В списке царей говорится, что «после потопа царская власть была снова ниспослана свыше». Отсюда можно заключить, что традиция эта восходит к глубокой древности и что по сути дела царская власть считалась божественной.
Но если такие правители, как А-калам-дуг и Мес-калам-дуг, одновременно были царями и богами, то это сразу разрешает все затруднения, связанные с их гробницами.
Бог не может умереть. «Смерть» бога-царя — всего лишь переход в иной мир. Там он продолжает жить и властвовать, а поэтому он берет с собой свою свиту, свои колесницы и своих воинов. В связи с этим слово «жертвоприношение» здесь, по-видимому, теряет смысл. Я уже отмечал, что эта церемония явно была добровольной: мужчины и женщины спускались в могильный ров и в усыпальницу без всякого принуждения, выпивали приготовленное дня них зелье и спокойно погружались в сон. Характерно и то, что у них не было с собой никакой погребальной утвари, даже сосудов с питьем и пищей, обязательных для покойников в частных могилах. Участники этой церемонии не были жертвами грубого, зверского убийства и, вероятно, даже не думали о смерти. Они просто готовились служить своему царственному повелителю в условиях иного мира и, по-видимому, были уверены, что их ждет гораздо лучшая участь в потустороннем мире, чем шумерийцев, умирающих естественной смертью. В те отдаленные времена вера, считающая смерть преддверием настоящей жизни, была нередким явлением.
Мы часто склонны судить о неведомом прошлом по более известным и близким нам эпохам. Но иногда это бывает опасно. Например, тексты, излагающие представления шумерийцев о потустороннем мире, рисуют поистине ужасающую картину:
Их пища — земля, едят они глину,
Над ними безмолвно крыла простирают,
Как мыши летучие, мрачные духи.
Там пыль вековая лежит на порогах.
Однако самый древний из этих текстов относится всего лишь ко II тысячелетию до н. э. А мы знаем, что в эпоху третьей династии Ура (2100 г. до н. э.) погребальный ритуал претерпел коренные изменения, и самым главным из них было сокращение до минимума погребальной утвари. По сравнению с могилами раннединастического периода погребения даже состоятельных людей той эпохи и следующего за ней периода Ларсы кажутся просто нищенскими.
Смена обычаев отражает перемену верований. Раньше каждый человек знал, что ему нужно взять с собою все необходимое для жизни или для развлечений в потустороннем мире. В частности, один из предметов погребальной утвари неопровержимо свидетельствует о верованиях древнейших времен, которые впоследствии исчезли бесследно. Я имею в виду модели лодок, обнаруженные в двух царских гробницах и во многих частных могилах раннединастического периода, а также на кладбище Саргонидов. Как правило, это были модели из битума, и лишь в гробнице Абарги мы нашли серебряную модель. В каждой из них лежали сосуды для пищи и питья.
Были высказаны два предположения: первое, что такие модели лодок с провизией предназначали в дар злому духу, чтобы он не тревожил умершего; и второе, что они должны были служить умершему: на этой лодке ему предстояло плыть к берегам потустороннего мира. Второе предположение, на мой взгляд, более вероятно. Независимо от его истолкования этот обычай исчез. Со II тысячелетия до н. э. и вплоть до последних дней существования Ура о нем не сохранилось никаких свидетельств ни в одной из многих тысяч исследованных нами могил.
Мы имели дело с эпохой, о которой до наших расколок в Уре ничего не было известно. И судить о ней следует по результатам этих раскопок. Тогда мы придем к заключению, что усыпальницы строились специально для царей и цариц, которые умерли и были похоронены так же, как хоронили их подданных. В самом деле, в частных могилах можно обнаружить почти все предметы, соответствующие погребальной утвари царей! Так, мы нашли в обыкновенной могиле женщину в точно таком же головном уборе, какой был на «придворных дамах» из царских гробниц, а рядом с ее гробом — точно такую же лиру. Одна маленькая девочка шести-семи лет от роду была погребена в головном уборе, который по сложности не уступает убору царицы Шубад. Только здесь все значительно меньше: тонкие золотые колечки свисают на лоб, маленькие буковые листья из золота прикреплены к нитям лазуритовых и сердоликовых бусин в ее прическе. Девочка сжимала в руке золотой кубок высотою не более пяти сантиметров, а рядом с нею лежали две серебряные чаши и граненый высокий серебряный бокал — миниатюрная копия бокала из царской гробницы.
Продолжая раскопки, мы дошли до границы кладбища и здесь обнаружили множество могил, которые располагались в стороне от остальных погребений. Тут были похоронены одни мужчины, и похоронены очень бедно: в могилах лежала только самая необходимая погребальная утварь. Зачастую это была лишь одна глиняная чаша или сосуд. Но почти всегда рядом с телом мы находили оружие — бронзовый кинжал или наконечник копья. Удивительное однообразие этих погребений навело нас на мысль, что здесь было воинское кладбище. Оно отличалось еще одной особенностью. В каждой могиле лежала цилиндрическая печать, но это были особенные печати: вырезанные из белых раковин, они по своим размерам, — до четырех сантиметров длиной и до трех сантиметров в диаметре, — почти вдвое превосходят нормальные цилиндрические печати. И на всех печатях с ничтожными вариациями повторяется одно и то же изображение: героический охотник со львом, терзающим барана.
Эти изображения бесспорно символизируют победу, и я полагаю, что подобные великолепные печати играли роль военных медалей, которыми награждали воинов, отличившихся на поле боя, и свидетельствовали об их заслугах. Мне кажется, что только так и можно объяснить единообразие необычных печатей, найденных нами в могилах простых солдат.
В одном из солдатских погребений с такой же простой утварью мы обнаружили нечто странное, сразу выделившее эту могилу среди всех прочих могил огромного кладбища. Рядом с прахом мужчины здесь лежала женская статуэтка из белого известняка. Это не изображение богини. Как я уже говорил, одной из любопытных особенностей кладбища является почти полное отсутствие в его погребениях религиозных символов. Перед нами обыкновенная женщина. Она стоит прямо, сложив руки молитвенным жестом. И нельзя сказать, чтобы она была очень красива, как бы высоко мы ни ценили это единственное обнаруженное нами в Уре скульптурное изображение человека той эпохи. Тем более трудно объяснить, почему один из многих тысяч мужчин, погребенных на кладбище, не захотел с ней расстаться даже в могиле. Скорее всего у него были на то сентиментальные причины. Это самое простое и, пожалуй, самое верное объяснение.
* * *
Стараясь дать читателю общее представление о могилах и описывая некоторые обнаруженные в них сокровища, я почти не говорил о том, в каком состоянии мы находили различные предметы. Правда, для того чтобы представить все великолепие погребения Мес-калам-дуга, не требуется особого воображения, поскольку большинство предметов здесь было из золота, а золото нетленно. Золотой сосуд может быть сплющен или помят, но все равно он сохраняет свой цвет и фактуру; все детали его украшений и особенности обработки так же свежи, как если бы он был только что изготовлен.
К сожалению, другие материалы не столь долговечны. Я уже говорил о том, как портится и даже совсем распадается серебро. Ведь здесь все предметы страдают одновременно от внутренних процессов распада и от страшной тяжести девяти-двенадцатиметрового слоя земли, под которым они пролежали пять тысяч лет. Часто очень трудно, не нанеся никаких повреждений, извлечь из земли какой-нибудь ценный предмет, который важно сохранить. Иногда мы проста становились в тупик, не понимая, что это за вещь и каково ее назначение. И почти все наши находки приходилось чинить и реставрировать, прежде чем выставить их для обозрения, а такая реставрация — дело необычайно сложное и кропотливое.