» или случайно забрести на улицу, по которой проходила с Генри или со Стивеном! Когда боль возвращалась, казалось невероятным, что Генри не войдет в ее комнату и даже не позвонит. Ведь ему так же нужна она, как и он сам нужен ей. Сара не убеждала себя, что это идиотизм. Но — все проходит, проходила и боль. И она помнила об этом во время приступов, понимала, что скоро будет лишь помнить, что боль была. Между приступами уже невозможно было представить себе интенсивность боли, которую она испытывала и которую снова ожидала. Боль схваток родильницы непредставима уже в промежутках между схватками, не говоря уже о времени через час, день, год… Можно понять, почему Природа-мачеха не хочет, чтобы женщины помнили о кошмаре деторождения, но почему то же самое относится и к боли душевной? И для какой надобности эта боль понадобилась Природе?

Она снова попыталась найти ответы на беспокоившие ее вопросы у своей матери — бесполезно. Когда ее собственная дочь позвонила из Калифорнии, Сара спросила:

— Скажи, ты в детстве страдала, тосковала ли по дому, когда я отсылала тебя летом на каникулы?

— Не помню… Нет, правда, не помню. Разве что чуть — чуть…

— Попытайся вспомнить.

— Мама, ты же не виновата, что приходилось работать. Конечно, иногда мне очень хотелось, чтобы мать не работала, сидела со мной… Но сейчас я и сама в таком положении…

В апреле Сара и Мэри Форд летали в Монпелье, где их встретил Жан-Пьер и отвез в Бель-Ривьер. Погода не удалась. Обычная для этого сезона погода не соответствует ожиданиям людей, прибывающих издалека на юг Франции, где, как подсказывает воображение, постоянно сияют сотни несравненных солнц Сезанна и Ван-Гога. По выцветшему серому небу ползли облака, ветер бросал в физиономии редкие капли дождя. Они вышли из машины на новой автостоянке, где запросто поместится тысяча машин и автобусов. Ради этой стоянки снесли старый городской рынок. Зашли в «Колин Руж», внутрь, потому что снаружи в такую погоду не посидишь. Подкрепились, и Жан-Пьер медленно повел машину по новой широкой дороге, выстроенной для грузовиков, доставляющих стройматериалы к строящемуся стадиону. Возле этой же дороги предстояло появиться новому отелю, на полпути между городом и домиком Жюли. Отель — объект спорный. Жан-Пьер нервничал, хмурился, жаловался на головную боль, глаза его отражали внутренний дискомфорт. Он мрачно пошутил, что все, что касается Жюли, вызывает у него в последнее время головную боль. Городская администрация создала специальный комитет для решения всех связанных с преобразованиями проблем, и мнение Жана-Пьера редко совпадало с мнением большинства. Он полагал, что новый отель, существующий пока что в виде нагромождения кранов, экскаваторов, грузовиков, контейнеров, штабелей бетонных конструкций на месте прежних дубов, олив и пиний, представляет собой ошибку, как и его громадная автостоянка, предназначенная не только для постояльцев. Насчет стадиона Жан-Пьер не высказывался, дожидаясь их первого впечатления. Стадион уже показался впереди в виде рыжих, желтых и красных деревянных конструкций, вознесшихся над лесом на высоту, кажущуюся издали непомерной. Женщины с надеждой пробормотали, что, возможно, все это будет выглядеть не столь мерзко, когда немного пообветрится, поблекнет. Жан-Пьер, ничего не отвечая, провел их внутрь амфитеатра.

Домик Жюли исчез. Вместо него из земли торчала бурая бетонная сфера, тяжкая и бессмысленная. Деревьев за окружающим амфитеатром не видно, они зябко машут ветками снаружи. Сара почувствовала, что зябнет, что надо было одеться потеплее.

— Это не то, чего я хотел, — чуть не плача, пробормотал Жан-Пьер. — Поверьте, это совсем не то…

Тропа к водопаду снабжена указателем: «JULIE — SON FLEUVE» [22]. Прошли по тропе. Дожди переполнили речку, водопад бесновался, взбивая пену и поднимая тучи брызг, почти скрывая скалы противоположного берега. Разлив у подножия водопада бурлит водоворотами; Уже сооружено ограждение. Здесь Сара стояла с Генри и со Стивеном. Да, это место как будто создано для призраков, особенно сегодня, в холодную, промозглую погоду. Неужто прошло лишь десять месяцев? Нет, это было в другом временном диапазоне, и если она сейчас повернет голову, то увидит на скамье Стивена, услышит тихий голос Генри: «Сара…». Она медленно повернула голову, убедилась, что скамья пуста, и принялась рассказывать Жану-Пьеру о замысле мюзикла. Она подняла эту тему главным образом для того, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей. Да-да, закивал Жан-Пьер. Комитету понравится мюзикл. Лично он находил эту идею кошмарной. Он заверил, что показ первоначальной версии «Жюли Вэрон» запланирован в этом сезоне на три месяца.

— С вашей помощью. — Он взял руку Мэри, поцеловал.