— О да!

— Пролетим над фермой? Я покажу вам остальное поместье, если хотите.

— Вы не будете возражать, если я возражу? — спросила она, вдруг позеленев от мысли, что пробудет еще несколько минут в этой машине. — Должна признаться, меня немного тошнит.

— Конечно, нет. Потерпите, сейчас сядем. Будет немного трясти, но недолго.

Он потянул откидной рычаг на себя, и маленький самолетик стал медленно снижаться.

— Глотайте, — скомандовал он, и она так и сделала, заткнув уши, когда они падали вниз и земля торопилась принять их.

Через несколько секунд они остановились, Мэтт выключил мотор, откинул кожух и помог ей вырваться.

— О боже, — застонала она, сомневаясь, что ноги когда-нибудь снова будут ее слушаться.

— Вы в порядке?

Она кивнула и сразу же пожалела. От малейшего движения голова норовила отключиться.

— Извините. Мне действительно не очень хорошо...

— Я доведу вас до дома. Самолет загоню позже.

Он обвил ее рукой, предлагая твердую поддержку, и она, мысленно ругая себя за беспомощность, оперлась на него. Либо так, либо упасть.

Он ввел ее в кухню, все еще пустую, и опустил на стул. Она расстегнула воротник. Появилось ощущение, что он душит.

— Вам плохо? — озабоченно спросил Мэтт.

— Не знаю.

— Хотите в туалет? — подумав, деликатно спросил он, и Джорджия кивнула. — Все ее внутренности бастовали, и она не знала, чего им нужно, хотелось только прохлады и чтобы голова перестала кружиться.

Она просидела на корточках пять минут перед унитазом, прижав лицо к прохладной фарфоровой раковине, и для нее прояснились две вещи. Первое: ее не стошнит. И второе: нужно лечь. Сейчас же.

Открыв дверь, она увидела Мэтта, прислонившегося к стене в холле. Руки у него были засунуты в карманы, а на лице читалось озабоченное выражение.

— Лучше?

Она покачала головой и подавила стон.

— Мне нужно лечь, — пробормотала она, чувствуя себя развалиной. — Будет лучше, если прилягу.

— Пойдемте. — Он крепко обвил ее рукой за талию и повел наверх, в спальню. Там было прохладно, окно было широко раскрыто. Он задвинул шторы и порылся в ящике. — Вот. Все снимите и наденьте это, лягте в кровать и лежите, пока вам не станет лучше. Это скоро пройдет. Ванная за дверью, если понадобится. Я скоро вернусь.

Он протянул ей футболку, удивительно мягкую и прохладную, а потом ушел. У нее не было настроения спорить. Ей на самом деле было очень плохо. Быстро раздевшись, она натянула футболку — и сразу уютно утонула в ней. Потом забралась в большую кровать, залезла под одеяло и откинула голову на подушку.

Его кровать, смутно осознала она. Его простыни, прохладные, свежие и мягкие. Его подушка с легким запахом вчерашнего лосьона после бритья. Слава богу, запах был не густым и сладким, а едва уловимым и свежим. Она закрыла глаза, заставляя себя дышать ровно и расслабиться, и через секунду тошнота стала проходить.

Зато начали терзать мысли о нелепости ее поведения. Лежать в его футболке, в его кровати, на простынях, пропитанных запахом его тела, а перед тем выставить себя полной дурой, до тошноты испугавшись этого ужасного маленького комара... Она застонала и зарылась лицом в подушку, ее щеки горели от унижения. Надо встать, спуститься вниз, выйти из дома и осмотреть сад, как она и должна была сделать, а не лежать здесь, вдыхая его запах и желая, чтобы он был рядом и обнимал ее, пока она не успокоится.

Ха! Мечтательница! Наверняка, он говорит уже по телефону с миссис Брукс, выражая недовольство тем, что она не выполняет свою часть аукционного обязательства!

А Мэтта в это время мучило раскаяние. Он забыл спросить, как она переносит полет, и устроил русские горки. Теперь ей плохо, и в этом его вина. Проклятье!

Он бросил в стакан несколько кусочков льда, плеснул холодной воды, поднялся наверх и легонько постучал в дверь.

— Джорджия?

Услышав ее приглушенный голос, он вошел. Свернувшись калачиком, она лежала посреди огромной кровати и потерянно глядела на него удивительно зелеными широко раскрытыми глазами.

— Как вы себя чувствуете? — заботливо спросил он, стараясь не думать, что только сегодня ночью мечтал об этой женщине именно здесь.

— Немного лучше. Мне так стыдно...

— Не глупите. Это я во всем виноват. Торопился показать вам все и даже не подумал о возможных последствиях. Извините меня. Я принес вам воды со льдом.

Он поставил стакан на прикроватный столик и нежным движением руки откинул прядь волос с ее бледного лица. Захотелось обнять ее за шею, притянуть к себе и поцеловать.

Черт! Это безумие. Мэтт даже сунул руку в карман.

— Теперь я вас оставлю. Над кроватью есть шнурок колокольчика. Позвоните, если что-нибудь понадобится.

— Мне полагалось осмотреть ваш сад, — виновато сказала она.

— Забудьте про сад, — проворчал он, сердясь на себя.

И вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Неужели он рассердился на нее? Что его могло разозлить? Приподнявшись на локте, Джорджия сделала глоток охлажденной воды и с облегчением вздохнула. Чудесно. И глоток за глотком быстро осушила весь стакан. Блаженство. Теперь ей хотелось только закрыть глаза...

Должно быть, она уснула, потому что не услышала стук в дверь. Вошел Мэтт, все еще сердитый. У нее возникло странное чувство, что он злится на себя, а не на нее.

— Уже лучше?

Она села в кровати, зажав одеяло под мышками как панцирь, и провела рукой по волосам.

— Спасибо, лучше. Должно быть, я уснула.

— Вот и хорошо. Есть хотите?

Она кивнула, сразу ощутив мучительный голод.

— А сколько времени?

— Почти час. Миссис Ходжес и дети завтракают. Я и подумал, что, может быть, вы тоже хотите поесть или попить.

— Что-нибудь простое, — ответила она.

— У нас есть хлеб с сыром, салат и фрукты, принести вам всего понемногу?

— Я лучше спущусь. — И, сбросив одеяло, она подвинулась к краю кровати, свесив голые ноги. Тишина воцарилась взрывоопасная. Он впился в нее глазами, жадно оглядывая полоску кожи, которая исчезла под краем нескромно короткой футболки, потом снова предстала его ищущему взгляду.

Одно мгновение, которое показалось вечностью, ни один из них не пошевельнулся, наконец Мэтт кашлянул и пошел к двери.

— Скажу миссис Ходжес, что вы придете, — хрипло произнес он. Дверь за ним захлопнулась.

Джорджия долго смотрела на дверь, потом обхватила лицо руками и всхлипнула то ли от смеха, то ли от слез. Черт возьми, что с ней происходит? Ну увидел он ее ноги. И что с того? На пляже на ней еще меньше бывает надето.

Джорджия медленно спустилась с высоченной массивной кровати. Конечно же, стоит на четырех столбиках. Ничего другого и не могло быть в комнате с высоким потолком, длинными изящными окнами и огромными персидскими коврами на блестящих дубовых досках.

У стены стоял тяжелый бельевой шкаф красного дерева, своего рода двухэтажный буфет, а у окна — чудесное старое кресло. Она натянула одежду и, сев в кресло, посмотрела на долину и подумала: могла бы она жить в таком месте с Брайеном, если бы у него в голове не помутилось от денег?

И вдруг осознала, что Брайену здесь не понравилось бы. Слишком старое, слишком чудное, стены неровные, потолок провис, окна слегка перекосились и плохо пропускали свет. Ему хотелось иметь яркое доказательство богатства: пентхаус, начиненный престижным содержимым из блестящей черной кожи, хромированной стали и стекла, с баром, полным поблескивающих хрустальных стаканов и сомкнутых рядов бутылок со спиртными напитками, дом, из которого можно видеть раскинувшиеся на бесконечные расстояния городские огни.

Его не трогала паутина старины, мягкое тепло древнего кирпича, благоухание пышной глицинии, щедро задрапировавшей букетиками маленьких сиреневых цветков край окна, обрамляя мягкие виды сельской природы. Вдали на пригорке паслись лошади, а в спокойном, пахучем воздухе на фоне жужжания пчел раздавался приглушенный звук трактора.

— Джорджия?