Третий Герой – бессмертный Арчибальд Ржавый Ус, по привычке молчал, прислонившись спиной к стене. Обладатель густой шевелюры, густых бровей и, разумеется, густых усов, он смотрел на мир с исключительной мрачностью и отпускал в два раза меньше слов, чем это требовалось, чтобы не прослыть немым. По-настоящему Ржавый Ус был привязан лишь к своему двуручному мечу, длиннющему и острому, как бритва, и даже сейчас, пребывая в безопасном дворе замка, не выпускал его из рук.

Последней – в списке, но не по значению – была огненная лиса Шахмана Егоза. Высокая, статная девушка, чей игривый костюм – короткий жакет с капюшоном и еще более короткая юбочка – был украшен лисьими ушками и роскошным рыжим хвостом. Лисы, как следовало из имени, дружили с огнем – некоторые лорды даже считали их записными пироманками – и предпочитали убивать на расстоянии. Их огненные стрелы жалили быстро и без промаха, и именно поэтому лорд Датос поручил присматривать за сыном Егозе, а не другому Герою – в присутствии лисы вероятность ближнего боя существенно снижалась.

При появлении наследника Герои, что вполне естественно, замолчали, устремив на него взоры, и Карлос, без особого восторга чувствуя себя в центре внимания, неспешно приблизился к Егозе.

– Шахмана!

– Рада видеть вас в добром здравии, молодой господин, – склонилась в поклоне девушка.

– Это я рад, что с тобой все в порядке, – улыбнулся юноша.

– Спасибо лорду Датосу.

– Спасибо, что прикрыла меня.

– Это мой долг.

– Первый вопрос, который Шахмана задала после пробуждения, был о вас, молодой господин, – почтительно пробасил воевода Генрих.

– Я довел дело до конца, – сообщил юноша.

– Лорд Грид рассказал мне, – бесстрастно ответила Егоза. – Вы повели себя очень смело.

– Ерунда. – Карлос потер подбородок.

И вдруг понял, что по-настоящему рад видеть Шахману целой и невредимой. Он знал, что Герои воскресают, что их смерть не навсегда, и относился к этому легко, как к само собой разумеющемуся действу, но… Но теперь что-то изменилось. Шахмана умерла на его глазах, умерла, закрывая его, умерла, выполняя идиотский приказ, и первый ее вопрос после воскрешения был о нем. О бестолковом хозяине.

Преданность?

Без сомнения. И такое отношение требуется поощрить.

А в следующий момент Карлос неожиданно подумал, что проходить через смерть, даже зная, что тебя вернут, – удовольствие не из приятных. Ты воскреснешь, но в твоей памяти, наверное, навсегда останутся воспоминания о последних секундах, ощущение затухающей жизни, боль, кровь и, возможно, страх. Хранят ли Герои воспоминания обо всех последних секундах, которые были в их опасной жизни?

«А ведь я никогда не спрашивал их об этом…»

Каково это: жить, помня все свои смерти? Падать в бездну снова и снова? Проходить через невыносимую боль? Не значит ли это, что быть Героем не так уж и весело? Что плата за силу и невиданные возможности необычайно высока? Не эти ли переживания заставляют Героев вести себя как можно проще, не задумываться о сложных вещах, чтобы не сойти с ума?

Пауза неприлично затягивалась, гридийские Герои начали покашливать, по очереди косясь на Урагана, и Карлос, неожиданно для самого себя, произнес:

– Я хочу попросить у тебя прощения, Шахмана. Если бы я не приказал осветить переулок, бандит не сумел бы прицелиться, и ты… И с тобой… – Молодой лорд сбился, но сумел закончить: – Я допустил ошибку. Извини.

Сказать, что Герои были поражены, – не сказать ничего. Ураган крякнул и ухватил себя за седую бороду, у Джейкоба отвисла челюсть, и дуэлянт вытаращился на юношу так, словно у Карлоса неожиданно выросли крылья. Арчибальд едва не выронил меч, и только Егоза отнеслась к словам хозяина спокойно. Как будто услышала должное.

– Вы становитесь настоящим лордом, молодой господин. Отец будет вами гордиться.

«Настоящим?»

Которого Герои слушают не только потому, что в его руках их каталисты? Который понимает, что дети прайма не игрушки? И видит в Героях не только могучих воинов, которых можно, не задумываясь, отправлять на самые опасные задания, но людей?

«Кажется, я услышал очень важный комплимент».

И Карлосу стало неловко.

– Гм… Наверное… – Он дернул плечом и перевел разговор на другую тему: – Почему вы все здесь? Ураган?

Воевода сделал шаг вперед, чуть наклонился – Карлос едва доходил могучему Герою до плеча – и негромко ответил:

– Маркус Лашар, посланник леди Кобрин, испросил у вашего отца аудиенции. С ним путешествуют три Героя, и лорд Грид приказал нам побыть в замке. На всякий случай.

– Очень предусмотрительно.

– Согласен.

Император весьма жестко пресекал междоусобицы, поскольку не хотел, чтобы у кого-то из его вассалов оказалось больше одного источника прайма, однако полностью искоренить это постыдное явление не мог. Самолюбивые лорды не упускали возможности хотя бы чуть-чуть расширить свои владения за счет соседей, и конфликты между ними были делом пусть не повседневным, но, увы, обыденным. Не помогали ни суровые наказания, ни призывы к патриотизму, ни напоминания о враждебной Адорнии, существенно усилившейся после поражения. Лорды догадывались, что еще одной войны с южным соседом не избежать, но пересилить природу не могли и тратили драгоценные ресурсы на драки за лишний лес или заливные луга. Леди Кобрин, которой служил Маркус, славилась агрессивностью, а потому, несмотря на огромное расстояние, что отделяло Кобрию от Гридии, в предосторожности лорда Датоса имелся определенный резон. Ведь лорды не всегда сражались за леса или луга, иногда целью междоусобицы становилась смена власти в той или иной провинции.

– Вы будете здесь, во дворе?

– Зависит от того, где останутся Герои Лашара.

– Хорошо.

Карлос кивнул воинам, направился ко входу в левое крыло, но буквально через два шага около него вновь оказался вездесущий Акакий.

– Вам служат могучие Герои, милостивый лорд, очень смелые и очень сильные.

– Кажется, я выразился на твой счет предельно ясно.

– Увидев огненную лису, я взял на себя смелость вернуться, милостивый лорд, чтобы поведать о замечательном и не очень дорогом патенте на оригинальную прайм-тушительную систему прямого действия. В случае необходимости…

– Повешу, – процедил Карлос, и Акакий вновь испарился.

Молодому лорду хотелось верить, что навсегда.

– Таким образом, моя леди, если исключить из расчетов расходы на содержание двора, дружины и Героев…

– Авестах, короче, – попросила сидящая в кресле Агата. Монотонный бубнеж докладчика давно наскучил кобрийской владетельнице, и последние несколько минут она лишь делала вид, что слушает, отчаянно борясь с подступающей дремой. – Давай цифры.

– В этом месяце ваша казна получила на пятьсот тысяч серебром больше, чем в предыдущем. И на миллион – чем в том же месяце прошлого года. – Главный казначей осклабился. – Я считаю это великолепным показателем.

Улыбка у Авестаха всегда получалась некрасивой, ненастоящей, казалось, что казначей вынужден шевелить лицевыми мышцами под страхом пыток, но леди Кобрин знала, что очередное увеличение доходов вызвало у старика искреннюю радость. Деньги давно стали для него смыслом бытия, им он посвятил свою жизнь и каждую приходящую в казну монету почитал за личную победу. К тому же Авестах давно доказал честность и преданность, и в делах финансовых Агата доверяла ему, как себе.

– Ваша идея снизить дорожный сбор и налог на торговлю полностью себя оправдала, моя леди, люди предпочитают ездить через Кобрию, что приносит нам дополнительные деньги. За три последних месяца открылось шесть новых постоялых дворов и семь трактиров, и все они исправно платят налоги. Людям нравится ваше правление.

– Надеюсь.

– Это действительно так, – склонил голову Авестах.

В ответ леди слабо улыбнулась и перевела взгляд на висящую на стене карту. На искусное изображение своего обширного владения. На свою Кобрию. Зеленую, теплую, цветущую и в то же время – суровую. На свою родину.