— Ну вот видишь? — сказал Годфри Чармиан.
Чармиан промолчала.
— Надо же, целую историю придумала, — сказал Годфри. — Как она встала, сама себе чай приготовила. А то я не знаю, что этого быть не могло.
— Знаешь, Годфри, у меня, видимо, отказывают не только физические, но и умственные способности, — сказала Чармиан. — Прямая мне дорога в Суррей, в тот самый пансионат. Да, это дело решенное.
— Что ж, — сказала миссис Петтигру, — может, оно и вернее.
— Да нет, милая, ну зачем же тебе в пансионат, — воспротивился Годфри. — Никто этого и не предлагает. Я только говорю…
— Прости, Годфри, я пошла спать.
— Что вы, что вы, а как же ужин, — сказала миссис Петтигру.
— Спасибо, ужинать мне не хочется, — сказала Чармиан. — Я вдоволь напилась чаю.
Миссис Петтигру сделала движение, как бы собираясь взять Чармиан под руку.
— Спасибо, я прекрасно дойду сама.
— Ну, зачем же так раздражаться. Надо как следует выспаться, а то ведь нас завтра, если помните, фотографируют, — заметила миссис Петтигру.
Чармиан медленно вышла из комнаты и поднялась по лестнице.
— Виделись с юристом? — спросила миссис Петтигру.
— Адский холод, — сказал Годфри.
— Вы с поверенным виделись?
— Вообще-то говоря, нет, его вызвали по неотложному делу. В другой раз повидаемся. Завтра, Мейбл, я вам обещаю.
— По неотложному, — передразнила она. — У вас нынче было назначено с юристом, а не с доктором. Ей-богу, вы хуже Чармиан.
— Да, Мейбл, да, с юристом. Не кричите только, миссис Энтони услышит.
— Миссис Энтони ушла. И она вообще глухая. Вы где сегодня болтались?
— Ну как, — сказал он, — я съездил это самое… в полицию.
— Куда?
— Да в полицейский же участок. И там проторчал бог знает сколько.
— Вот что, Годфри, вы заметьте себе, что улик у вас против меня нет, понятно? А вам нужны доказательства. Попробуйте только. Что вы им там сказали? Ну-ка выкладывайте, вы им что сказали?
— В точных словах не припомню. Что хватит уже, пора принять меры. Сестру мою, говорю, он и так уже изводит больше шести месяцев, говорю. А теперь за меня принялся, говорю, и пора бы вам пошевелиться. Я им говорю…
— Ох, это все тот звонок. Вас что. больше ничегоне занимает? Я вас спрашиваю, Годфри, вас что…
Он ссутулился в кресле.
— Адский холод, — сказал он. — У нас как, нет немного виски?
— Нет, — сказала она. — У нас нет.
По пути в спальню он бесшумно приоткрыл дверь к Чармиан.
— Еще не спишь? — спросил он шепотом.
— Нет, нет, — сказала она, просыпаясь.
— Как себя чувствуешь? Ничего не надо?
— Нет, ничего, спасибо, Годфри.
— Не надо, не уезжай в пансионат, — шепотом сказал он.
— Годфри, я сама сегодня приготовила чай.
— Хорошо, — сказал он, — пусть сама. Только не уезжай.
— Годфри, — сказала она, — послушай-ка моего совета, напиши Эрику. Ты бы лучше поладил с Эриком.
— Как? Ты это почему говоришь?
Но она не объяснила, почему она это говорит, и он остался в недоумении: он ведь и сам думал написать Эрику. То ли Чармиан понимала про него и вообще про все куда больше, чем ему казалось, то ли ей это случайно взбрело на ум?
* * *
— Только сначала обещайте, — сказала Олив Мэннеринг, — что вы никак не злоупотребите полученными сведениями.
— Обещаю, — сказал Алек Уорнер.
— Потому что, — объяснила Олив, — это дело серьезное, и мне оно доверено под строжайшим секретом. Я бы в жизни никому не сказала.
— И я не скажу, — заверил Алек.
— Только для научных целей, — сказала Олив.
— Разумеется.
— А ваши записи — они как? — спросила Олив. — Потому что фамилий нигде не должно быть.
— Все указания на действительные фамилии будут уничтожены после моей смерти. Идентификация описаний абсолютно исключена.
— О'кей, — согласилась Олив. — Но боже ты мой, он сегодня был в жутком состоянии. Ей-богу, даже жалко его стало. И все миссис Петтигру, можете себе представить.
— Застежки и тому подобное?
— Нет, совсем не то. Это дело прошлое.
— Шантаж.
— Ну да. Она, видимо, перекопала всю его жизнь.
— И докопалась до связи с Лизой Брук.
— И до этого, и много еще до чего. Был там какой-то денежный скандал, связанный с пивоварней Колстона, его в свое время замяли. Миссис Петтигру все вызнала. Она добралась до самых его потайных бумаг.
— В полицию он не обратился?
— Нет, он боится.
— А зря, они бы его защитили. Чего он боится? Ты не спрашивала?
— Больше всего своей жены. Не хочет, чтобы жена узнала. Тут гордость, что ли, мне непонятно. Я ее, конечно, в жизни не видела, но она вроде бы всегда была женщина религиозная, знаменитая писательница и тому подобное, и все ей сочувствовали, что она такая тонкая, а он такой грубый.
Алек Уорнер строчил в блокноте.
— Чармиан, — заметил он, — не удивится про Годфри ровным счетом ничему. А ты, значит, говоришь, что он боится, как бы она чего-то не узнала?
— Боится, и даже очень.
— Кого ни спроси, буквально всякий скажет, что онаего боится. И обходится он с нею по-хамски.
— Ну, я-то знаю, только что он сам говорит. Выглядит он сейчас ужас как скверно.
— На цвет лица внимания не обратила?
— Багровый цвет. Боже ты мой, и похудел как.
— Сутулится больше прежнего?
— Ох, гораздо больше. Прямо будто выпотрошили его. Миссис Петтигру виски под замком держит.
Алек сделал запись в блокнотике.
— Это ему в конечном счете на пользу, — проронил он. — В его годы нельзя столько пить. И как же он думает уладить с миссис Петтигру?
— Пока деньгами. Но ей надо все больше и больше — он уже просто отчаялся. А сейчас новое дело — она хочет, чтобы он переписал на нее завещание. И сегодня он должен был пойти к юристу, а вместо этого сбежал ко мне. Он думает, может, мне уговорить Эрика, пусть приедет и пугнет ее — внакладе, мол, не останется. Только Эрик на семью сильно обижен, а с матерью у него трудные счеты, особенно теперь, когда романы ее переиздаются; и факт, между прочим, тот, что Эрик свое все равно получит, раньше или позже…
— Эрик, — сказал Алек, — не из наших. Ты давай дальше про Годфри.
— Он говорит, вот бы с Эриком помириться. Я ему обещала, что напишу за него Эрику, я и напишу обязательно, только вот я говорю…
— Миссис Петтигру располагает собственными средствами?
— Ох, ну я не знаю. С такой ведь женщиной, с ней никогда толком ничего не знаешь, правда? По-моему, вряд ли особенно располагает. Я тем более вчера про нее кое-что слышала.
— А именно?
— Видите ли, — сказала Олив. — Я это слышала от Рональда Джопабокома, он вчера заходил. Это не от Годфри.
— О чем разговор? — сказал Алек. — Сама же знаешь, Олив, что дополнительные усилия я всегда оплачиваю дополнительно.
— О'кей, — сказала Олив, — все путем. Я просто хотела засечь: пошел новый текст.
Алек улыбнулся ей, словно шаловливой племяннице.
— Рональд Джопабоком, — сказала она, — подумал и решил не оспаривать завещание Лизы Брук, раз уж Цунами умерла. Это ведь она решила вынести дело в суд. А Рональд говорит, что все это получается как нельзя более гадко: вот, мол, Гай Лит не исполнял супружеских обязанностей. Миссис Петтигру ужасно рассердилась, что дело прекращается: они ведь с Цунами вместе подали в суд. И не сумела прибрать к рукам Рональда, хотя всю зиму ох как старалась. Рональд в душе очень самостоятельный, не знаете вы старика Рональда. Он глухой, это конечно, только…
— Я знаю Рональда сорок с лишним лет. Крайне любопытно, что он показался тебе самостоятельным человеком.
— Он шума не затевает, он тихо стоит на своем, — сказала Олив. Рональда она встретила, когда ходила с дедушкой по картинной галерее, уже после смерти Цунами, и потом пригласила обоих стариков поужинать.
— Но раз вы знаете Рональда сорок лет, что я буду говорить.
— Милая моя, положим даже, я знаю Рональда и больше сорока лет, но ты-то знаешь его иначе.
