— Давай действуй, произнес Джим равнодушно и стал осматриваться, будто просто не знал, чем заняться, зашел в кухню, вернулся с ножом в руке.

Изабель послушалась. Следила за движениями своих рук, ухвативших девочкину майку, стянувших с нее майку, не грубо и не осторожно, а четко и умело, словно эту сцену она репетировала сотни раз. «Алексу бы сюда с ее камерой», — подумала Изабель и заплакала, отложив майку в сторону, притянув к себе обмякшее тельце, распутав узлы на резинке и спустив ей до щиколоток штаны и трусики вместе. Сара стояла перед ней голая, вытирала нос, размазывала кровь, но не плакала, глядела на Изабель испуганно и робко, а потом сплюнула, осторожно выплюнула второй зуб и, кажется сама не понимая, что такое с ней случилось, вопросительно глядела на Изабель, стоявшую перед ней на коленях, бледную, едва ли не бездыханную от страха и стыда. Джим легонько ткнул Сару мыском ботинка, один раз, другой, будто желая в чем-то удостовериться.

Вдруг в саду послышались детские голоса, один мальчик выкрикивал команды, другие хором отзывались.

— Это Дэйв, — прошептала Сара, не оборачиваясь к двери в сад.

Изабель не могла оторвать глаз от остренького детского личика, от запекшейся крови.

— Твой уродский братец, — произнес Джим с отсутствующим видом, поигрывая ножиком. — Может, уедем все вместе и купим домик? С садом и вишневым деревом посередине.

И подошел к девочке.

— Нет, — умоляюще произнесла Изабель, вся в слезах, но не двигаясь с места.

— Нет? — хмыкнул Джим. — Но ты-то ей помогать не станешь, верно? Ты и пальцем не шевельнешь ради нее, верно?

Трясущимися руками Изабель расстегнула пуговички на блузке, сорвала с себя юбку и трусики, села в одних сандалиях, голая, на пол.

— Не хочу тебя, — подвел итог Джим, изучив внимательно ее фигуру. Левой рукой схватил ее за волосы, дернул вверх столько волос, сколько смог ухватить, поставил ногу ей на плечо, мешая встать, приставил лезвие к голове и сделал резкое движение. Откромсанные пряди полетели на пол. — Вот и хорошо, — удовлетворенно произнес Джим, будто нашел наконец, что искал. — Теперь твой муж хотя бы увидит, что с тобой случилось.

Постоял, устало посмотрел. Затем зашел в спальню, вернулся с курткой в руках, чуть помедлил, сгреб двумя резкими движениями всю ее одежду в охапку, направился к двери, прихватил свою сумку и вышел вон. Запер дверь снаружи. Через окно было видно, как он идет по лестнице, как падает на землю вся ее одежда. Еще было слышно птичку. А детские голоса — нет, не слышно.

Как звереныш, девочка забилась за софу, спряталась. Изабель встала, дрожа от холода, осмотрелась вокруг и увидела одеяло, но как противно до чего — либо тут дотронуться, и она бесцельно прошлась туда, сюда, а потом к окну. Увидела свою одежду, брошенную Джимом, и пожилого человека — видимо, соседа, — который возмущенно посмотрел на эту кучу и отпихнул ногой в сторону. Стучать в окно она не стала, поскольку была голая, но, когда сосед скрылся в подъезде, дотянулась до задвижки и проверила, открывается ли окно. Выбраться отсюда не составит труда. Изабель снова прикрыла окно, наполовину задернула занавеску, чтобы ее не увидели.

Со стороны софы слышались какие-то легкие равномерные звуки. Изабель наклонилась, глянула туда, где между стеной и спинкой скорчилась Сара, сунув в рот край синей кофты, пытаясь его жевать или сосать, лицо распухшее. Как тихо. Изабель вдруг поняла, что только Сара мешает ей уйти. Остальное ясно и просто: найти в спальне какую — нибудь одежду или дождаться темноты в надежде, что ее вещи не утащат от порога, проскочить голышом по ступенькам и их забрать. А ребенка надо отвести к врачу. В конце концов она так и сделает, понятно, какой смысл откладывать. Но было светло, и вот она стоит, дрожа, мечтая вырваться из собственного тела — чужого и голого, как на снимках Алексы.

Сара вылезла из-за софы, крепко зажав в руке кончик кофты.

— Дэйв, — выговорила она, глядя в сторону.

Изабель почувствовала запах мочи, а уж потом увидела темные полосы на ковре.

— Полли… — И Сара беззвучно заплакала, слезы текли из глаз, но девочка их словно не замечала, а Изабель слышала, как капли падают на ковер, где валялись обрывки конверта и цветных фотографий, клоки ее волос.

В спальне на кровати она обнаружила майку и джинсы, то и другое грязное, и запах Джима такой сильный, что она поперхнулась и икнула, но сдержала слюну. Штанины придется закатать, а на поясе придерживать рукой, ремня нет. Еще нашла нижнюю рубашку, взяла ее для Сары с собой в ванную, где не включила света. Позвала Сару, кликнула ее по имени. В квартире наверху громко играло радио, ликующий голос выводил какую-то арию, затем вступил оркестр, но кто-то закричал, и радио сделали тише. На краю ванны валялось полотенце, она намочила конец теплой водой, снова кликнула было Сару, а в ответ услышала только тихие и боязливые вздохи. Закрыла глаза рукой, приложила ладонь ко лбу, чувствуя, как что-то оборвалось у нее внутри, разбилось и никогда не склеится, ведь нету сил, и куска все равно не хватает. Вспомнила о Якобе, но осторожно, словно тот мог прочитать ее мысли, здесь ее увидеть. Звонить ему она не станет. Джим говорил, по ее лицу ничего не разберешь. В полутьме она решилась взглянуть в зеркало и испугалась. Ладно, она причешется, завяжет волосы хвостом, и никто не разглядит, что прядей не хватает. Изабель взяла мокрое полотенце и пошла в гостиную. Там лежала Сара, во рту кончик кофты.

— Сара… — прошептала Изабель, встала на колени, ладонями обхватила ее лицо; взгляд пустой. Правой рукой потянулась за полотенцем, стала вытирать запекшуюся кровь. Поднялась, сходила в ванную, прополоскала полотенце, вернулась. С каждым ее движением обнаруживались новые следы разрушений: надорванная губа, кровавая дыра вместо двух зубов, сломанный нос, распухший кровоподтек. Осторожно помогла девочке подняться, повела в ванную. Лицо и руки помыла теплой водой, полотенце намочила в холодной и положила на вздувшуюся шишку.

Сара, последовав за Изабель в гостиную, видела, как та разыскала свою сумочку и вылезла в окно.

— Полли, — произнесла Сара.

Изабель кивнула и соврала:

— Пошли, вдруг она вернулась.

Пробежала по ступенькам, уже смеркалось. Одежды у порога не было. Кусок сине-зеленой тряпки торчал из помойного бака, сверху разорванный пакет с мусором. Сара попыталась забраться на подоконник, но соскользнула вниз, попыталась еще раз, опять не сумела. Изабель видела распухшее лицо девочки, протянула руку. Пришлось свеситься через раму, Сара вцепилась в ее руку, но вдруг отпустила, посмотрела недоверчиво. «А что я могу сделать?» — подумала Изабель, слезы потекли по ее лицу. Повернулась и ушла.

Дэйв звонил, звонил, бегал к окну, стучал, снова выходил на улицу, вставал на цыпочки. Вот диван, вот тигр на диване.

— Сара, — кричал он, — Сара, ты где?

На молодую женщину, которая рукой поддерживала спадающие джинсы, он посмотрел недоверчиво.

— Дэйв, — сказала она, — ты ведь Дэйв?

Он кивнул, но разобрал лишь половину из того, что она говорила, указывая свободной рукой в конец улицы.

— У Джима, она у Джима, — повторяла Изабель, дрожа всем телом.

Дэйв не знал, что делать, но тут она повернулась и пошла. И тогда он, поколебавшись, медленно направился вниз по улице, к дому Джима. Почувствовал ее взгляд издалека, обернулся, слабо помахал рукой, а она только головой тряхнула — плачет, что ли? Дэйв побежал бегом.

Никто не отзывался, но он заметил открытое окно, просунулся в щель, тихо позвал: — Сара, Сара, ты здесь?

На софе кто-то зашевелился, из-под одеяла белым пятном показалось ее лицо. Дэйв влез на подоконник, спрыгнул внутрь.

— Котеночек, — зашептал он, — что с тобой случилось?

Изабель сидела внизу, все еще в одежде Джима. Стемнело, но свет она не включала. Потом все-таки поднялась, набрала в кухне стакан воды, принесла вниз и забыла о нем. Лишь позже, бросив случайный взгляд на свой рабочий стол, она вновь заметила этот стакан в луче света, пробивавшемся в комнату с улицы сквозь листья платанов, слабом и неровном, поскольку легкий, ветер шевелил листву. Похоже, начался дождь, но она не встала, не посмотрела в окно. Позвонил телефон, позвонил и умолк раньше, чем включился автоответчик. Мигающие лампочки сообщали о пяти принятых сообщениях.