Аркадий Тимофеевич Аверченко
Собрание сочинений в шести томах
Том 3. Чёрным по белому
Рассказы для выздоравливающих
Предисловие
Очень, очень трудно писать предисловия. Всегда почти содержание предисловия сбивается на извинение: «простите, мол, меня, что я выпускаю книжку. Выпускаю я ее потому-то и потому-то, и больше не буду». Я в своем предисловии к этой книжке постараюсь быть оригинальным — извиняться и оправдываться не буду. «Да, выпустил книжку. Что ж из этого? Чуткий человек всегда поймет меня и оправдает».
Почему я выпустил эту книгу?
Обратили ли вы внимание, читатель, что у нас вся современная литература резко разделяется на две категории:
а) Книги для здоровых
и
б) Книги для больных.
Для первой категории писали раньше, для второй пишут теперь. Но нет ни одной книги, которая обслуживала бы третью категорию: выздоравливающих. А это самая прекрасная, самая симпатичная категория.
Когда человек после долгой, тяжелой болезни раскроет впервые глаза и почувствует, что из открытого окна вместе с запахом сирени и гамом бодрого города в него чудесной вольной струей врывается новая жизнь и силы, — такому больному хочется всего
помногу.
Он хочет много есть, много пить, слушать много музыки и много смеяться. Рожденный снова на свет со свежими, обостренными чувствами, он жадно и весело впитывает в себя, как губка, все, что окружает его. Все должно сверкать, шуметь, искриться, всего должно быть помногу — много яичницы, много бифштексов, много укрепляющего красного вина.
И если он захочет читать — книга должна быть такая же, в ней он ищет много шуму, веселья, беззаботности, бодрости и молодой дерзновенной силы.
И вот я хочу своей книгой по мере сил послужить чудесному, прекрасному народу — выздоравливающим.
Да не
подумает наивный читатель, что только для
человека в
больничном халате, с исхудалым лицом и све
ркающими
глазами написана эта книга. Недоставало бы
в таком
случае к книге приклеить этикетку с сакрамен
тальной
надписью: «Перед употреблением взбалтывать!»
Нет!
Автор размахивается шире: вся Россия была
больна и вся
Россия выздоравливает — что бы там ни
говорили бескровные
нытики и рахитичные слизняки,
с испуганными лицами
поверженные в прах обыкновен
ным городовым с ближайшего
перекрестка…
Свежая кровь со свежей
энергией переливается в осве
женных жилах —
да здравствуют выздоравливающие!
Вот почему,
для чего и для кого я написал эту книгу.
Больше я
этого никогда не еде… Впрочем, однако, я соби
рался быть
оригинальным…
Как
трудно писать предисловия!
Аркадий Аверченко
Сердечные дела Филимона Бузыкина
Вышеназванный молодой человек восхищал меня тем, что его внутренние свойства строго гармонировали с его наружностью. Ввиду этого, я полагаю, будет достаточно одного наружного осмотра этого увлекательного малого, чтобы составить себе мнение о его духовной стороне.
Маленькое толстое туловище с трудом поддерживалось тонкими ногами, которые, изнемогая от наваленного на них груза, покривились и образовали нечто вроде овальной рамки для зеркала; носки сапог не отворачивались друг от друга с пренебрежением, как у других людей, а, наоборот, стремились дружески сблизиться, подавая тем благой пример враждующим пяткам… Руки хотя и казались короткими, но зато кисти их были так красны, что это могло утешить самого взыскательного человека. Круглая жирная голова, украшенная парой повисших ушей — двух печальных флагов в дождливую погоду, — плотно и несокрушимо сидела на массивных плечах. Лицо заплыло целым морем жира, и несчастные маленькие глазки захлебывались и тонули в этом море, несмотря на то, что сердобольная рука окулиста бросала им пару спасательных кругов — громадные черные очки.
Таков Филимон Бузыкин — оптовый торговец кишками и бычачьими шкурами. Наше странное знакомство началось с деловых встреч в конторе транспортного общества, через которое он отправлял за границу бочки с кишками, а я в качестве конторщика этого общества писал ему коносаменты и накладные.
Я привык видеть его озабоченным, деловым, вечно клянчащим каких-нибудь уступок и послаблений и поэтому был однажды чрезвычайно удивлен его легкомысленным неделовым видом. Он явился ко мне домой в воскресенье в отвратительном сюртуке и сером галстуке, который больше походил на петлю удавленника.
— Что это вы?! — спросил я.
— Да вот к вам. Вы, вероятно, сведущи в этих делах — так я и пришел… Хи-хи.
— В каких делах?
— В этих…
Он встал, подошел ко мне и неуклюже пощекотал пальцем у меня под мышкой.
— Что вам нужно? — с легкой тревогой спросил я.
— Видите ли что, мой друг…
Губы его раздвинулись в широкую улыбку, жир выступил из берегов и совершенно затопил глазные участки; глазки захлебнулись и пошли ко дну, хотя два черных спасательных круга и плавали на поверхности лица.
— Видите ли что… Я знаю, вы сведущи в этих делах…
— В каких же?!
— В любовных. Нужно вам сказать, что я до сих пор занимался только делом. Дело, и только дело! — таков мой девиз. Но, знаете, сердце, в конце концов, просит другого, и я вздумал немного пошалить с бабеночками.
— Дело хорошее! — серьезно сказал я.
— Не так ли?! Я хотя делишек с женщинами не имел, но повадку их знаю. Ведь стоит только подмигнуть хорошенько бабе — она и побежит за вами.
— Да уж… женщин на это взять.
— Говорят, некоторые женщины добродетельны, но я в это не верю. А?
— Сказки! — горячо сказал я. — Все они хороши до первой интрижки.
— О, неужели все? И даже самые интеллигентные?
— Да при чем тут интеллигентность?
— Это, положим, верно.
Бузыкин повеселел.
— Хе-хе… Выходит, значит, что всякую женщину можно при желании соблазнить.
— Всякую, — твердо сказал я.
— И я так думаю. Вот только насчет способов, как говорится, я слаб. Практики не было. Вот — хи-хи — и зашел к вам…
— Какие там способы, — пожал я плечами. — С ними ведь очень простое обхождение: понравилась — сейчас хватай за руку, потом за талию, пара горячих поцелуев — и она ваша.
— Вот это по-моему. Ну, а если она обидится?
— На одного обидится, а на другого и не обидится.
Он задумчиво вытянул губы и потом, с трудом прищурясь, спросил:
— А на меня… как вы полагаете? Хе-хе! Не обидится?
— На вас? Конечно, нет. Да чего ей и нужно: молодой, красивый.
— Тридцать два года! — отрывисто сказал Бузыкин. — Все зубы, хороший цвет лица. Когда прохожу по улице — все оборачиваются.
— Да и неудивительно, — согласился я. — На примете есть кто-нибудь?
— Из бабенок?
— Да!
— Есть тут одна — жена адвоката Медляева, может знаете?
— Ого! Вы, однако, молодец! Она, говорят, красавица. Так и надо: уж если заниматься этим делом, так брать самое лучшее!
— А вы как же думаете? Хи-хи. Филимон Бузыкин еще себя покажет. Я, миленький мой, тоже не дурак.
— Вот женщины таких и любят — смелых, решительных… Вы составили себе какой-нибудь план?
— За этим-то я и пришел. Дело в том, что она каждое утро до обеда прогуливается в городском саду. Вот через полчаса она уже придет. Но как к ней подъехать — вот вопрос. Главное — начать, потом-то я пойду как по маслу.
— И вы еще раздумываете! — всплеснул я руками. — Молодой, интересный, кровь с молоком, знающий женщин как свои пять пальцев! Да просто подходите, берите за руку — и готово.
— И она не удивится, не испугается?
— Ни капельки. Оне к этому привыкли.
— О? Ну и проклятое бабье. Вот-то мужьям, я думаю, обидно?
— А вам-то что? Не думаете же вы жениться?
Он захохотал.
— Ни-ни. На мой век бабья и так хватит.
