– Уж в этом, герр Исиву, можете положиться на меня! Я знаю, как угодить молодой даме!

– Ты не возражаешь, если я лягу на диван, дорогой? – спросила Салли, как только мы остались одни.

– Конечно, нет.

Салли сняла беретку, уселась на диване, подобрав свои миниатюрные ножки в бархатных туфельках, открыла сумку и начала пудриться:

– Я так устала. Глаз не сомкнула прошлой ночью. У меня потрясающий новый любовник.

Я начал разливать чай. Салли искоса поглядывала на меня.

– Тебя не шокирует, когда я так говорю, дорогой Кристофер?

– Ничуть.

– Но тебе не нравится это слушать?

– Меня это не касается. – Я протянул ей стакан чая.

– Только, ради бога, не корчи из себя англичанина. Естественно, касается.

– Ну, если хочешь знать, слушать это довольно скучно.

Она разозлилась больше, чем я ожидал, и, сменив тон, холодно добавила:

– Думала, ты поймешь. – Она вздохнула. – Но я забыла – ты ведь мужчина.

– Извини, Салли. Я, конечно, мужчина, ничего не попишешь. Пожалуйста, не сердись. Я просто хотел сказать, что такие вещи слегка нервируют. Мне кажется, от природы ты застенчива, поэтому и держишься так вызывающе. Я тебя понимаю, потому что и сам иногда поступаю точно так же… Только не нужно со мной этих штучек, я просто неловко себя чувствую. Даже если ты каждый раз будешь рассказывать мне, что спишь с каждым встречным и поперечным, тебе все равно не удастся выглядеть в моих глазах дамой с камелиями. Сама знаешь, что ты не такая.

– Мне тоже кажется, что я не такая. – Голос ее звучал настороженно. Она начала находить удовольствие в разговоре. Мне удалось невзначай польстить ей. –  Тогда кто же я, дорогой Кристофер?

– Ты – дочь мистера и миссис Джексон-Боулз.

Салли потягивала чай.

– А… понимаю, что ты хочешь сказать… Может, ты и прав… Значит, ты считаешь, что я должна вообще спровадить всех любовников?

– Вовсе нет. Пока они доставляют тебе удовольствие.

– Разумеется, – помолчав, мрачно проговорила она, – я никогда не смешиваю работу и постель. Для меня работа важнее всего… Но я не верю, что женщина, у которой не было романов, может стать великой артисткой.

Внезапно она умолкла.

– Крис, почему ты смеешься?

– Я не смеюсь.

– Ты всегда надо мной смеешься. Ты считаешь меня форменной идиоткой?

– Ну что ты, Салли! Отнюдь. Люди, которые мне нравятся, часто вызывают у меня смех. Даже не знаю, почему мне хочется смеяться над теми, кто мне нравится.

– Значит, я тебе нравлюсь, да, дорогой Кристофер?

– Конечно, нравишься, Салли, разве ты не знала?

– Но ты не влюблен в меня?

– Влюблен? Ну нет, только не это.

– Я страшно рада. Я хотела тебе нравиться с первой нашей встречи. Но слава богу, что ты не влюблен в меня, потому что я, наверное, не могла бы ответить тебе, и все было бы испорчено.

– Что ж, значит, нам с тобой повезло!

– Может, и повезло… – Салли вдруг засомневалась. – Крис, милый… мне хочется тебе кое в чем признаться. Я не уверена, поймешь ли ты меня.

– Салли, помни, что я всего лишь мужчина.

Салли рассмеялась.

– Полный идиотизм. Но я бы не вынесла, если бы ты узнал об этом сам… Помнишь, на днях ты обмолвился, что Фриц тебе сказал, будто моя мать француженка?

– Да, помню.

– И я еще ответила, что это его выдумка. Так вот, ничего он не выдумал… Понимаешь, я сама сказала ему.

– Зачем?

Мы оба расхохотались.

– Черт его знает. Наверное, хотела поразить его воображение.

– Но что удивительного, если твоя мать француженка?

– Я иногда совершаю сумасбродства, Крис. Тебе придется быть терпеливым.

– Хорошо, Салли, буду терпеливым.

– Клянешься честью, что не скажешь Фрицу?

– Клянусь.

– Нарушишь клятву – будешь последней свиньей, – закричала Салли, смеясь и вытаскивая нож для разрезания бумаги из моего письменного стола. –  Смотри, перережу тебе глотку, и дело с концом.

Потом я спросил у фрейлейн Шрёдер, как ей понравилась Салли. Та была в восторге:

– Как с картинки, герр Исиву. И такая изящная, такие красивые руки и ноги! Сразу видно, что она из высшего общества… Знаете, герр Исиву, я бы ни за что не поверила, что у вас есть такие приятельницы! Вы всегда казались мне тихоней…

– Ну, фрейлейн Шрёдер, в тихом омуте…

Она затряслась от смеха, раскачиваясь взад и вперед на коротеньких ногах.

– Вот именно, герр Исиву! Именно, в тихом омуте…

В Сочельник Салли переехала к фрейлейн Шрёдер. Все устроилось в последний момент. Подозрения Салли усилились после моих настойчивых предупреждений, и однажды она засекла фрау Карпф в особенно крупном и неуклюже обставленном воровстве. Тут Салли наконец отбросила все условности, возмутилась и съехала с квартиры. Ее поселили в бывшей комнате фрейлейн Кост. Фрейлейн Шрёдер, конечно, была в восторге.

Рождественский обед мы устроили дома: фрейлейн Шрёдер, фрейлейн Мейер, Салли, Бобби, еще один бармен из «Тройки» и я. Мы хорошо посидели. Бобби снова дерзко приударил за фрейлейн Шрёдер. Фрейлейн Мейер и Салли беседовали, как две звезды, обсуждали перспективы работы в английском мюзик-холле. Салли рассказывала небылицы, в которые в тот момент, очевидно, почти верила: будто она выступала в «Палладиуме» и в лондонском «Колизее». На это фрейлейн Мейер поведала историю о том, как восторженные студенты провезли ее в экипаже по улицам Мюнхена. После чего Салли не составило труда уговорить фрейлейн Мейер исполнить песню Sennerin Abschied von der Alm. После крюшона из красного вина и бутылки самого дешевого коньяка она оказалась столь созвучной моему настроению, что я даже прослезился. Мы все подхватили припев и дружно грянули: «Juch-he!» Потом Салли спела «Малышкин блюз» с таким чувством, что коллега Бобби, приняв все на свой счет, обнял ее за талию, но вмешался Бобби, тут же строго напомнив, что пора на работу.

И мы с Салли отправились в «Тройку», где встретили Фрица. С ним был Клаус Линке, молодой пианист, аккомпанировавший Салли у «Леди Уиндермир». Потом мы с Фрицем вышли. Фриц был подавлен и ни за что не хотел мне открыть почему. Какие-то девушки за прозрачным занавесом разыгрывали классические живые картины… Потом мы оказались в большом танцевальном зале, где на столах стояли телефоны. Велись обычные в таких случаях разговоры:

– Простите, мадам, судя по вашему голосу, вы очаровательная маленькая блондинка с длинными черными ресницами, мой тип женщины. Как я догадался? Ну, это тайна. Да, совершенно верно. Я высокий, темноволосый, широкоплечий, похож на военного, с крошечными усиками… Вы мне не верите? Тогда приходите и убедитесь сами!

Пары, обхватив друг друга за бедра, танцевали, выкрикивая что-то и обливаясь потом. Оркестранты в баварской национальной одежде улюлюкали, пили и потели от пива. В заведении воняло, как в зверинце. Потом я, кажется, заблудился и несколько часов кряду бродил по джунглям серпантина. А проснувшись наутро, обнаружил, что вся моя постель засыпана обрывками пестрых бумажных лент.

Я встал и уже оделся, когда Салли вернулась домой и прямиком прошла в мою комнату. Выглядела она усталой, но была довольна собой.

– Привет, дорогой! Который час?

– Скоро ланч.

– Да что ты? Вот здорово! Я просто умираю от голода. Не завтракала, только кофе выпила.

Она замолчала в ожидании моего следующего вопроса.

– Где ты была? – спросил я.

– Но, дорогой! – Салли широко открыла глаза, изображая удивление. – Я думала, ты знаешь!

– Не имею представления.

– Брось притворяться! Кристофер, милый, как можно быть таким вруном! Ясное дело, что это ты все и подстроил. Как ты здорово спровадил Фрица! Он был такой сердитый! Мы с Клаусом чуть не померли от смеха.

И все же она была явно не в своей тарелке. Впервые я видел, как она покраснела.

– У тебя нет сигареты, Крис?

Я дал ей сигарету и зажег спичку. Она выдохнула большое облако дыма и медленно подошла к окну:

– Я в него не на шутку втюрилась.