Поднимаемся в молчании. Меня прижали к окну, и я любуюсь открывающимися красотами. Небо высокое и голубое, море синее и чистое, остров весь в зелени и яркий. Все, на что падает взгляд, имеет определенную прозрачность, ясность, какой прежде мне видеть не доводилось. Всякая деталь — дом, вилла, дерево, пальма, цветок, скала, камень — кажется близкой и отчетливой, как будто прозрачный воздух, открытый солнечный свет и зеркальное море наполняют все избытком жизни. Все вокруг воспринимается как нечто не совсем реальное и в то же время более реальное, чем где бы то ни было. Я чувствовал себя попавшим в Эдем и вступившим в некие первородные отношения с миром. Обращаюсь к Луизе со словами:
— Места тут — это нечто.
— Я знаю, — говорит она. — Здесь прекрасно.
Я всматриваюсь в ее лицо, красота ее полностью созвучна окружающему. На щеках искрится нежный пушок, глаза переливаются миллионом оттенков голубизны, на губах трепет ожидания горячего поцелуя. Фуникулер, добравшись до верха, резко останавливается, Луиза, пошатнувшись, падает на меня. Я удерживаю ее, руки мои оказываются у нее на бедрах. Но нас сразу отталкивают друг от друга туристы, рвущиеся выйти из вагончика.
Центр городка похож на декорацию. Оштукатуренные стены безукоризненно белы, дорожный камень и плитка отливают глянцем. Мимо нас проезжает электромобиль с откидным верхом. Очень похож на каталки, какие используют, играя в гольф. И, понятное дело, электромобиль полон американцев.
Мы заходим в кафе, заказываем капуччино. Луиза говорит:
— Тебе лучше не обращать внимания на все это. Мы сюда за покупками прибыли.
— Что покупать собираешься? — спрашиваю я, провожая взглядом нескольких старых итальянок, одетых, как матросы на отдыхе после долгого плавания. Солнце покрыло их лица морщинами, а жуткая косметика обратила в маски, каждая тащит в руках по четыре, пять, а то и шесть сумок.
— Мы здесь ради тебя, — произносит Луиза. — Я просто тебе помогаю.
— Луиза, — выговариваю я строгим тоном, — у меня лишних денег нет, и ты мне одежду не покупаешь.
— А почему нет? — откровенно удивляется она.
— Ты спрашиваешь, почему нет?
— Да, почему нет?
— А потому, что это некрасиво.
— Что некрасиво?
— Что ты покупаешь мне одежду.
— А почему нет?
— Потому, что я так говорю.
— Тебе нужна новая одежда.
— Возможно.
Она изучающе смотрит на меня:
— Мне хочется это сделать. Можешь отнестись к этому как к выражению благодарности. За то, что остался в Неаполе и составил мне компанию.
Я вынужден уступить.
— Но выбирать буду я.
Луиза трясет головой.
— Ни за что. Какой в этом смысл? — говорит она игривым тоном.
— Мне показалось, смысл в том, чтобы купить мне кое-что новое.
— Нет, смысл в том, чтобы я купила тебе новую одежду.
— Тогда я вынужден отказаться.
— Ты не можешь.
— Это почему?
— А потому, что ты уже согласился.
— Когда?
— Только что. Ты сказал: «Я буду выбирать покупки».
— Это не согласие, это — условие.
— Но ты же согласился принять обновки, так? И спорил с самого начала из-за того, что покупать буду я. Ты виляешь, так нечестно.
— Это я-то нечестен?
— Слушай, ты же знаешь, что я своего добьюсь. И если тебя Алессандро волнует, то ему я уже сказала.
Тут я злюсь по-настоящему.
— Я сказала ему, что мы едем на Капри и если увидим что-нибудь, что тебе понравится, то я куплю это тебе в подарок.
Что-то в тоне Луизы примиряет меня с действительностью.
— В этом ведь ничего дурного нет? — спрашивает она, искренне надеясь на согласие.
— Нет, мне кажется, что нет. Просто странно как-то: заявить своему мужу, что отправляешься за покупками для другого мужчины.
— Конечно, странно. Только я ведь не так сказала.
— Теперь я понял.
— Значит, договорились?
— А выбор у меня есть?
— На самом деле — нет.
Луиза обещает мне не покупать ничего вызывающего, хотя тут же добавляет, что меня удивят вещи, какие окажутся мне к лицу. Я морщусь.
— Не беспокойся, — говорит она, — я крупный специалист в этом деле.
Поначалу я отказываюсь даже заходить в магазины. Качество товаров, выставленных в витринах, было прекрасным, но все-таки я не очень мог представить, как буду носить их. Одежду я люблю и, когда нахожу что-то приличное, время от времени трачу побольше, чем следовало бы. Но здесь ничего дешевле двухсот фунтов не было, а для подарка это слишком. Луиза предупреждала, чтобы я не смотрел на ценники, что все дорого, но я все равно смотрел. Только и остается: согласиться и успокоиться. В конце концов я поддаюсь на уговоры зайти в магазин под названием «Дольче и Габбана».
С глубоко сосредоточенным видом Луиза выбирает из брюк, висящих на вешалке, несколько пар, которые, по ее мнению, мне стоит примерить, прикладывает их ко мне и отступает на шаг, чтобы разглядеть получше. Выбор быстро сокращается с трех пар до одной.
— Вот, — говорит она. — Что скажешь?
Брюки легкие, из хлопка, темно-серые, свободные, не обуженные, немного даже расширяющиеся. Поменять на них джинсы — все равно как одеться в воздух. Меня поражает, насколько они мне по фигуре, их покрой, да просто их совершенство. В новых брюках даже в старой своей футболке я кажусь другим человеком.
— Как они тебе? — доносится голос Луизы.
— Хорошо, — говорю я, стесняясь выйти из примерочной кабинки.
— Мне можно войти? — И не успеваю я ответить, как она уже входит, распахнув дверку точеными пальчиками. — Ого, смотрятся отлично! Лучше, чем я думала. Впрочем, не будем принимать скоропалительных решений…
— Ты шутишь! Да лучше этих мне ни за что не найти.
— Джим, мы только-только начали выбирать.
— Луиза, пожалуйста. Больше мне ничего не нужно.
Мы идем дальше, заглядывая повсюду, куда манит Луизу любопытство. Чаще всего я позволяю ей только приложить ко мне очередную вещь, но понемногу становлюсь послушнее и соглашаюсь померить кое-что. У «Версаче» Луиза отбирает костюм, пошитый из материи, напоминающей обои в спальне моих родителей, которые украшал ужасающий узор «рай на рассвете». Я потрясен: на мне этот костюм вовсе не выглядит смехотворным. Даже мелькает мысль: было бы у меня куда в нем ходить да толика лишних денег, может, я бы и сам подумал, а не купить ли костюмчик-то. На самом деле единственное, что меня останавливает, — вдруг возникшая в сознании картинка: я одет в этот костюм и лежу в гробу. Луиза от костюма без ума, но соглашается с тем, что нам нужно что-нибудь попрактичнее. Наконец находим — у «Армани» — сорочку, белую, облегающую (по словам Луизы, она выгодно подчеркивает мою фигуру), воздушную и прохладную, хотя и пошита из плотной ткани с почти неразличимым рисунком наподобие бриллиантовой огранки. Стоит где-то около 250 фунтов, такое доступно только толстосумам. Я воинственно отбрыкиваюсь, однако собственное тщеславие сбивает с меня пыл.
— Как-то очень стыдно будет благодарить Алессандро, если он узнает, во что обошелся ему такой подарок, — говорю я.
— Он может себе это позволить. И вообще он коммунист. Перераспределение богатств и всякое такое…
— Не думаю, что они это имели в виду.
— В общем-то тебе незачем и упоминать о подарке. Ему все равно будет неинтересно.
— Так не поблагодарить — грубо получится.
— Ладно, как знаешь.
Потратив час, мы возвращаемся (я знал, что именно так и будет) и покупаем брюки, которые я примерил первыми. Луиза ни за что не хочет сказать мне, сколько они стоят. Я готов прямо тут же облачиться в обновку, но Луиза просит подождать до вечера.
— До вечера? — недоуменно переспрашиваю я.
— Алессандро попросил пригласить тебя на ужин.
— Я не могу, — говорю я извиняющимся тоном.
Мы только-только вышли из магазина, у каждого в руках по пакету.
— Почему? — спрашивает Луиза.
— Должен кое с кем встретиться.
Новость Луизу явно расстраивает, и она грустно замечает: