В гораздо худшем состоянии была найдена маленькая сидящая статуя богини Нингал: большая часть ее головы оказалась отбитой. Однако по тонкости исполнения она стоит много выше статуи Баба. На ней высечена длинная надпись, свидетельствующая о том, что эта статуя подарена храму не кем иным, как самой жрицей Энаннатум, второй основательницей храма. Статую удалось собрать из многочисленных обломков, разбросанных в разных местах здания.
Когда все каменные осколки были собраны и очищены, началась настоящая игра в составление мозаики, и мы с глубочайшим волнением следили за тем, как из них постепенно восстанавливались целые сосуды, иногда даже с именами предшествующих царей.
Шумерийский храм, как и современные соборы, был настоящим музеем древностей. В течение столетий цари и прочие верующие дарили богам свои сокровища, и в храмовых хранилищах накапливались предметы самых различных веков. Именно здесь мы нашли расколотый лунный диск дочери Саргона и известняковый рельеф, изображающий жертвоприношение, совершаемое принцессой еще более отдаленных времен. Этот рельеф пролежал здесь около семисот лет, а диск — около пятисот, и только тогда в сокровищницу ворвались грабители. Один из найденных нами предметов представляет особый интерес. Речь идет об обломке каменной чаши, посвященной храму дочерью царя Шульги, верховной жрицей бога луны. На черепках другой чаши мы прочли имя Саргона Аккадского, великого царя, правившего лет за двести до Шульги. И вот оказалось, что эти осколки представляют собой части одной и той же чаши и что обе надписи принадлежат одному сосуду. Каким образом чаша царя Саргона стала собственностью дочери царя Шульги? Этого мы не знаем. Ясно одно: в древности, как и в наше время, вещи могли существовать гораздо дольше, чем поколения их хозяев. Ниже мы увидим, что такую же страсть к «древностям» питала еще одна царственная жрица Ура.
Самый толстый слой каменных осколков мы нашли вблизи святилища, а также на главном дворе. В одном из углов двора лежали куски большой алебастровой плиты с перечнем царских пожертвований храму. К сожалению, эта плита оказалась неполной. А на середине двора мы нашли еще более любопытный документ. Здесь возвышалось массивное кирпичное основание, а на нем и вокруг него лежали осколки мелкозернистого черного камня с надписями. Совершенно очевидно, что этот камень раньше стоял на кирпичном постаменте. От текста сохранилось ровно столько, чтобы установить, что надпись перечисляет победы знаменитого законодателя, вавилонского царя Хаммураппи. Возможно, это и есть Амрафел времен Авраама, который упоминается в четырнадцатой главе книги Бытия; Хаммураппи покорил Ур и, очевидно, в память о своей победе поставил эту стелу в одном из главных храмов города.
На полу помещений храма мы нашли множество разбросанных глиняных табличек с надписями. Это была часть обычного делового архива. Такие таблички очень часто датированы годами правления царствующих правителей. Большей частью они относились ко времени правления почти всех царей Ларсы, а некоторые — к царствованию Хаммураппи и сына Хаммураппи, вплоть до одиннадцатого года его владычества. На этом году последовательность табличек прерывается. Одиннадцатый год был годом восстания южных городов против Вавилона. Двенадцатый год назывался годом, «когда царь разрушил стены Ура». Таким образом, мы уточнили не только хронологию, но и подробности разыгравшейся здесь трагедии.
Ур восстал. В знак неповиновения некоторые горожане разбили военный памятник Хаммураппи. А через год, — насколько точно мы можем определить, в 1674 г. [32] до н. э., — войска вавилонян ворвались в город, разграбили и сожгли храм Нингал. Они выбросили все, что не представляло с их точки зрения ценности. Восстание и его подавление — все отчетливо запечатлелось на развалинах этого святилища. И действительно, когда Самсуилуна похвалялся, что он «разрушил стены Ура», это было правдой. В домах периода Ларсы мы находили множество табличек, и все они, как правило, относились к царствованию Самсуилуны, а иногда — к одиннадцатому году его правления. Однако ни одной таблички с более поздней датой нет. Большинство домов было сожжено. Те, что не сгорели, тоже были покинуты. По-видимому, весь Ур обезлюдел и лежал в развалинах.
Для современного археолога это редкая удача, поскольку он может точно определить, к какому времени относятся повседневные вещи, которые обычно приходится классифицировать по типам без указания времени. Частные дома периодов Исина и Ларсы строились не одновременно. Но жили в них в одно и то же время и покинули их в один день, на двенадцатом году царствования Самсуилуны. Таким образом, все предметы, которыми пользовались обитатели этих домов, относятся к 1737 г. до н. э. Благодаря тому что город был разрушен насильственным путем, мы смогли в процессе раскопок получить самые подробные сведения о частных домах того времени. Мы можем описать жизнь рядового горожанина Ура XVIII в. до н. э. так точно и ярко, что с нами в этом отношении посоперничали бы лишь археологи Помпеи и Геркуланума. Даже прекрасно сохранившиеся здания эль-Амарны нельзя сравнить с этими развалинами, потому что в них не было табличек, которые в Уре придают индивидуальные штрихи, оживляющие прошлое.
В раскопочный сезон 1926/27 г. мы расчистили скопление домов, занимавших весь или почти весь довольно узкий участок юго-западной стены теменоса между ним и западной гаванью. Со всех точек зрения эти дома похожи на обычные жилые дома, и ничто в них не напоминает о священном квартале. Ничто, кроме их расположения. Дома стояли на внешнем склоне теменоса, и это наводит на мысль, что они были как бы продолжением храмового комплекса. Похоже, что жители их принадлежали к числу жрецов и были связаны с храмами теменоса. У многих были небольшие библиотеки священных текстов, из которых нам удалось извлечь несколько гимнов в честь разных богов, подобные тем, которые пели в храмах во время богослужений.
В раскопочный сезон 1930/31 г. мы вскрыли участок на полпути между юго-восточной оконечностью теменоса и городской стеной. Площадью раскопок было охвачено около восьми с половиной тысяч квадратных метров, и благодаря им мы смогли составить довольно полное представление о жилых кварталах города. Ур застраивался без всякого плана. В городе была одна улица для процессий, ведущая к теменосу, а все остальное походило на примитивную деревню. Здесь не было прямых улиц и широких магистралей. Изгибы переулков зависели только от капризов распределения земельной собственности. Некоторые жилые кварталы настолько обширны, что к домам в глубине их ведут тупики. Улицы не были мощеными. Их покрывала утрамбованная глина. В дождливую погоду она превращалась в непролазную грязь. Да и ширина улиц была такой, что по ним не смог бы проехать колесный экипаж. Разумеется, колесные повозки давно уже были известны шумерийцам (кстати, модель такой повозки мы случайно нашли на этом участке), но пользовались ими главным образом за городом. А в самом городе грузы переносили люди или вьючные ослы. Именно поэтому углы почти всех домов тщательно закруглены, чтобы прохожие не сталкивались на поворотах. А те, кто не хотел идти пешком, садились на «белых ослов», заменявших экипажи. Мы нашли у стен домов ряд низких ступенек, явно предназначенных для всадников.
По сути дела Ур был типичным городом Среднего Востока. Правда, в Уре нечистоты не выливались прямо на улицу, а вытекали в открытые каналы вдоль дорог, однако сухой мусор из домов выметали и выбрасывали под ноги прохожим. Поскольку городские власти не заботились об очистке улиц, почва города постепенно поднималась. Подобное явление свойственно всем древним городам, но в Уре этот процесс шел особенно быстро. Поэтому новые дома часто строили выше улицы, а когда уровень улицы поднимался и потоки грязи во время дождей начинали заливать комнаты, оставалось только одно — приподнять порог дома, положив на него дополнительный слой кирпичной кладки. Какое-то время это спасало обитателей от затопления, но потом приходилось поднимать порог еще и еще выше. И так до бесконечности. Например, за тот период, когда дома, выходящие на одну из улиц, были обитаемы, уровень этой улицы поднялся более чем на метр с четвертью. Порог одного из домов постепенно пришлось приподнять на такую высоту, что сейчас, для того чтобы войти в комнату, нужно спуститься по лестнице из шести ступеней. Мы обнаружили, что разница между уровнем пола домов и уровнем улицы может служить одним из надежнейших признаков для определения возраста зданий. Эта причина объясняет и перестройку домов. Наступало такое время, когда поднимать порог и косяк двери было уже некуда, а без этого вход в дом становился почти невозможным. Приходилось все перестраивать. Обычно в таких случаях просто обрушивали внутрь старые стены, поднимали площадку первого этажа, и на ней возводили новый дом, пол которого находился на одном уровне с улицей или немного выше, а потолочные балки устанавливали над ним на нужной высоте. Во время раскопок мы все время видели, что стены домов уходят под мощеный пол домов к первоначальному полу, расположенному на метр ниже, а иногда и к третьему полу, лежащему на еще большей глубине. Дома строились как из кирпича-сырца, так и из обожженных кирпичей. Фасады домов, во всяком случае те, что сохранились, т, е. на высоту первого этажа, выкладывали сплошь из обожженного кирпича. Возможно, что выше кладка была из кирпича-сырца. Внутренние стены внизу сложены из обожженного кирпича, а вверху — из кирпича-сырца. Кладка из обожженного кирпича по сути дела играла роль изолирующего слоя, который мог состоять из трех рядов и мог достигать от метра с четвертью до полутора метров в высоту, однако это уже зависело от благосостояния хозяина, а не от каких-либо конструктивных особенностей дома. Кирпич-сырец, а возможно, и вся стена, заштукатуривалась и белилась.
