«Приезжай», — сказал Гас, и я приехал.

Начались «годы неопределенности». Гас назначил меня начальником охраны, хотя в действительности я был просто королем вышибал и дрался с «крутыми» в три часа ночи в галстуке-бабочке и белой рубашке, рукава которой к утру нередко оказывались окровавленными. Насилие было частью развлечения и периодически накатывало, как цунами. Кого-то выставляли за дверь, и танцы продолжались. Разбитое стекло выметалось, и бедра кубинок снова покачивались на танцплощадке. Я же постоянно получал бесплатную выпивку от барменов, которые страховали меня и крали у Гаса достаточно осторожно, чтобы не быть уволенными. Это тоже была иная жизнь.

Я избегал кокаина, который в то время был повсюду, но пил слишком много. Однажды ночью у клуба я погнался за воришкой и под конец гонки совершенно выдохся. Я стоял, согнувшись в три погибели и судорожно глотая воздух, — дошел, называется. Такого я уже стерпеть не мог. В нескольких кварталах от дома я обнаружил гимнастический зал, которым владел ветеран по имени Кэл, друг Гаса, и начал возвращать себе форму. Я поднимал тяжести и бегал. Брал уроки кикбоксинга и йоги. Все свободное время я проводил в спортзале. Тренировался один, друзей не заводил и однажды, когда занимался на беговой дорожке, заметил, что Кэл смотрит на меня из-за стойки, где он продавал членские билеты и протеиновые коктейли. Наши взгляды встретились, и старик кивнул.

В тот же день он предложил мне работу.

Так и завершился мой переход от полицейского к вышибале, а от вышибалы — к личному тренеру, и я стал инструктором в гимнастическом зале. Я сдал экзамен, получил удостоверение, и Кэл нашел мне клиентку. Самой большой трудностью была необходимость постоянного общения. Я в то время пребывал далеко не в болтливом настроении, но что поделаешь? Клиенты, особенно женщины, рассчитывают на разговоры, а я, будучи полицейским, гораздо лучше умел слушать. Получилось, что я стал кем-то вроде парикмахера или психоаналитика, будь они неладны. Из услышанных мной историй я мог бы составить книгу. Если хотите убедиться, что большинство людей в мире безумны, мой совет — станьте личным тренером. Всего за один час вы получите очередного чокнутого и пятьдесят баксов за вычетом доли Кэла.

Это был неожиданный поворот в моей судьбе, и мне не раз приходила в голову мысль, что такая работа не для меня. Не то чтобы мне плохо жилось, просто казалось, будто я упускаю нечто важное. Год превратился в два. Я неплохо заработал, однако ощущение того, что где-то меня ждет «настоящая» жизнь, не проходило. Разумеется, я ошибался. Не существует другой жизни, кроме той, что здесь и сейчас. Думать иначе — утонченный вариант жалости к себе. И помните: лежачие полицейские на вашем пути расставлены не просто так, а главное, совсем не затем, зачем вы думаете.

Не раз и не два я подумывал вернуться в полицию. Даже Гас с Кэлом одобряли такую мысль. Я стал хорошим тренером, очень хорошим. Я проводил много времени в библиотеке, изучая физиологию и здоровое питание. Было чему поучиться. Я даже подумывал всерьез заняться учебой и получить диплом, но сердце как-то не лежало. Наконец я не выдержал и сдал экзамен на работу в полиции Майами, но когда меня вызвали на собеседование, не пришел. По правде говоря, я просто не смог снова представить себя в служебной форме.

В один прекрасный день весной 1999 года Кэл вызвал меня в офис. Я зашел и увидел, что рядом с ним сидит, положив ногу на ногу, незнакомая красивая азиатка лет двадцати пяти. Взгляд у нее был смелый, это я сразу отметил. Она поднялась, и внезапно моему взору предстала пара очень длинных и очень обнаженных ног. На девушке были белые шорты, которые в Канзас-Сити произвели бы фурор. К счастью, дорогие мои братья и сестры, мы находились не в Канзас-Сити. Здесь эти белые шортики выглядели вполне уместно. Как тропический шлем на берегах Замбези. В них даже была капелька консервативности — правда, совсем крошечная.

— Вивиан Паттерсон, — представилась она. — А вы Джек Вонс. Кэл только что о вас рассказывал.

Флюиды, исходившие от нее, противоречили внешности. С красавицами так иногда случается. Ты так впечатлен, что не видишь ничего за потрясающей внешностью. Не замечаешь необычный блеск в глазах, огонь жизни и налет таинственности, которым обладают некоторые люди. У нее всего этого было в достатке.

Ноги на минуту ввели меня в заблуждение, но это вполне объяснимо, ведь безупречные манеры не то, чего я ожидал. Еще один сюрприз, спрятанный за вуалью красоты. Она могла бы сойти за богемную пустышку, если бы не едва заметный английский акцент с трудноуловимой примесью чего-то еще. Ее взгляд не был откровенно сексуальным, просто самоуверенным и немного оценивающим. И все же некоторая сексуальность в нем присутствовала, где-то там, в глубине. Нежилась, как кот на персидском ковре. Понимаете, о чем я? Это было органично, естественно, без фальши, ничего напускного.

Мы сели, Кэл отлучился на минуту. В воздухе повисло обычное в таких случаях неловкое молчание — по идее, его надо было разбить, как глиняный горшок с подарком. Но я решил — пускай повисит. Зачем говорить глупости, если в этом нет острой необходимости? Кроме того, молча можно почувствовать человека. Я многих так поймал, когда был полицейским.

— Кэл сказал, что вы раньше служили в полиции.

— Да, в Нью-Йорке.

Уже успел — вот старый засранец! В принципе, я понимал, почему он это сделал. Нам приходится иметь дело с богатыми, знаменитыми и нервными людьми. Они считают, что раз я бывший коп, то вряд ли угоню «хаммер» или разболтаю что-нибудь бульварной прессе. Может, они и правы, хотя я думаю иначе. Либо ты честен, либо нет. Я не вор и умею держать язык за зубами, но не благодаря академии. Мне вколотил это в голову отец при помощи ботинка и прочих подручных предметов. Кроме того, я читал правильные комиксы.

— Я подыскиваю тренера для моего отца, — продолжила девушка. — Вам надо будет приезжать к нам домой. На самом деле там довольно неплохо. Это не проблема?

Я обрадовался, что она заговорила, я мог разглядывать ее, не боясь показаться бестактным. У нее были блестящие черные волосы китаянки, но больше она смахивала на метиску, смесь европейской и азиатской расы. Все говорило о том, что она нездешняя.

— Не возражаете, если я задам вопрос? — спросил я.

— Пожалуйста.

— У вас почти настоящий английский акцент.

— Когда я была маленькой, то посещала школу в Англии. Полагаю, он еще остался, я имею в виду акцент. Ну, так что вы думаете?

— О чем?

— О том, чтобы тренировать отца. А вы о чем?

Кэл вернулся в офис, и я чувствовал, что он наблюдает за нами, сидя на вращающемся стуле.

Я рассмеялся.

— Я решил, что вы спрашиваете об акценте. То есть что я о нем думаю.

— И что же?

— Пусть останется, звучит приятно.

— Спасибо, — улыбнулась она.

— Слушайте, ребята, давайте о деле, — взмолился Кэл. — Я тут пытаюсь немного заработать на жизнь.

— Где он живет? — спросил я. — Я имею в виду, ваш отец. Придется накинуть за время дороги.

— Без проблем. Он живет на Сансет-Бич.

Она ждала, какое впечатление произведет на меня адрес. Я не удивился. Видно было, что она богата. Дорогая, но неброская одежда, часы «Картье», маленькие бриллианты. Перешло по наследству? Вряд ли. Недоставало специфического запаха старых книг.

— Сансет-Бич? Знаю. Меня, правда, всякий раз выставляют оттуда с наступлением ночи.

Несколько секунд она смотрела на меня, будто я сказал что-то чересчур откровенное. Затем рассмеялась.

— Думаю, вы понравитесь отцу.

— В самом деле? Почему?

— Вы носите маску. У вас есть тайны. Ему такое нравится. Люди смотрят на вас, но не видят истинного лица. Но отец увидит. И я вижу.

— Я тоже вас вижу.

Она оглянулась.

— Полагаю, курить здесь нельзя.

— Не думаю, что Кэлу это понравится. Он курит свои сигары на улице.

Она внимательно на меня посмотрела.

— Я вас видела раньше. Вы ходите в клубы?