- Этого для тебя достаточно, Миро, чтобы ты знал, что удержание в заложниках детей в автобусе для нас стратегически важно, и это будет продолжаться до тех пор, пока все требования не будут выполнены.

  Миро ожидал и надеялся, что Арткин расскажет ему об этих требованиях без того, чтобы его об этом спрашивать.

  - Наши требования, Миро. Выпуск политических заключенных, сидящих здесь в американских тюрьмах. Мы должны показать миру, что революционеры не могут быть заключёнными в тюрьмах. Во-вторых, мы требуем десять миллионов долларов для продолжения нашей борьбы, для финансирования наших операций, в-третьих, мы требуем, чтобы Америка закрыла одно из своих секретных агентств, работающих на американское правительство. Агентство, работающее во всем мире. Правда, это уже не наша забота. Нам нужно две вещи: деньги, конечно, в которых мы отчаянно нуждаемся, особенно американские доллары. И факт, что мы способны войти в союз и работать с другими организациями.

  - Но почему для нас так важен этот союз? - спросил Миро. - Наша работа и так шла хорошо, Арткин. Ты сам это говорил много раз. Обстрелы, взрывы, всё это сделало нас известными – все о нас знают.

  - Потому что, Миро, - Арткин терпеливо выдохнул. - Теперь нам нужен шаг, в котором не будет насилия. Взрывы, убийства и конфронтация не могут выкупить для нас нашу родину. Это было нужно, чтобы лишь привлечь внимание. За ужасом и террором должна последовать политика, переговоры, слова. В надлежащее время слова будут иметь большую силу, чем бомбы. Пока ещё нашим главным инструментом являются бомбы, но обязательно настанет время, когда мы должны будем использовать слова.

  - Слова, - прошептал Миро. Он устал от слов. Он учился действовать, применять силу, а теперь он почувствовал себя преданным. Арткин каждый раз говорил, что каждая их акция служила завоеванию их позиции, и теперь правила изменились. Он также понял, что Арткин руководил отнюдь не всем. На заднем плане вырисовывался Седат. Здесь, на этом мосту они были словно марионетки, а Седат дёргал за верёвочки.

  - Терпение, - сказал Арткин. Возможно, в глазах у Миро он увидел сомнение или даже разочарование. - Мы пришли к тому моменту, когда наступает время перемен. Союз, в который мы вошли, в конце концов, для нас будет неплох. Сегодня мы им помогаем уничтожить секретное агентство, а завтра, как-нибудь ещё они помогут нам освободить нашу родину. У нас разные цели и задачи, но мы можем помочь друг другу. У нас ещё будет много разных мостов, Миро. Эта операция только первая.

  - И что это за операция? Что теперь будет? Как долго мы будем ждать? - задавая такие вопросы Арткину, Миро походил на девушку, оставшуюся в  автобусе.

  Снова Стролл шевельнулся, и снова Миро подумал, не много ли вопросов он задаёт?

  - Когда требования будут выполнены, приземлится специальный вертолет. Мы - ты, Стролл, Антибэ и я сам сядем в него. Мы доберёмся до аэропорта в Бостоне. Там нас будет ждать самолет, на котором затем мы пересечём Атлантику.

  - На родину? - спросил Миро, почувствовав внезапную волну надежды, поднимающую ему настроение.

  - Нет. Пока ещё нет, Миро. Чтобы попасть домой, нам понадобится ещё тысяча таких союзов. Но мы прилетим туда, где мы будем в безопасности, где какое-то время мы сможем отдохнуть.

  - Но как они нас выпустят?

  - С собой в вертолёт мы возьмём одного из детей. Ребёнок будет числиться в одном из наших паспортов. Это будет мальчик или девочка. Я ещё не решил. Один ребенок – это лучше, чем шестнадцать или двадцать шесть.

  - Если один ребенок лучше, чем шестнадцать, то зачем мы удерживаем целый автобус детей? - спросил Миро, оставив предостережения в стороне и позволив своему гневу влиться в произносимые им слова.

  - Миро, Миро. Ты забыл то, что изучал в школе. Эффект операции является её задачей. Эскалация – это ответ, Миро. Помнишь? Один заложник в опасности это уже эффект, шестнадцать таких заложников – эффект сильнее в шестнадцать раз, хотя жизнь единственного заложника, к тому же ребенка, может иметь столь же сильный эффект, как и угроза шестнадцати заложникам, - такая арифметика всегда ослепляла Миро. - Нам нужен эффект, Миро. Мы не убиваем, если этим нельзя чего-либо добиться. Без эффекта нет ничего. Так что мы взяли шестнадцать детей в заложники для достижения нужного нам эффекта – для привлечения внимания. Пока непохоже, что об этом знают, и как все об этом узнают? А на что средства массовой информации: телевидение, радио и газеты? Они – наши союзники. Без них наши действия не были бы возможны, спрячь мы в секретном месте одного ребёнка в заложники или шестнадцать. Заложники должны быть на высоком мосту, на виду у всего мира, чтобы это показывало телевидение, чтобы об этом говорилось по радио, писалось в газетах…

  Миро стоял и кивал. Всё это было оправдано и имело смысл, но уже утомило его. По крайней мере, Арткин теперь ему доверял, объяснял ему суть дела. Он также не принял возражение Миро как гнев или дерзость. Он задавал смелые вопросы в присутствии Стролла, и Арткин на них отвечал.

  - Вот, что на этот раз произошло, Миро. Седат – лицо, ведущее переговоры о выполнении наших требований. Крайний срок для их выполнения – завтра, в девять часов утра. Если к тому времени они не будут выполнены, начнут умирать дети. Возможно, также и мы, хотя мы рискуем с самого начала наших акций здесь, в Америке. Но Седат и те, кто с нами в союзе, уверены, что эти требования будут выполнены. Насилие и кровь польется с американских телеэкранов, но у этих людей на самом деле не самые сильные животы. До сих пор они прятались за страдания других наций, старших наций, которые старше чем Америка. И они не допустят смерть детей.

  - Как мы узнаем, что требования выполнены? - спросил Миро.

  - Вот радиостанция. Она принимает и частоту, на которой мы сможем принять информацию, которую пошлёт нам Седат. В шесть после полудня он сообщит нам, что переговоры ведутся на самом деле. В полночь он сообщит, что всё идет в нужном нам направлении. Завтра, в девять часов утра, будет информация о том, что требования выполнены. Это – крайний срок: завтра в девять утра. Теперь, это важно, если мы не получаем сигнал в девять утра, то это означает, что акция не удалась, требования не выполнены, и я должен предпринять необходимые шаги. Первый шаг: убить детей, чтобы показать, что в следующий раз требования должны быть выполнены. Тогда я должен прояснить, что это лучший способ для нас, чтобы сохраниться, если это возможно. Но, как ты знаешь, Миро, самосохранение для нас значения не имеет. Кроме как, если жить, чтобы снова бороться. Иначе, лучше умереть в сложившейся ситуации, что будет лучшим способом сослужить нашему делу.

  Миро почувствовал, что Арткин не умрёт никогда. Он принимает возможность собственной смерти, как естественный результат его работы. Но возможно ли такое, чтобы умер Арткин. Они никогда не отвоюют свободу их родины, если люди, такие как Арткин, будут умирать. Мир без него станет бессмысленным. Как и жизнь самого Миро.

  - Ещё вопросы? - спросил Арткин на удивление дразнящим голосом, и почти улыбаясь. - Мне понравились твои вопросы.

  Миро аж раздулся от гордости, наполнившей его легкие, когда он задержал дыхание. Он стоял по стойке «смирно», не понимая, на что он идёт. Умереть вместе с Арткиным для него было бы большой честью. Он чувствовал жалость к тем, кто жил без предназначения, подобно многим американцам его возраста, которых он видел, подобно той девушке в автобусе.

  - Теперь, Миро, возвращайся обратно в автобус. Наблюдай за девушкой и за детьми. Скажешь мне, когда тебе покажется, что им нужно добавить наркотиков. А девушка, смотри, чтобы с детьми от неё был прок. Если она с ними не справляется, то скажешь мне, и затем ты сможешь выполнить свою миссию. Здесь твой выбор. Но, пускай живёт, пока для тебя она будет полезна.

   - Да, - сказал Миро, всё ещё полный гордости за то, что Арткин, доверяя ему, ответил на все его вопросы.