— Да? — произнесла девочка.

— Здравствуй, — сказала Люсия. — Ты, наверное, София.

Девочка насупилась, перевела взгляд на Дэвида и насупилась еще сильнее.

— А вы кто?

— Это Дэвид. А я Люсия. Твой отец дома, милая? Мама?

— Вы репортеры?

Люсия покачала головой:

— Нет. Мы не репортеры.

Глаза девочки сузились:

— Тогда говорите пароль.

Люсия посмотрела на Дэвида. Дэвид посмотрел на Люсию.

— Пароль? — сказала Люсия. — Боюсь, пароль нам не известен. Ты не могла бы просто…

Дверь захлопнулась. Люсии осталось только смотреть на покрывавшую ее горчичного тона краску.

— Так, — сказал Дэвид. — И что теперь?

Люсия постояла немного и постучала снова, громче, чем в первый раз. И еще не успела опустить руку, как цепочка опять звякнула и дверь распахнулась. Прямо за ней стоял отец Эллиота. Дочь сидела на нижней ступеньке спускавшейся в прихожую лестницы, подперев подбородок ладонями и глядя на Люсию и Дэвида: на незваных гостей.

— Детектив-инспектор Мэй, — произнес Сэмсон. Дэвида он словно бы и не заметил. Люсия представила своего спутника, Сэмсон пожал ему руку — быстро, механически, без всякого интереса, — а затем сказал: — Входите. Приведи сюда маму, София. И убери свои вещи.

На одной из ступенек лежала обложкой вниз книга. София подхватила ее и затопала вверх по лестнице.

— Извините за такой прием, — пробормотал Сэмсон и повел рукой в сторону гостиной. Дэвид поблагодарил его. Люсия вошла первой.

— Присаживайтесь, — сказал Сэмсон, и они сели бок о бок на светло-зеленую софу, которую Люсия увидела через окно. Обивка мягко подалась под ней, и Люсия стала сдвигаться вперед, пока не оказалась на самом краешке софы, подобрав под нее ноги и сцепив на коленях ладони. Дэвид проделал то же самое.

— Прошу прощения за беспорядок, — сказал Сэмсон, хотя никакого беспорядка вокруг не наблюдалось. Люсия решила, что он говорит о коробках, стопкой громоздившихся в дальнем конце комнаты, у обеденного стола. Что в них, сказать было невозможно, однако из гостиной исчезли украшавшие ее безделушки. Осталась лишь мебель, несколько фотографий, засунутых между подушкой и подлокотником софы, рядом с Люсией, да сегодняшний номер «Таймс». Люсия вспомнила картину, увиденную в прошлый раз: стопки книг, одежду и обувь в прихожей, велосипед Софии, остатки завтрака на столе, — словом, все атрибуты семейного дома, силящегося как-то приноровиться к своим обитателям.

— Вы переезжаете? — спросила Люсия.

Сэмсон покачал головой:

— Просто прибираемся. Избавляемся от кое-каких вещей. Ненужных. Главным образом, детских. Вы не хотите чая? Или кофе?

Дэвид взглянул на Люсию. Теперь головой покачала она:

— Нет, спасибо.

Повисло молчание. Сэмсон постоял у двери, положив ладонь на дверную ручку. Потом взглянул на кресло напротив софы, и направился к нему неуверенной походкой малыша, только что научившегося ходить и все еще боящегося упасть. Дойдя до кресла, он опустился на подлокотник, коленями к двери.

Они ждали. Дэвид покашливал.

Когда в гостиную вошла мать Эллиота, Люсия и Дэвид встали. Фрэнсис Сэмсон выглядела, как и ее муж, измотанной. И недавно плакавшей. В одном из кулаков она сжимала платок. Волосы были расчесаны, но собраны сзади в неряшливый пучок. Она была в джинсах и рубашке навыпуск, скорее всего, мужниной.

Люсия шагнула к ней, однако мать Эллиота просто кивнула, отступила от нее и зашла за кресло. Сэмсон так и остался сидеть на подлокотнике. Стороннему наблюдателю они могли показаться скучающими гостями, а Люсия и Дэвид — смущенными хозяевами дома. София не показывалась, и все же Люсия не могла избавиться от ощущения, что девочка затаилась наверху лестницы.

— Спасибо, что приняли нас, — сказала Люсия. — Насколько я понимаю, вы оба сильно заняты.

К ее удивлению, Сэмсон рассмеялся. Горько, почти язвительно.

— Не так, чтобы сильно, инспектор. Если желаете знать правду, заняты мы недостаточно.

Жена положила ему на плечо ладонь.

— Пол, — сказала она.

Сэмсон не обернулся, ладонь сползла с плеча.

— Так что вам нужно, инспектор? Зачем вы пришли? Простите меня за резкость, но ваш визит… я бы назвал его несколько неожиданным.

Люсия кивнула.

— Это Дэвид Уэллс, — сказала она, глядя на жену Сэмсона. — Он адвокат. Очень хороший.

Дэвид что-то пробормотал. Поддернул одну из своих брючин, повертел пальцами запонку.

— Некоторое время назад фирма Дэвида участвовала в судебном разбирательстве по одному делу. Точнее, несколько лет назад. Оно было связано с ситуацией, отчасти похожей на вашу. С тем, что произошло с вашим сыном.

Сэмсон поерзал на подлокотнике. Но ничего не сказал.

— Был один мальчик, — продолжала Люсия, снова переведя взгляд на него. — У него возникли проблемы в школе, совсем как у Эллиота.

— У Эллиота не возникало проблем, инспектор. Его травили. Проблемы создавал не он. Ему их навязывали.

Люсия кивнула:

— Я, собственно, и хотела сказать, что этого мальчика тоже травили. Преследовали, совсем как вашего сына. Хоть и по-другому. Иными средствами. Однако он страдал.

— Весьма печально, инспектор. Но клоните-то вы к чему?

— Прошу вас, называйте меня Люсией. Мой визит к вам нельзя назвать официальным.

— Ну хорошо, Люсия. Так к чему вы клоните?

— Возможно, будет лучше, если это вам объяснит Дэвид.

Дэвид кашлянул, слегка проехался ступней по полу.

— Должен сразу сказать, — начал он, — что я к этому делу отношения не имел. Это было еще до меня. До того, как я начал работать в фирме «Блэйк, Генри и Лорн». Однако о деле я слышал. А после того, как мне позвонила Люсия, кое-что о нем почитал. И сейчас знаю его довольно хорошо.

Сэмсон нахмурился. Его жена тоже.

— Коротко говоря, произошло следующее, — продолжал Дэвид. — Этому мальчику, Лео Мартину, шестнадцать лет, он сдает выпускные экзамены и около половины из них проваливает. Чего никто не ожидал, потому что мальчик он умный. Очень умный, настолько, что мог получить одни пятерки, а то и с плюсом. Родители негодуют, обвиняют во всем экзаменационную комиссию, поднимается шум и после того, как родители и школа начинают копать глубже, выясняется, что причина, по которой Лео провалил экзамены, не оправдав ожидания родителей, состояла в том, что все то время, которое, как они полагали, их сын проводил в школьной библиотеке, готовясь к экзаменам, он, на самом-то деле, писал контрольные работы для компании детей, бывших на год младше его. Младше-то младше, но сильнее Лео. В течение какого-то времени эти мерзавцы мучили его, терроризировали, осыпали угрозами. Угрожали они и сестре Лео, которой было лет десять-одиннадцать, в общем, его младшей сестре, и добиться того, чтобы они оставили ее в покое, он мог, лишь став их шестеркой. Ну вы понимаете, ему приходилось совершать по их приказам всякие хулиганские выходки, воровать то, что они велели украсть, сносить их побои и выполнять за них домашние задания, с которыми сами они не справлялись.

Взгляд Сэмсона сместился к прихожей — в поисках дочери, решила Люсия. Дэвид, заметив это, помолчал.

— Мне следовало сказать: предположительно. Я говорю все это со слов родителей. Цитирую их показания на процессе. Потому что они обратились в суд. Предъявили школе иск.

— Зачем?

Дэвид повернулся к матери Эллиота:

— Простите?

— Я спросила: зачем? Зачем они стали судиться со школой? Если уж судиться, то с родителями тех детей.

— Их аргументы — аргументы моей фирмы — состояли в том, что школа обязана защищать детей, которые отданы под ее опеку. Издевательства над мальчиком происходили, по большей части, на территории школы, во время уроков, когда школа, по сути дела, принимала на себя роль родителей, и должна была следить за поведением и благополучием своих учеников. Наша позиция была такова: что могли сделать родители тех детей, даже если они знали о происходившем? Они же при этом не присутствовали.