Сын Евы, он был потомком царского рода – рода владык земли Нод.

«Владыка, да» – так думали женщины, испытывая издревле взлелеянное уважение к царской крови.

Все помнили Еву и посещение ею стойбища, все, что она говорила и делала, ее удивительные рассказы о странствии на восток, ее обширные познания.

Они никогда раньше не видели женщины, наделенной таким достоинством, и толковали об этом снова и снова. Все дело в царской крови, в том, что Ева знается с силами, давшими ей знания о болезнях и смерти, подарившими умение исцелять.

А потом наступила страшная засуха позднего лета, и Эмер ушел в горы, чтобы попросить тамошний народ обратиться к богам и вымолить у них дождь. И ходил он не зря: дождь пришел, бушевал над ними сутками, подарил им жизнь и новые надежды.

Свет, осиявший людей на горе, сделался еще сильней.

И снова наступили ясные дни. И солнце светило над новорожденным миром, где расцветала и жизнь, и зелень, где из земли пробивалась молодая трава, где птичье пение разносилось над полями, где овцы разыгрались, а люди смогли утолить жажду и улыбнуться.

Гостя с горы ждали со дня на день и готовились к его приходу. Девушки умащали себя благовониями, надевали красивые платья и тяжелые серьги из золота.

Только мама Аня упрямилась.

– Кто сказал, что Каин захочет выбрать себе жену именно здесь? – сказала она. – Успокойтесь, Эмер, конечно же, придет обратно без Каина.

Но когда на горизонте появились всадники, все увидели, что их пятеро: уходило четверо мужчин, возвращалось пятеро!

И вот наконец вместе с другими появился он. Женщины всего стойбища затаили дыхание, пораженные одной и той же мыслью.

Они никогда еще не видели такого красавца. Мужчины стойбища тоже смотрели на него, но несколько иначе. «У него царственный лик, – думали они. – И царственная сдержанность в словах и движениях».

Лета не решилась приблизиться к гостю, как некоторые, а смотрела на него из-за спины матери и старших сестер, куда более красивых, чем она сама. Она и сегодня видела себя именно такой, и сегодня, и когда мужчины возвращались с работы, вспотевшие и грязные, она смотрела на Каина, как в тот день.

Высокий, выше остальных, с длинными загорелыми руками, с очень темными, почти черными глазами, с какой-то скорбной складкой возле прекрасно очерченных губ, придававших глубину его лицу. Сдержанно поклонившись им всем, прямой и спокойный, ходил он по кругу, подавая каждому руку.

Женщины тоже удостоились пожатия, что было ново и удивительно. Даже женские смешки утихли от стараний достойно держаться, кланяться низко.

Когда в тот вечер они уснули, Леты как будто не было среди них; она отстранилась от женской болтовни, лежала сама по себе и обдумывала самое яркое впечатление минувшего дня: на ней он задержал свой взгляд дольше, чем на остальных.

Аня была убеждена, что Каин должен выбрать невесту из дочерей вождя, и это злило остальных женщин, тоже имевших дочек на выданье. Спор вышел горячим и злым.

– Да, конечно, это утешило бы тебя, не имеющую сына.

Предположения строились давно, с того дня, как Эмер рассказал о своем разговоре и о том, как сам предложил сыну Адама выбрать себе жену у него. Однако никто не предполагал, что выбор падет на нее, самую младшую и самую незначительную, мягкую и хрупкую девочку с оливковой кожей, которая всегда держалась в тени своих сестер.

Но уже на следующий день после торжественной встречи всем стало ясно, что Каин выбрал Лету – к неудовольствию Эмера и негодованию старших сестер. В коротком разговоре Эмер попытался склонить гостя в пользу самой старшей, но предложение было отклонено без слов, всего лишь движением головы, ясно говорившим: «Лета, иначе ничего не будет».

Лета все еще ощущала торжество, выпавшее ей в тот день, триумф, неслыханную радость быть избранницей.

Позже, много позже, пришел страх, что она не подойдет, что все это ошибка, но лишь мелькнул тенью и исчез.

Это было чудо. Еще и сегодня она питается им и черпает из него силы.

Да, еще и сегодня, когда она, забившись в глубь пещеры, выла, как неразумное дитя, это воспоминание помогало ей. Она выпрямила спину, высоко подняла голову и отправилась наверх, к Еве с детьми.

Еве тоже тяжело было сегодня, заметила Лета. И все же свекровь спросила о ребенке, со знанием дела ощупала ее большой живот.

– Кажется, все хорошо, ребенок правильно лег, готовясь родиться.

Но что-то недосказанное сквозило между женщинами.

Ева угадала вопрос в глазах девочки и сказала:

– Я видела очень тяжелый сон.

И все.

И как много раз прежде, Лета долго раздумывала над тем, что здесь, наверху, люди так одиноки, каждый сам по себе. Они, конечно, заботились друг о друге гораздо больше, чем на стойбище. Но по-настоящему не были вместе.

Они будто даже лелеяли эту рознь между собой, думалось Лете. Будто каждый из них должен выделяться, быть особенным.

И это воспитывалось сызмальства. С удивлением наблюдала Лета за тем, как они пестовали в своих детях это свойство – быть особенным. «Сиф – редкий выдумщик», – говорили они и одобрительно улыбались каждый раз, когда мальчик затевал что-нибудь новенькое. И он постепенно становился таким, как они хотели.

Непонятней было с Нореей, младенцем в корзинке. «Она ведь еще никто, – думала Лета, – и все же они решили, будто Норея такая же своевольная и сильная, как Ева».

– Она будет такой же красивой, как ее мать, – изрек Адам.

И Лета удивилась: девочка была ничем не симпатичнее других малышей.

В это утро Лета впервые задумалась о том, что они могли говорить когда-то о Каине, какой образ ваяли из него, когда он еще лежал в колыбели.

Увы, она не могла себе этого представить.

Глава пятая

Солнце в этот день стояло на небе неподвижно. «Наконец-то нынешней весной после дождей и ветров настало приятное тепло», – подумала Ева. Женщин вновь разделила преграда молчания, даже дети не могли ее сломать. Даже Сиф с его живостью, забавами и вопросами.

Ева отвечала ему рассеянно. Лета не отвечала вообще. «Разве ты не слышишь?» Да, она слышала, но как-то издалека.

Лета целиком ушла в себя, в свое тело, к тому чуду, что уже почти оформилось в ней.

Адам вернулся с пастбища, женщины нехотя подали ему еду, на сей раз обе благодарные за его тяжелое молчание. Уходя, Каин взял с собой пищу, предупредив, что не придет к обеду, хотя работал он не так уж далеко – время от времени они слышали удары его топора, взрывавшие тишину.

«Ну и ладно», – думала Ева, не готовая встретиться с ним, пока не разберется с ночным сном, который ее взволновал.

«Ну и ладно», – думала Лета, не желавшая, чтобы кто-то мешал ее погружению в себя, не желавшая волноваться из-за недовольства в его темных глазах, не желавшая сгорать от стыда за собственную неполноценность.

Адам, пока ел, немного отдохнул, а потом вернулся на пастбище, прихватив, как обычно, с собою Сифа на вторую половину дня. Норея, тоже напитавшаяся, теперь играла на овчине, греясь на солнышке. Но недолго – день для нее излишне затянулся, она устала и заснула.

Солнце по-прежнему неподвижно стояло на небе; оно лишь чуть-чуть сдвинулось к западу, когда Лета вдруг почувствовала дурноту, явственно ощутив, что съеденные ею хлеб и овечий сыр подкатили к горлу, будто уже не нужны были мальчику, сидевшему в ней.

Они мешали ему собираться с силами. Лета отправилась к выходу – освободилась от ненужного. Ее смуглая кожа побледнела. Вернувшись, она тщательно умылась и выпила немного воды, которую предложила Ева.

Сказала:

– Я устала, попробую немного поспать.

И только тогда Ева поняла: больше нет времени молчать, мучаясь в раздумьях. Ей и этой девочке предстоят сутки великих свершений. Беспокойство взорвалось в ней.

С этого мгновения солнце больше не стояло неподвижно – так показалось Еве. Наоборот, оно с сумасшедшей скоростью понеслось навстречу вечеру.