Тут меня вдруг пронзило неожиданное предчувствие, которое нельзя игнорировать. Я подошел к письменному столу и извлек из ящика девятимиллиметровый «глок». Почему-то смотреть на него было неприятно, такое ощущение, будто встретил старого друга, которому, в сущности, абсолютно не рад. Я вставил полную обойму, до щелчка. На мгновение мне стало страшно. Я положил пистолет в пластиковый мешок, запечатал его и сунул в карман внутри байдарки. Я облегченно вздохнул, когда он перестал мозолить мне глаза.

Я смотрел передачу «Сегодня вечером», когда услышал звук мотора «порше». Раздвинув пластинки жалюзи, я увидел, как Вивиан переходит улицу. Я подошел к двери и начал слушать шаги и, когда они стали громче, открыл, не дожидаясь звонка. Не хотелось, чтобы Стернфелд проснулся. Для заплыва на байдарке было уже поздновато, а лишние вопросы мне ни к чему.

Вивиан вошла, и я закрыл дверь.

На ней было черное кожаное платье без рукавов, слишком короткое для этого квартала, а для меня и подавно. Она прошла в комнату и взглянула на байдарку. Темная кожа Вивиан имела глянцевый отлив, как кожура засахаренного яблока, и я почувствовал ее запах, когда она случайно коснулась плечом моей груди. Вивиан склонилась над байдаркой и погладила сверкающую поверхность стеклопластика, словно бок скаковой лошади.

Платье и байдарка блестели одинаково, как спелые фрукты в лучах солнца.

— Привезла деньги? — поинтересовался я.

— Ник везет. Он будет здесь с минуты на минуту.

Она уселась на плетеный стул и закурила.

— Тебе не лень было приезжать, если деньги у брата?

— Как ты считаешь, зачем я приехала?

— Наверное, пожелать мне счастливого пути.

Вивиан покачала головой.

— Ты ведь рискуешь ради меня. Я решила, что должна присутствовать.

— Ты забываешь, что в деле фигурирует крупная сумма.

Раздался звонок, и я впустил Ника. Мне сразу бросилось в глаза, что он выкрасил свои коротко стриженные волосы в серебристый цвет, но у самой кожи уже виднелись темные корни. На нем была черная футболка и такие же джинсы «Ливайз», подпоясанные черным ремнем с серебряными заклепками, как у ковбоя из вестерна. Он был высокий и худой, как дистрофик, с осунувшимся лицом загнанной лисицы. На спине рюкзачок «Луи Bуитон». Он, по обыкновению, снисходительно улыбнулся мне как лоху, который ничего не понимает в настоящей жизни. Учитывая специфику ночных развлечений, он наверняка явился под кайфом.

Когда мы только познакомились, я очень старался подружиться с ним, но он никогда не упускал возможности продемонстрировать, что превосходит меня во всем, кроме физической силы. Он учился в Колумбийском и Чикагском университетах, в Сорбонне и умудрился покинуть все эти почтенные заведения без диплома. Не от недостатка ума. Напротив, он говорил по-испански, по-французски, немного по-итальянски, был чрезвычайно начитан и хорошо разбирался в искусстве. Просто он считал, что весь мир, включая профессоров, несказанно глуп и туп — разумеется, кроме него самого и нескольких его друзей.

Ник сорвал со спины рюкзачок, словно тот неожиданно загорелся, и швырнул его на пол к ногам Вивиан.

— Ты вообще представляешь, каково ночью найти пятьдесят тысяч наличными? — яростно прошипел он, повернувшись ко мне, а потом к Вивиан.

— Расслабься, Ник, — сказал я. — Это же для пользы дела. Пива хочешь?

Он взглянул на меня так, будто я предложил ему попробовать дерьмо.

— Кретин, я не пью пиво. Не думаю, что у тебя есть белое вино. Даже не рассчитываю.

Ник оглядел комнату.

— Как ты здесь живешь? — спросил он.

— Глаза закрываю, — ответил я.

Я открыл ранец. Он был набит деньгами. Я застегнул его и приподнял. Тяжелый.

— По весу похоже. Ты молодец, Ник, — похвалил я. — Серьезно, я тобой горжусь.

Я отнес рюкзачок на кухню, убрал в шкафчик под раковиной и прикрыл полиэтиленовыми мешками. Затем достал из холодильника початую бутылку белого вина. С трудом, но отыскал два разных бокала, покрытых слоем пыли. Ради Ника я даже сполоснул их. Вернувшись в комнату, я налил гостям вина, а сам предпочел воздержаться. Ник с подозрением пригубил напиток и отвел руку с бокалом в сторону.

— Надеюсь, понравилось, — сказал я. — Три бакса стоит.

Ник осторожно глотнул еще.

— Ты переплатил.

Вивиан выпила вино залпом.

— Ник, — замялась она. — Может, ты пойдешь? Дома увидимся.

— Пойдем вместе, — возразил ее сводный брат. — Я не собираюсь оставлять тебя здесь. Ты только оглянись кругом!

— Я хочу поговорить с Джеком.

— Зачем? Поговоришь, когда вернется.

— Допивай вино, ты, мистер, — не выдержал я. — Твои капризы меня утомили. Передай папе, что я с ним свяжусь.

— Ты кто такой, чтобы мне приказывать?

— Ты знаешь, кто я, Ники. Я тот, кто собирается вытащить вашу семейную задницу из огня, не забыл? Конечно, ты и сам мог бы все сделать, но ведь это ниже твоего достоинства. Вдруг ты запачкаешь ручки, мы же не в силах допустить такое. А теперь вставай и выметайся.

Ник злобно сверкнул на меня глазами, но его огненный взгляд не подействовал. Он перевел его на сестру.

— Дома увидимся, — повторила она.

Ник встал и огляделся.

— Все беды от твоих мужиков, — бросил он. — Ты нас погубишь раньше, чем закончится эта дерьмовая история.

Уходя, он задел журнальный столик. Его бокал закачался и опрокинулся. Я не шелохнулся. Бокал упал на пол, но не разбился. Спустя мгновение дверь захлопнулась. Я поднялся и накинул на дверь цепочку. Вивиан молча смотрела на меня. Я пошел на кухню, принес бумажные полотенца и вытер пролитое Ником вино. Когда я закончил уборку, Вивиан встала.

— Сколько у нас времени? — спросила она.

— Не много, — ответил я.

Я уже догадался, к чему все это.

Она повернулась спиной. Не помню, чтобы я делал шаг, просто обнаружил себя стоящим к ней вплотную.

— Расстегни молнию, — велела она.

— Прощальный подарок?

— Как тебе угодно.

Я медленно потянул молнию вниз, и кожаное платье распалось на две половинки. Вивиан повела плечами, и платье плавно соскользнуло на пол, обнажив загорелую спину. Я коснулся указательным пальцем ее шеи и стал спускаться вниз по позвоночнику, задерживаясь на выпуклости каждого позвонка. Ее тело было горячим, как в лихорадке, словно кожа платья удерживала пламя, теперь вырвавшееся на волю. Она изогнулась. Тогда я провел языком там, где только что провел пальцем.

Через час, полностью одетый, я сидел на кровати и смотрел, как Вивиан выходит из душа и вытирается одним из моих драных пляжных полотенец. Если у неприятностей существует физическое воплощение, то я имел счастье его лицезреть. Я застегнул на ней платье, и Вивиан всунула ноги в туфли-лодочки. Зрелище завораживающее, но я стал испытывать нетерпение. Мои мысли были уже в море, и я горел желанием поскорее приступить к делу. Я еще раз проверил снаряжение и попытался сообразить, не забыл ли что-то важное. Я чувствовал себя натянутым луком, готовым к выстрелу.

Пора. Вивиан понимала мое настроение и помалкивала. Я поднял байдарку и положил на левое плечо. Вивиан взяла спасательный жилет и держала дверь, пока я выносил восьмифутовую лодку, стараясь как можно меньше шуметь. Спуск дался мне не без труда, и несколько раз приходилось восстанавливать равновесие, но это оказалось единственной проблемой. На улице было тихо и безлюдно, и дверь Стернфелда не открылась, когда мы проходили мимо. В такое позднее время он обычно отключает слуховой аппарат, чтобы с помощью тишины и таблеток погрузиться в сон.

Я поставил байдарку на крышу новенького «тандерберда» и хорошенько привязал к велосипедному багажнику резиновыми жгутами.

— В каком гетто ты раздобыл этот лимузин? — спросила Вивиан.

— Купил у друга.

— Называешь другом человека, который продал тебе такую машину?

— Будем надеяться, она протянет до утра, — сказал я. — За мной тебе придется ехать на ней. В «порше» байдарка не влезет.