— По темени?

— Да, теменная часть — это верхняя часть головы.

— Сильные удары? Как будто их сознательно наносили именно в эту область?

— Может быть. Не мне судить об этом. Возможно, удары были нанесены с целью лишить мистера Пэйна возможности сопротивляться, но жизни они не угрожают. Верхняя часть черепа твердая, и, хотя в этой области также имеются повреждения кости, даже осколки, о чем я упоминал, сама кость, в общем, не раздроблена.

Энни записала сведения в блокноте.

— Но это, как я говорил, не самые опасные повреждения, — продолжил доктор Могабе. — Наиболее серьезные причинены одним или большим числом ударов в нижнюю часть головы. В этой области расположен так называемый продолговатый мозг, являющийся как бы сердцем, кровеносным сосудом и дыхательным центром самого мозга. Любые серьезные повреждения могут привести к фатальному исходу.

— Однако же мистер Пэйн все еще жив.

— Если можно это так назвать.

— Существует ли угроза, что последствия этих мозговых травм необратимы?

— Конечно. Если мистер Пэйн поправится, то он, вероятно, проведет остаток жизни в инвалидном кресле и будет нуждаться в постоянном круглосуточном уходе. Единственно, что может радовать в этой ситуации, — он, скорее всего, не сможет осознать этого факта.

— Скажите, а повреждения продолговатого мозга… могло случиться от удара мистера Пэйна головой о стену при падении?

Доктор Могабе потер ладонью подбородок:

— Еще раз напоминаю вам, инспектор уголовной полиции, что я не для того нахожусь здесь, чтобы выполнять работу полиции или патологоанатомов. Достаточным будет указать на то, что, по моему мнению, эти удары были нанесены тем же самым тупым предметом, что и все остальные. Выводы делайте сами. — Он, слегка привстав с кресла, подался вперед. — В простых, доступных неспециалисту терминах скажу, что этот человек подвергся жесточайшему избиению и наиболее серьезные травмы пришлись на область головы, вот так-то, инспектор уголовной полиции. Наиболее серьезные. Уверен, что вы так же, как и я, надеетесь, что злоумышленник, повинный в этом, предстанет перед законом.

Черт бы тебя побрал, мысленно выругалась Энни, убирая блокнот в сумку.

— Конечно, доктор, — подтвердила она, направляясь к двери. — Вы будете держать меня в курсе дела, договорились?

— Можете быть уверены.

Энни взглянула на часы. Надо возвращаться в Иствейл и готовить ежедневный отчет старшему полицейскому инспектору Чамберсу.

После обеда с Трейси Бэнкс, как сомнамбула, брел по центру Лидса, обдумывая новость, которую только что сообщила ему дочь. Они с женой уже давно расстались, но известие о беременности Сандры причиняло ему невыносимую боль. Опомнившись, он сообразил, что стоит перед витриной Карри-центра на Бриггейт и смотрит на компьютеры, видеокамеры, стереосистемы, с трудом понимая, что это там, за стеклом. В последний раз он видел ее в прошлом ноябре в Лондоне, куда приехал в поисках сбежавшей из дому дочери главного констебля Риддла, Эмили. Бэнкс поежился, припоминая, как глупо вел себя при той встрече: он был уверен, что, предложив свои услуги Национальному управлению по расследованию уголовных преступлений, снова получит там работу и перевод в Лондон, а Сандра, осознав, насколько опрометчиво ее решение, забудет своего временного партнера Шона и бросится в его объятия.

Как бы не так!

Вопреки его радужным планам, она сказала Бэнксу, что хочет развестись с ним, поскольку они с Шоном решили пожениться, и это категоричное, подводящее черту под прошлым сообщение, подумал он тогда, вычеркнуло навсегда из его жизни Сандру, а заодно и мысли о переходе на новую работу в Лондон.

Все так и было до того момента, пока Трейси не сообщила ему о ее беременности.

Бэнкс даже и на секунду не мог предположить, что они планируют пожениться, потому что хотят завести ребенка. О чем, черт возьми, она думает? Как себе это представляет? Идея подарить Брайану и Трейси сводного брата, который на двадцать лет младше их, — что-то из области нереального. А будущее отцовство Шона, которого он, кстати, никогда и не видел, было для него верхом абсурда. Он пытался представить себе, как они занимаются любовью, внезапно вспыхнувшее у Сандры желание после многих лет вновь стать матерью, их разговоры о будущем ребенке, — даже самые нечеткие и абстрактные мысли об этом вызывали у него тошноту. Он, оказывается, совсем не знал эту женщину, которая, когда ей перевалило за сорок, после пятиминутного знакомства с каким-то бойфрендом вдруг решила завести от него ребенка, — это тоже не могло не задевать Бэнкса.

Он вошел в книжный магазин «Бордерс» и, стоя перед цветастой выкладкой бестселлеров, удивился, как тут оказался, в этот момент зазвонил его мобильник. Он покинул магазин; прежде чем ответить, свернул в Викторианский квартал и, пройдя немного, остановился напротив входа в кафе.

Звонил Стефан:

— Алан, думаю, вас надо первым поставить в известность. Мы идентифицировали три тела, обнаруженных в подвале. Нам повезло с дантистами. Собираемся провести еще и сравнительный анализ ДНК жертв и их родителей.

— Хорошая новость, — ответил Бэнкс, выбрасывая из головы грустные мысли о Сандре и Шоне. — И?

— Мелисса Хоррокс, Саманта Фостер и Келли Мэттьюс.

— Что?

— Я сказал…

— Я слышал. Просто…

Люди с покупками в руках проходили мимо, и Бэнкс не хотел, чтобы кто-то слышал, о чем он говорит. К тому же он чувствовал себя неотесанным деревенщиной, оттого что громко общался по мобильному телефону на публике, чего никто на этой заполненной народом улице не делал. Он вспомнил, как однажды некий папаша, сидевший в кафе в Хелмторпе, звонил своей дочке, игравшей на площадке через дорогу, чтобы сказать ей, что пришло время идти домой. Девочка выключила телефон, и он очень ругался, потому что ему пришлось кричать ей на всю улицу.

— Просто меня удивила…

— Что удивило?

— Последовательность… — в раздумье произнес Бэнкс. — Здесь что-то не так. — Он стал говорить тише, надеясь, что Стефан его расслышит: — Начните в обратном порядке: Кимберли Майерс, Мелисса Хоррокс, Лиан Рей, Саманта Фостер, Келли Мэттьюс. В первой тройке должна быть Лиан Рей. Почему ее нет?

Маленькая девочка, державшая за руку мать, посмотрела на Бэнкса любопытным взглядом, когда они проходили мимо него через пассаж. Бэнкс выключил мобильник и направился в Миллгарт.

Дженни Фуллер несказанно удивилась, когда вечером, открыв на нежданный звонок дверь, увидела стоявшего перед ней Бэнкса. Прошло немало времени с его последнего визита к ней домой. Правда, они частенько встречались, чтобы попить кофе, даже пообедать или поужинать, но к ней домой он приходил редко. Дженни часто спрашивала себя, было ли это как-то связано с ее неуклюжей попыткой соблазнить его, когда они начали работать вместе.

— Заходи, — сказала она, и Бэнкс проследовал за ней через узкую прихожую в гостиную с высоким потолком.

Дженни после его последнего визита сменила обивку и переставила мебель и сейчас следила, как он цепким полицейским взглядом осматривает обновленный интерьер, подмечая произошедшие в нем перемены. Правда, то самое дорогое стерео осталось на своем месте, как, впрочем, и диван, на котором она пыталась соблазнить его, подумала Дженни, улыбаясь про себя.

Она купила небольшой телевизор и видео, когда вернулась из Америки, привыкнув там к этой технике, но по большому счету, кроме обоев и коврового покрытия, практически ничего не изменилось. Она заметила его пристальный взгляд, остановившийся на репродукции картины Эмили Карр, висевшей над камином: огромная черная, почти отвесная гора, нависшая над деревней на переднем плане. Дженни была буквально без ума от работ Эмили Карр, когда училась в аспирантуре в Ванкувере, и купила эту репродукцию, чтобы она служила ей напоминанием о трех годах, прожитых в Канаде. По большей части счастливых годах.

— Что-нибудь выпьешь? — спросила она.