Продолжать политику Петра III значило вызвать гнев духовенства на себя. Екатерина отвела этот гнев двумя манифестами. В первом из них, обнародованном в день восшествия на престол, императрица осуждала нарушение супругом церковных уставов: «Закон наш православный греческий первее всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так что церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятию иноверного закона»[53].

Через неделю, 6 июля, последовал второй указ, не содержавший новых обвинений в адрес Петра III. В нем, как и в первом манифесте, речь шла о стремлении в предшествующее царствование «искоренить своим самовластием» древнее православие.

Противники секуляризации с воцарением Екатерины воспряли духом, истолковали обещание императрицы в угодном для себя ключе и поспешили праздновать победу. Крутицкий архиепископ Амвросий поздравлял своего приятеля ростовского митрополита Арсения «с общею радостью со вступлением ее величества на всероссийский престол». Арсений в ответном письме тоже радовался тому, «что мы все от мысленного ига избавление получили». Проведав о возвращении ко двору находившегося в опале А. П. Бестужева-Рюмина, Арсений, вероятно, осведомленный о его антисекуляризационных взглядах, обратился к нему с просьбой, «дабы старанием вашим возвращены были вотчины по-прежнему»[54].

Фонтебассо Ф. Вступление на престол Екатерины II. 1762.

Государственный Русский музей

Любопытная деталь: за советом к Бестужеву, видимо, не зная о его отрицательном отношении к секуляризации, обратилась и Екатерина: «Прошу вас приложенные бумаги рассмотреть и мнение ваше написать; дело в том, комиссию ли учинить ныне, не отдавая деревень духовным или отдавать ли ныне, а после сделать комиссию. В первой бумаге написано отдавать, а в другой – только чтобы они вступили во владение до комиссии. Пожалуй, помогай советами».

В первые же дни царствования Екатерина предложила Сенату высказать мнение, как учинить духовенству «удовольствие к его содержанию». Синод, почувствовав неуверенность императрицы, не дожидаясь ответа, подал прошение в Сенат о возвращении земельных владений в его ведомство. В Сенате, как и в Синоде, было немало противников секуляризации. Если бы дело обстояло иначе, то он не проявил бы такой прыти и оперативности в составлении ответа на запрос императрицы. В докладе ей Сенат счел необходимым возвратить духовенству имения, причем с крестьян, им принадлежавших, надлежало взыскивать помимо подушной подати рублевый оброк, из которого одна половина должна была поступать в казну, а другая – в пользу архиереев и монастырей.

В итоге Екатерина оказалась стесненной мнениями Сената и своего главного консультанта Бестужева, предлагавших отменить секуляризацию. Обстановку осложнили волнения монастырских крестьян. Намерение продолжить начатую Петром III секуляризацию успокоило бы крестьян, а приостановка ее дала бы основание для более решительных действий неповиновавшихся и для вовлечения в их ряды населения новых вотчин. Екатерина сочла более опасной для трона оппозицию духовенства, нежели волнения крестьян и решилась на отмену секуляризации – 12 августа 1762 года она подписала указ в угоду духовенству. В этом указе впервые открыто осуждались секуляризационные устремления супруга, а его указ о секуляризации впервые объявлялся «неполезным установлением». В то же время в указе Екатерины нетрудно обнаружить противоречия. С одной стороны, императрица торжественно обещала не покушаться на владения духовенства: «не имеем мы намерения и желания присваивать себе церковные имения»; с другой стороны, она оставляла за собой право более обстоятельно рассмотреть и определить судьбу владений духовенства: «кажется надобность состояла именно в том, чтобы отобрать у духовенства имения, а чтобы осмотрительные взять меры о порядочном и как для церкви и духовного чина безобидном, так и для отечества полезном управлении, о том и не думано»[55].

Казалось бы, духовенство имело основания торжествовать победу над светской властью – была отклонена угроза потери имений, удалось добиться ликвидации учреждений, рожденных секуляризацией (Коллегии экономии), отзыва офицеров, отправленных для составления описей имений. Указ возвращал духовенству право распоряжаться всеми доходами; коснулся он и положения крестьян, которым велено было пребывать в послушании монастырского и архиерейского начальства; ослушников же ожидали суровые кары[56].

Но дальнейшее развитие событий опрокинуло радужные надежды церковников, ибо обещание императрицы не покушаться на имения духовенства было чистым обманом, временной уступкой, призванной внести в его ряды успокоение. Цитированный выше указ 12 августа должен был насторожить духовенство – ведь он учреждал «особенную из духовных и светских персон комиссию», которой поручалось разработать «меры о порядочном и как для церкви и духовного чина безобидном, так и для отечества полезном управлении».

Коронационные празднества и связанный с ними переезд двора в Москву замедлили формирование комиссии о монастырских имениях. Она была создана лишь 29 ноября, в нее назначили только трех представителей духовенства и пять светских персон. Все они были сторонниками секуляризации, и императрица с полным основанием ожидала угодного себе постановления. Инструкция обязывала комиссию определить расходы как на содержание монастырей и архиерейских домов, так и на учреждение училищ и содержание инвалидов. Чтобы решить эту задачу, комиссии надлежало выполнить предварительно кропотливую и трудоемкую работу: составить подробную опись имущества всех вотчин с указанием плодородия почвы и расстояний до больших городов, сочинить типовую инструкцию приказчикам и определить оптимальную форму повинностей – посадить крестьян на барщину или на оброк. На базе этих данных комиссия должна была определить меру хлебных и денежных доходов, а также штаты духовных учреждений. Однако главная задача комиссии, согласно инструкции, состояла в ответе на вопрос: «или нашему мнению последовать, или что лучше еще и благоугоднейше к пользе народной придумать». Иными словами, комиссия должна была либо согласиться с указом императрицы об отмене секуляризации, либо, напротив, рекомендовать ее осуществить[57].

Комиссия, разумеется, высказала единодушное мнение о необходимости осуществить секуляризацию. И если время от ее учреждения до обнародования указа исчислялось пятнадцатью месяцами, то только потому, что ожидали доставки офицерами описей вотчин. Не ограничивалась ролью наблюдательницы и императрица. Ей приписывается речь, якобы произнесенная перед членами Синода и содержавшая массу упреков. «Существенная ваша обязанность, – поучала императрица синод ал ов, – состоит в управлении церквами, в совершении тайн, в проповедовании слова Божия, в защищении веры, в молитвах и воздержании». Далее следовали укоры в недобродетельной жизни: «Но отчего происходит, что вы равнодушно смотрите на бесчисленные богатства, которыми обладаете и которые дают вам способ жить в преизбыточестве благ земных, что совершенно противно вашему званию?» Еще резче оценивалась роль духовенства в другом вопросе: «Как можете вы, как дерзаете, не нарушая должности звания своего и не терзаясь в совести, обладать бесчисленными богатствами, иметь беспредельные владения, которые делают вас в могуществе равными царям?»

Указом 26 февраля 1764 года монастырские, архиерейские и церковные вотчины с населявшими их крестьянами общей численностью в 910 866 душ мужского пола передавались Коллегии экономии. Все повинности крестьян были переведены на денежный оброк в размере полтора рубля с мужской души. Общая сумма дохода, по расчетам Коллегии экономии, должна была составить 1366 тысяч рублей, из которых на содержание архиерейских домов отпускалось около 150 тысяч рублей, на мужские и женские монастыри – около 207 тысяч рублей, на содержание инвалидных домов – 115 тысяч рублей. Если к этому приплюсовать расходы на богадельни, семинарии и духовные училища, то окажется, что большая половина доходов, извлекаемых из экономических крестьян, поступала в казну.