Несколько дней назад в нашем доме произошел грандиозный скандал.

Все началось с того, что фрейлейн Кост пришла к фрейлейн Шрёдер и объявила, что у нее украли пятьдесят марок. Она была ужасно расстроена, особенно потому, – объясняла она, – что деньги были отложены для уплаты за квартиру и телефон. Бумажка в пятьдесят марок лежала в ящике комода, стоящего прямо у двери.

Первое, что предположила хозяйка, – деньги украл какой-нибудь клиент фрейлейн Кост, на что та возразила, что это невозможно, так как никто не посещал ее уже три дня. Более того, она уверена в своих друзьях. Они приличные господа, и жалкие пятьдесят марок для них – просто пустяк! Тут фрейлейн Шрёдер пришла в ярость.

– Она, очевидно, намекает, что это сделал кто-то из нас. Ну и наглость! Послушайте, герр Исиву, верите ли, но я чуть не разорвала ее на мелкие кусочки!

– Да, фрейлейн Шрёдер. Уверен, что вы могли бы.

После этого фрейлейн Шрёдер высказала следующую мысль: деньги вообще не похитили, а фрейлейн Кост это выдумала, чтобы не платить за квартиру. Она так упорно обвиняла фрейлейн Кост, что та взъерепенилась и заверила фрейлейн Шрёдер, что обязательно достанет деньги через несколько дней и в конце месяца съедет отсюда.

Тем временем я случайно обнаружил, что у фрейлейн Кост роман с Бобби. Однажды вечером, вернувшись домой, я случайно заметил, что в ее комнате темно. Это всегда видно – в двери вставлены матовые стекла, чтобы освещать коридор. Позже, когда я уже лежал в постели и читал, я услышал, как открылась ее дверь, раздался смех и приглушенный голос Бобби. После долгого скрипа половиц и сдавленного смеха Бобби на цыпочках вышел из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь. Через минуту он вновь с шумом вошел и пересек гостиную, потом я услышал, как он пожелал фрейлейн Шрёдер спокойной ночи.

Если фрейлейн Шрёдер и не знает об этом, то по крайней мере подозревает. Этим и объясняется ее яростная вспышка – она ведь страшно ревнива. И проявляется это порой очень комично и даже непристойно. Как-то утром я хотел принять ванну, но там уже мылась фрейлейн Кост. Фрейлейн Шрёдер бросилась к дверям, прежде чем я успел остановить ее, и приказала фрейлейн Кост немедленно выйти, и когда та, естественно, не послушалась, фрейлейн Шрёдер начала дубасить в дверь кулаками.

– Выйди немедленно, или я позову полицию, чтобы тебя вытащили оттуда!

После этого она разрыдалась. Слезы вызвали сильное сердцебиение. Пришлось Бобби перенести ее на диван, задыхающуюся и всхлипывающую. Пока мы беспомощно топтались вокруг, в дверях появилась фрейлейн Мейер с видом палача и, обращаясь к фрейлейн Кост, жутким голосом провозгласила:

– Считайте, что вам повезло, моя милая, если вы не убили ее!

Затем она взяла дело в свои руки, приказала всем убраться из комнаты и послала меня в бакалейную лавку за сердечными каплями. Когда я вернулся, она сидела на диване, поглаживая руку фрейлейн Шрёдер и бормоча трагическим голосом:

– Лина, бедная моя крошка… что они с тобой сделали?

Однажды днем в начале октября Фриц Вендель пригласил меня к себе на чашку черного кофе. Фриц всегда приглашал именно на «черный кофе». Своим кофе он очень гордился. Говорили, что он самый крепкий во всем Берлине. Фриц был одет в свой обычный «кофейный» костюм – толстый белый свитер и легкие голубые фланелевые брюки. Он приветствовал меня, растянув в улыбке свои полные, сочные губы.

– А, это ты, Крис!

– Привет, Фриц. Как поживаешь?

– Отлично. – Он склонился над кофеваркой, и лоснящиеся, сильно надушенные волосы упали прямо на лицо. – Только вот эта старая дребедень не работает, – добавил он.

– Ну, а в остальном? – спросил я.

– Мерзко и паршиво, – хмыкнул Фриц. – То ли заключать новый контракт в следующем месяце, то ли идти в жиголо.

– Заключаю или иду, – поправил я его по профессиональной привычке.

– Я сейчас скверно разговаривает по-английски, – произнес Фриц, самодовольно растягивая слова. – Салли говорит, что, может быть, даст мне несколько уроков.

– Кто это, Салли?

– А… совсем забыл, что ты не знаком с Салли. Это я виноват. Короче, сегодня днем она собиралась сюда идти.

– А она хорошенькая?

Вместо ответа он закатил черные глаза и подал ароматизированную сигарету из фирменной банки.

– Восхитительная! – протянул он. – Короче, я без ума от нее.

– А кто она? Чем занимается?

– Англичаночка, актриса, поет у «Леди Уиндермир». Штучка с перцем, поверь мне.

– Не очень похоже на английскую девушку, я бы сказал.

– В ней есть французская кровь. Мать у нее француженка.

Несколько минут спустя появилась Салли собственной персоной.

– Милый Фриц, я ужасно опоздала?

– Нет, дорогая, всего на полчаса, – сияя от радости, откликнулся Фриц. – Хочу тебе представить мистера Ишервуда. Знакомься. Все зовут его Крисом.

– Отнюдь, – сказал я. – Кроме Фрица, никто меня так не называет.

Салли расхохоталась. На ней было черное шелковое платье с пелеринкой, а маленький берет, лихо заломленный на бок, придавал сходство с пажом.

– Ты не возражаешь, если я воспользуюсь твоим телефоном, милый?

– Конечно, давай, действуй. – Фриц поймал мой взгляд. – А мы, Крис, пойдем в другую комнату. Я тебе кое-что покажу. – Очевидно, ему не терпелось услышать мое мнение о его новой пассии.

– Бога ради, не оставляй меня одну с этим человеком! – воскликнула она. – Не то он соблазнит меня прямо по телефону. Вид у него ужасно страстный.

Когда она набирала номер, я заметил, что лак на ногтях у нее изумрудно-зеленый, цвет она выбрала весьма неудачно, он невольно привлекал внимание к рукам, желтым от табака и грязным, как у маленькой замарашки. Смуглая, она вполне могла сойти за сестру Фрица. Продолговатое, с тонкими чертами лицо было напудрено до белизны. Огромные карие глаза могли бы быть и темнее, под цвет волос и бровей, подведенных черным карандашом.

– Приветик, – проворковала она, вытягивая свои изумительные вишневые губы, словно желая поцеловать трубку. – Ist das Du, mein Liebling? – Рот ее приоткрылся в глуповато-милой улыбке. Фриц и я сидели, глядя на нее, словно на представлении в театре. – Was wollen wir machen, Morgen Abend? Oh, wie wunderbar… Nein, nein, ich werde bleiben Heute Abend zu Hause. Ja, ja, ich werde wirklich bleiben zu Hause… Auf Wiedersehen, mein Liebling…[3]

Она повесила трубку и с торжествующим видом повернулась к нам.

– С ним я провела вчера ночь, – объявила она. – Любовник он потрясающий, а уж в бизнесе ему равных нет, к тому же сказочно богат. – Она подошла, уселась на диван рядом с Фрицем и, откинувшись на мягкие подушки, вздохнула: – Дорогой, не нальешь мне кофейку? Я просто умираю от жажды.

Разговор вскоре перешел на излюбленную тему Фрица: лу-у-бовь. Так он коверкал это слово.

– Примерно раз в два года, – рассказывал он нам, – у меня непременно случается бурный роман.

– Ну и когда же был последний? – спросила Салли.

– Ровно год и одиннадцать месяцев назад. – И Фриц окинул ее сладострастным взглядом.

– Неужели? Какое совпадение. – Салли сморщила нос и засмеялась серебристым театральным смехом. –  Ну, расскажи мне, что это было?

Тут Фриц, естественно, поведал нам всю историю своей жизни. Мы выслушали, как его совратили в Париже, узнали подробности короткого флирта в Лас-Палмасе и четырех больших романов, случившихся в Нью-Йорке. Мы узнали о разочаровании, постигшем его в Чикаго, о победе в Бостоне, о кратком отдыхе и новых парижских увлечениях, чудесном приключении в Вене, о том, как он утешился в Лондоне и, наконец, о берлинской эпопее.

– Знаешь, дорогой Фриц, – сказала Салли, сморщив нос. – Наверное, у тебя все не ладится оттого, что тебе не встретилась женщина, которая тебе нужна.

– Может, ты и права. – Фриц воспринял ее слова всерьез. Его черные глаза увлажнились – видно, расчувствовался. – Может быть, я все еще ищу свой идеал.