И виновата в этом была она сама. Это она обрекла его на погибель. Потому что небрежно согласилась на его предложение. Смеялась и шутила, когда он сказал, что его могут убить. И так и не призналась, что любит его больше всех на этой прекрасной, пустынной планете.

И какими бы ни были условия их соглашения, она никогда его не простит за то, что он так внезапно оставил ее совершенно одну.

Первой мыслью Лиззи, когда она проснулась, было то, что миссис Таппер при всей своей чопорности была такая же лукавая, как и ее мама, и, должно быть, добавила что-то в чай. Второй мыслью было то, что, несмотря на неприятную сухость во рту, утро стояло прекрасное. Она находилась в мансардной комнате, маленькой и уютной.

Вероятно, в домике Тапперов.

И тут ее ударило, как молотом между глаз. Сосущая пустота. Острая, пронзительная боль.

И возобновилась дрожь. Началось все с рук, когда, откинув одеяло, потянулась за одеждой. Она совершенно запутала шнуровку корсета из-за волнения и не смогла его с себя снять. Надела поверх остальную одежду, нимало не заботясь о своем виде. Все это не имело значения. Важно было поскорее встать и начать двигаться, уйти отсюда, пока не подкосились ноги, пока не растеклась в жалкую, бесформенную лужу безмолвных слез.

Держась за перила, она спустилась вниз по лестнице и сразу направилась к двери, не ответив на оклик миссис Таппер. Ей хотелось пройтись, оказаться на воздухе и отвлечься, как отвлеклась вчера, когда прискакала сюда.

Неужели это было только вчера? Казалось, прошла уже вечность. Как будто земля изменилась. А она и вправду изменилась.

Как странно. Менее двух недель назад мысли о Джеймсоне Марлоу совсем не посещали ее голову. Она не видела его десять лет, и за все эти десять лет они ни разу не обменялись ни словом, ни письмом.

А теперь она только о нем и думала. У нее было ровно четыре дня воспоминаний, чтобы заполнить пустоту, которая приходила раньше и которая придет потом. Пустоту, которая началась в тот момент, когда она прочитала проклятое письмо, и будет длиться до конца ее дней.

Она бродила, снова и снова меряя шагами пространство вдоль скалы, по берегу, в поле, в попытке изгнать боль из тела. Изнурить тело, чтобы сознание наконец прекратило настойчиво цепляться за болезненную правду.

— Мэм. — Она повернулась на голос. На дорожке в ореоле света, отбрасываемого фонарем, стоял мистер Таппер. — Миссис Марлоу. Прошу вас, мэм. Уже темнеет. Вы босая, вам лучше пройти в дом.

Она отвернулась, устремив взгляд на берег, где на западе последние лучи солнца заливали горизонт оранжевой краской. День близился к концу, и над ее головой простиралась тюремным заточением безграничная ночь. Она взглянула на свои ноги. Таппер сказал правду: туфель на ней не было. Она не имела права искать утешения в их красоте. Если бы надела их, то навеки потеряла бы тот покой, который однажды обрела, когда их носила. Но ее ноги замерзли.

— Мэм, вы весь день ходили и ничего не ели. Идемте к нам. Миссис Таппер приготовила вам ужин.

— Я… не могу.

Она заслужила холод. Такой же холод, что сковал Джейми, затонувшего где-то на морском дне. Холод навеки.

— Пожалуйста, мадам, ради миссис Таппер. Она так беспокоится.

Лиззи посмотрела на него. Его лицо пересекали морщины напряжения и тревоги. Тембр голоса был у него такой же грубый, как и черты его лица, но держался он с достоинством и уверенностью. Он коротко кивнул и поднес ко лбу пальцы.

Явно морской жест.

— Позвольте спросить, мистер Таппер, вы, случайно, во флоте не служили?

— Да, мэм. Боцманом.

Как она и думала. Джейми привез с собой с флота своего наименее удачливого товарища.

— Сколько же лет вы состояли на службе у его величества?

— Почти тридцать, мэм. Пока не потерял в Тулоне свою клешню.

Как это похоже на Джейми — привезти супружескую чету сюда, в Гласс-Коттедж, когда Таппер стал не нужен флоту. Как заботливо. И как неосмотрительно доверить бывшему боцману, однорукому человеку, управлять имением.

— Это там вы встретили капитана Марлоу?

— Так точно, мэм, в восемьдесят восьмом.

Разговор с кем-то, кто знал и любил Джейми, в какой-то степени облегчил ее состояние.

— Ему, должно быть, было всего восемнадцать. Такой молодой.

— Ну да. Ему только присвоили третьего лейтенанта под командованием капитана Джекмана.

— И как долго вы вместе плавали?

— До Тулона, мадам. В беде и в радости.

За грубовато-добродушными словами Лиззи уловила скрытые чувства. Да, она потеряла Джейми, но и Таппер, который провел с ним гораздо больше времени, который знал его как взрослого мужчину, тоже потерял.

— Да, он был преданный и верный, правда?

Он и ей был верен. Вернулся к ней после стольких лет, чтобы жениться.

— Да, мэм. И он бы не хотел видеть вас вот такой на улице. Прошу вас, мэм.

— Осмелюсь сказать, вам повезло, что вы ушли из флота. Похоже, занятие это смертельно опасное.

— Да, мэм. Но не нужно больше об этом беспокоиться. — Мистер Таппер поддержал ее за локоть. — Давайте провожу вас в дом. Ужинать.

— Да, хорошо.

Не важно, что с ней будет, но она не могла допустить, чтобы миссис Таппер переживала или чтобы мистер Таппер бегал, искал ее в ночи.

Если бы она не ощущала такой слабости во всем теле, может, и поела бы. Но все, о чем она могла думать и что могла чувствовать, была боль.

В другой раз они нашли ее на обзорной площадке утеса, на тропе. Она ушла бродить по окрестностям с первыми признаками рассвета. Мансардная комната в коттедже Тапперов оказалась лишь временным убежищем. Она, похоже, совсем потеряла сон. Слишком трудно было спать, особенно ночью, когда ни о чем другом не могла думать, кроме как о Джейми и звездах в его спальне.

— Мэм?

Это был белокурый мужчина, с которым Джейми разговаривал в тот первый день. Зачем она ему понадобилась? Она слишком устала и измучилась, чтобы придавать значение холодку беспокойства, что пробежал по ее спине, когда увидела его всего в каких-нибудь четырех футах. Она не заметила его приближения. А чувство беспокойства с легкостью могло сойти за и без того испытываемые страдания.

— Что вам нужно?

— Мистер Таппер вас ищет. Мы оба ищем. Кто-то хочет вас видеть. Из прихода Дартмута. Он ждет в большом доме.

Ее свекор. Она еще ни разу не заходила в дом, но принимать посетителя на лужайке не могла. Лиззи устало побрела вдоль скал к дому, вошла в открытую переднюю дверь и пересекла холл. Незваный гость в пустой гостиной шуровал в камине кочергой.

Это был викарий преподобного Марлоу, мистер Кромби. Выглядел он не моложе пятидесяти лет, хотя Лиззи знала, что ему всего около тридцати пяти. Типичный викарий. Со своим красным мокрым носом и бусинками глаз, он невероятно напоминал пугливого черного дрозда, вечно что-то выискивающего. Почему она вдруг стала объектом его интереса, вызвало у Лиззи недоумение.

В гостиной появилось два новых предмета мебели, но, поскольку миссис Таппер накрыла их чехлами, Лиззи осталась стоять в дверном проеме.

— Да, мистер Кромби, чем могу быть полезна?

Ее вид заставил бедного мистера Кромби отпрянуть. Она повернулась к старому зеркалу на стене и отстраненно, как бы со стороны, посмотрела на себя. Она и вправду выглядела как пугало. Нечесаные, взъерошенные ветром волосы. Красные от солнца и соленого воздуха щеки. А одежда была сочетанием случайных вещей вместо элегантного ансамбля.

Почему бы и нет? Она понесла потерю. О чем ее вид красноречиво свидетельствовал.

— Преподобный доктор Марлоу прислал меня с сообщением для Вас, Миссис Марлоу.

— Да?

— Тело прислали для погребения. Прибыло сегодня поутру. В таком красивом дубовом гробу…

Ее взгляд чуть не лишил его языка.

— В красивом?

Она ощутила первое странное и такое знакомое пробуждение гнева. Безудержная ярость больше ее устраивала и была лучше тупой вездесущей боли.

— В гробу?.. — Она с трудом выдавила и это слово. — Кто прислал его? Он умер в море. Так написано в извещении.