Накануне вечером я предупредил эту странную девушку, проявлявшую такую сметливость, когда речь заходила о бесследном исчезновении трупов:
— Хорошо, я возьму тебя с собой, но ты должна понять, что у меня нет никаких определенных планов. Ни одно направление не привлекает меня больше других. Думаю, мы поедем на юг.
Глаза у Лейлы весело заблестели, и она, слегка зардевшись, в свою очередь, поспешила меня предупредить — с той смесью возбуждения и робости, с какой, горя желанием отдаться, призналась бы, что она девственница:
— Я никогда не видела моря!
— Сначала мы поедем в Марсель.
— Да ведь именно в этом городе я должна была… — начала она, но осеклась и посмотрела на меня так, будто хотела сказать: «Вы-то это знаете не хуже меня…»
Я промолчал, чтобы не ляпнуть очередную сверхъестественную глупость.
Затем она потребовала ответить, решусь ли я переписать сцену смерти Шульца, к которому, похоже, в самом деле привязалась.
— Посмотрим. Там будет видно, — проворчал я. — Как бы там ни было, я не хочу и не могу больше писать. Так что, если я и почеркаю в последний раз эту злосчастную рукопись, ты уж в это только не вмешивайся. У тебя будет достаточно времени, чтобы узнать, что случилось потом.
— Значит, вы согласны?
— Тебе не понять. Жди, оставь меня в покое, иди спать, на сегодня хватит, сейчас больше не будем об этом говорить!
Она немедленно улеглась и тотчас провалилась в свой беспробудный сон. А я всю ночь пытался разобраться, подвести черту. Ничего не вышло. Я был измучен, голова шла кругом. Я выпил. Побродил по дому. Тщательно вымылся и побрился. И продолжал в который раз спрашивать себя, что могла делать Жюльетта, когда она вот так припадочно решала уехать… А главное — что крылось за этой историей с провалами в памяти? Чего я такого не понял? Что я мог бы сделать? У меня в голове эхом отдавались вопросы, с которыми лезли ко мне все, кто был более или менее знаком с Жюльеттой и хотел теперь знать, куда она подевалась. Намеки. Подозрения посторонних недоброжелателей. Я был разъярен и удручен, обнаружив, что она обращалась за помощью к этому долговязому шарлатану с крепким черепом и туманными методами.
Туманным, дымным, паленым и обугленным казалось мне все то, что сам я сделал и написал до сегодняшнего дня. Ирония судьбы: хорошие книги из моей библиотеки теперь были заперты в подвалах и чуланах, а мои паршивые романы оставались доступными всем в привокзальных киосках и супермаркетах.
Бензобак грузовичка был полон. Мне оставалось лишь заехать за Лейлой и прихватить ее вместе с ее багажом, еще более тощим, чем мой собственный. При мысли о том, что больше ноги моей не будет в этой деревне, меня внезапно охватила такая радость, что я даже и не поглядел на эти расплывающиеся в сырости неопределенные очертания.
Подъезжая к дому, я увидел колонну строительных машин ослепительно желтого цвета. Возглавлял процессию грузовик с огромными колесами, который вез два гусеничных одноковшовых экскаватора. За ним следовали кран с выдвижной стрелой, два бульдозера и несколько самосвалов. Перед моими глазами подрагивали тяжелые ядра, под чьими ударами вот-вот содрогнутся стены дома и сарая. Стальные челюсти будут хватать, кусать, заглатывать тонны камня, кирпича, дерева, а выплевывать лишь мусор, обломки и пыль. Затем бульдозеры сровняют с землей наше убогое прошлое, все расчистят, выкорчуют деревья, разрушат ограду.
Внезапно я увидел в просвете между желтыми монстрами крохотную перепуганную Лейлу, она бежала ко мне. Рабочие сначала колотили в дверь, потом сорвали ее с петель, после чего полезли на крышу и с грохотом начали сбрасывать черепицу. Разбуженная всем этим шумом, Лейла схватила рюкзак и вылезла через окно первого этажа.
Как только она устроилась рядом со мной, я рванул с места. Я сразу почувствовал, что присутствие этой девушки для меня — большая удача. Благодаря Лейле отравляющий газ моего одиночества оказался заключенным в хрупкую стеклянную ампулу, и надо было всего-навсего постараться ее не разбить. Между нами было неявное сообщничество. Незаметная, но прочная связь.
И вот ради этого юного создания я тупо попытаюсь переписать свой текст. Конечно, при условии, что старый повествовательный механизм еще немного пофурычит! На вдохновение я не рассчитывал, мне бы только плодотворно испустить последний вздох. Вот потому в ожидании этого выдоха я намеревался катить к морю не спеша. Торопиться некуда. Хорошо, я согласен двигаться на юг, но окольными путями. Для начала мне надо было проехать через город. Пока мы ползли по бульварам, увязая в потоке машин, я сообразил, что отсюда рукой подать до той улицы, где живет Эллен О'Коннелл. Это оказалось сильнее меня: и на этот раз мышцы рук, пальцы, все конечности принялись действовать сами по себе, нервы опередили мозг! Я резко крутанул руль, несколько раз повернул и остановился напротив виллы, нисколько не сомневаясь в том, что моя ирландка по-прежнему пребывает в одиночестве и праздности. Намертво впившись пальцем в кнопку звонка, я ждал, чтобы дверь открылась.
Эллен и правда была дома. Из капюшона зеленого халата выглянуло изумленное лицо.
— Жак? — Она сразу поняла, что это мое новое появление предвещает нечто тревожное.
— Добрый день, мадам. Мыши, крысы есть? Я зашел проверить кое-что после того, как побывал тут в прошлый раз.
Шутить было ни к чему. Эллен смотрела на меня расширенными глазами, прижимая руку к отчаянно колотящемуся сердцу. Я не дал ей времени опомниться.
— Послушай, Эллен, я уезжаю. Понятия не имею, что со мной будет дальше. Везу одну девчушку посмотреть на море… В общем, это сложно объяснить. Я знаю, ты одна в этом слишком вылизанном доме. Я пришел за тобой. Я тебя забираю.
— Ты совсем с ума сошел?
— Да, Эллен. Одевайся! Возьми с собой самое необходимое. Не спорь! Поедем! Если хочешь, уезжай в чем стоишь… Я куплю тебе все, что понадобится. Только поедем со мной! Хоть на несколько дней.
Я крепко взял ее за руку и отвел в спальню.
— Собирайся, едем вместе к морю. Мне надо, чтобы ты поехала со мной.
Эллен высвободилась, но глаза у нее затуманились, движения стали замедленными. Она не сопротивлялась. Только качала головой и хлопала глазами.
Она открыла шкаф, поставила на кровать чемоданчик, кинула туда кучку белья. Потом сбросила халат и стала при мне одеваться, двигаясь, как автомат, который продолжает работать, хотя его механизм может сломаться в любую минуту. Я зашел к ней за спину и застегнул молнию у нее на платье. Эллен стояла оглушенная, с виду покорная, но я заметил, что она испытывает тайное удовлетворение от моего энергичного вмешательства. В это до слез заурядное утро старый охотник на крыс подарил ей такую возможность отыграться, о какой она и мечтать не могла. И она решительно защелкнула замки своего чемодана и почти яростно захлопнула за нами двери семейного логова.
Вот так и вышло, что мы все трое оказались сидящими на просторном сиденье моего грузовичка, Эллен прижималась ко мне, Лейла уткнулась лбом в стекло. Я их познакомил, но, поскольку обе они, каждая на свой лад, блуждали в розовом тумане неуверенности и неясной надежды, сказать им друг дружке было нечего.
И первую сотню километров мы проделали в полном молчании. За суровыми долинами, угрюмыми вытянутыми деревнями и унылыми перевалами пейзаж стал просторнее, но главное — свет начал меняться. Первые осмелевшие цветочки на лугах. Серебристый блеск воды в разлившихся от таяния снегов ручьях и вся палитра робких и свежих оттенков зеленого, как будто мы, внезапно сменив не только место, но и время года, решительно въехали в весну.
За спиной у нас — туман, мелкий дождичек и кучи строительного мусора. Держим курс на юг! Курс на неизведанное с его завихрениями! А там — обещанные, но пока еще под очень большим сомнением переделки текста.
Эллен смотрела в одну точку, упрямо бежавшую впереди нас. Я время от времени вдыхал, вспоминал ее запах. Ощущал ее тепло. Потом она стала беспокойно ерзать на сиденье и рыться в сумке. Когда она вытащила мобильный телефон и попыталась нажимать на клавиши, я выхватил его у нее и, держась за руль одной рукой, кинул бесполезное приспособление в бардачок. Без комментариев. Надо было вообще в окно его выбросить!
