Если приподнять кирпичи вымостки в дальнем от часовни конце двора и начать копать, то вскоре покажется вход в кирпичный сводчатый склеп, крыша которого находится всего около полуметра ниже мостовой. Вход грубо замурован кирпичами. Перед ним стоят два-три глиняных сосуда для пищи и питья. Внутри склепа может лежать десять-двенадцать скелетов. Это семейная усыпальница, которую открывали каждый раз, когда умирал взрослый член семьи. Тогда кости его предшественника довольно бесцеремонно отодвигали в угол, а покойника укладывали на середину. При следующем погребении с его скелетом поступали точно так же. Довольно часто мы находим у стен склепов один или несколько глиняных гробов с единственным телом. Я думаю, так хоронили шумерийцев, если двое родственников умирали через короткие промежутки времени, когда открывать склеп для второго трупа было нежелательно. Для детей, — а детская смертность в те времена была очень высока, — склеп никогда не вскрывали. Маленькие трупики просто укладывали в глиняные сосуды и хоронили под вымосткой двора напротив или даже под домашней часовней.
Устройство часовен всегда одинаково. К задней стене дома пристроена низкая кирпичная скамья. На ней мы иногда находили сохранившиеся на месте чаши и маленькие блюда для приношений. Над скамьей в стене сделано квадратное углубление, похожее на камин с открытым дымоходом, который поднимается вверх по стене, но не доходит до крыши: это очаг для сжигания благовоний. Открытый дымоход — вертикальная щель в стене — сделан для тяги воздуха, и в то же время он направлял благоуханные курения к верху часовни. В углу часовни стоит кирпичный алтарь, чаще из кирпича-сырца. Штукатурка его искусно выделана под панель. В одном случае мы нашли в мостовой перед алтарем укрепленные битумом гнезда для горизонтальных стержней. Стержни должны были располагаться у самого пола. Единственное объяснение, какое мы могли придумать, заключается в том, что к этим стержням крепилась нижняя часть занавеса, которым задергивали алтарь между богослужениями. Иногда в другом углу часовни прорезали дверь в небольшой чулан, который мог служить как бы «ризницей», но, очевидно, чаще здесь помещался семейный архив: мы находили в таких закутках множество табличек.
В часовнях, как и в самих домах, обычно были небольшие терракотовые статуэтки и рельефы богов или посвятителей. В одном из домов мы нашли верхнюю часть необычно большой статуи бородатого бога, на которой сохранились еще следы первоначальной раскраски. Некоторые такие статуэтки, наверняка, были связаны с богослужением в часовнях. Они должны были представлять семейных или личных богов — покровителей хозяина дома, тех самых «терафимов», которые упоминаются в легенде о Иакове и Рахили, когда Рахиль похитила богов своего отца Лабана. Домашние часовни, о которых до сих пор нигде не упоминалось в источниках, совершенно по-новому осветили самые интимные верования шумерийцев. Несомненно, в них выражается непоколебимость единства и вечности семьи. Когда умирал глава дома, его не уносили куда-то на кладбище, где он скоро был бы забыт и во всяком случае покоился бы вдали от своих потомков. Вместо этого он оставался как бы в семье, в доме и принимал участие в семейном ритуале. Прежде он сам играл в нем роль верховного жреца, а теперь его заменял сын.
В начале раскопок мы были разочарованы бедностью погребений периода Ларсы. Даже в самых наиболее тщательно сооруженных склепах под самыми большими и богатыми домами мы не находили ничего, кроме одного-двух глиняных горшков да еще таких сугубо личных вещей, как печати, серьги или кольца, которые снять с покойника было бы неблагопристойно. Беднейшая могила царского кладбища настолько превосходит самое богатое из этих погребений, что их нельзя даже сравнивать. Но все это объясняется довольно просто. Покойник периода Ларсы не нуждался в погребальной утвари, потому что и после смерти располагал всем, что есть в доме. Пищу и питье перед склепом ставили лишь для того, чтобы дух, если он вздумает выйти, насытился, умилостивился (священные тексты утверждают, будто духи умерших довольно часто пробираются в дом) и благосклонно соединился со своей семьей, тем более что он разделял с ней все домашние блага. Поклонение в домашней часовне до какой-то степени всегда относилось и к покойному предку, погребенному под полом. Старший сын наделялся титулом «возливающий масло отцу своему». Но прежде всего молитвы возносились к семейному божеству, которое было олицетворением семьи и ее покровителем.
На цилиндрических печатях того периода, как и на печатях времен третьей династии, очень часто изображался один и тот же сюжет: безымянное божество, выступающее в роли посредника и ходатая, представляет владельца печати Нанну или Нингал. Эти боги были слишком великими и возвышенными, чтобы простой смертный мог к ним приблизиться без божественного посредника. Таким посредником и был бог семьи. К нему можно было обращаться прямо. Именно ему воссылали молитвы и приносили жертвы одно поколение за другим.
Нас ожидало еще одно открытие, весьма важное для понимания религии шумерийцев. Речь идет о придорожных общественных святилищах. Кстати, о них тоже в источниках нет никаких сведений. Кое-где в начале улиц стоят ворота, почти всегда украшенные, в отличие от обычных проходов, большими терракотовыми рельефами на косяках. Эти рельефы играли ту же роль, что и скромные головы бога Пузузы на дверных косяках частных домов. Несколько кирпичных ступеней в воротах ведут к открытому мощеному двору. Это может быть самый обычный двор, как в рыночной часовне на углу «улицы Патерностер» и часовне у перекрестка, или более сложное сооружение с окруженным стенами святилищем и примыкающими помещениями, как, например, часовни Пасаг [34], или часовня барана на «Церковной улице». Описание последней дает наиболее полное представление об этих святилищах. Подобно другим часовням, часовня Пасаг относится к концу периода Ларсы. Для того чтобы пройти на ее двор, сначала нужно миновать сени. Здесь в левом углу было нечто вроде чулана или ниши — своего рода закрытый шкаф или тайник. В нем мы нашли многочисленные посвятительные приношения: глиняные модели повозок, лож, глиняную погремушку, точильные камни, оселки и более тридцати каменных наверший жезлов, на одной из которых начертано посвящение богине Пасаг. Прямо напротив хода, по другую сторону двора, стоит святилище. Его двери имеют выступающие косяки; по сторонам от входа стоят два кирпичных пьедестала высотой семьдесят пять сантиметров. Верхушка одного из них плоская, а на втором сделано покрытое битумом прямоугольное углубление, явно предназначенное для возлияний. Перед святилищем был кирпичный алтарь, залитый сверху битумом. Возле него стояла глиняная чаша, а у самого подножия алтаря лежали другие глиняные чаши и череп буйвола. Близ входа в святилище мы нашли прямоугольный известняковый блок высотой семьдесят пять сантиметров. На вершине его — чашеобразное углубление, все стороны украшены грубым рельефом, изображающим птиц и людей. Это алтарь для возлияний. Подобный алтарь мы уже видели на одном из рисунков на большой стеле Урнамму. Возле восточного угла лежала очень уродливая известняковая статуя богини, которая раньше стояла на полом деревянном постаменте. Внутри постамента помещалась маленькая медная фигурка богини. Однако руки ее, очевидно, были сделаны из какого-то другого материала, и от них ничего не сохранилось. Здесь же на дворе мы нашли еще несколько глиняных горшков, больших ручных мельниц или жерновов из черной лавы и несколько каменных пестов.
Святилище закрывалось плетенной из тростника дверью на деревянной раме. В задней стене напротив двери сделана ниша. Нижнюю часть ниши заполняет кирпичный оштукатуренный глиной и выбеленный пьедестал. На нем стояла известняковая статуя богини Пасаг. Это небольшая и не очень искусно высеченная фигурка. Еще в древности она была расколота пополам, а затем грубо склеена битумом. Ноги ее тоже исчезли, а потом фигурку вмазали в глиняное основание, чтобы она могла стоять. Несмотря ни на что, эта жалкая в художественном отношении дешевенькая статуэтка пользовалась уважением, и ее небогатые почитатели сделали все возможное, чтобы возместить нанесенный ей ущерб. На полу перед нею мы нашли множество мелких бусин, — ожерелье богини, — всевозможные глиняные сосуды, в том числе курильницу для благовоний, и шестьдесят четыре таблички с записями, относящимися к хозяйству этого маленького святилища.
