Дежурный врач осмотрел Дэрри и не нашел признаков ни сердечной, ни легочной недостаточности. Он назначил общий анализ крови. Томпсон вернулся из столовой, где успел на скорую руку перекусить бутербродом с яичным салатом и выпить молочный коктейль. Тут как раз подоспели результаты анализа. Никакой инфекции, никакого воспаления. Никакого заражения крови. Сделали рентген грудной клетки. Ничего. Следующей в списке стояла томография мозга.

По настоянию Томпсона Дэрри оставили под кислородной маской, дабы исключить появление осложнений. Во взгляде дежурного врача читался немой вопрос: «Еще один? Что происходит?» Он согласился с мнением Томпсона, и Дэрри отправили наверх, в бокс. Там уже лежали три других пациента с предполагаемым диагнозом «угнетение дыхания». Еще раньше Томпсон потребовал, чтобы все посещения больных согласовывались непосредственно с ним, а на дверях бокса повесили табличку «карантин». В соседней палате лежала Донна Дровер. Проводив Дэрри, Томпсон дохромал до сестринской и туго перевязал эластичным бинтом лодыжку.

– Вам помочь? – спросила проходившая мимо медсестра.

– Спасибо, моей квалификации достаточно, – пропыхтел Томпсон и с трудом разогнул спину.

Покончив с самолечением, он прошел по коридору к палате Донны Дровер. С бинтом стало легче. Заглянуть к миссис Дровер и сразу домой, кормить Агату.

Шторы в палате были плотно задернуты, и только из коридора проникал тоненький лучик света. Больная лежала под простыней совершенно неподвижно. В трубке шипел кислород. Маску заменили аппаратом искусственного дыхания. Так подавать кислород удобнее, вреда для связок немного, а вероятность развития воспаления или инфекции в легких куда меньше. Миссис Дровер смотрела на занавески. Томпсон встал рядом с ее постелью и кашлянул. Донна медленно повернула голову.

– Как вы себя чувствуете? – тихо спросил доктор. Взгляд миссис Дровер ничего не выражал. Похоже.

Томпсона она не узнала. Доктор заходил к ней три дня назад. Лицо ее с тех пор сильно изменилось. В тот раз она спросила: «Кто я?» Томпсон назвал имя, и она вроде бы начала вспоминать, кто она такая и что с ней происходит. Тогда он решил, что Донна просто не сразу пришла в себя спросонок.

С тех пор она заметно похудела. В металлическом кармашке на спинке кровати лежала ее медицинская карта. Томпсон открыл последние записи. Все жизненно важные показатели в норме. Отмечена потеря веса. Он вздохнул и сунул карту обратно.

– Принести вам чего-нибудь?

Миссис Дровер тупо смотрела на него. Сухие губы шевельнулись, но слов слышно не было. Томпсон наклонился к самым губам.

– Вода, – сдавленно просвистела Донна.

– Конечно, сейчас.

Томпсон сходил к автомату в конце коридора и вернулся с бумажным стаканчиком. Вода со льдом и синяя детская пластмассовая ложечка. Он зачерпнул льдинку и попытался положить ее в рот Донне, но больная повернула голову и плотно сжала губы.

– Вода, – повторила миссис Дровер.

– Это ледяные кубики, – объяснил Томпсон, поднимая ложку, – замороженная вода.

Объяснение не помогло. Пришлось поставить стаканчик на тумбочку у кровати.

– Я… – Миссис Дровер издала хлюпающий звук и с трудом сглотнула, – … где-то?

– Вы в Порт-де-Гибле. В больнице.

Томпсон с трудом разобрал следующую фразу, нечто вроде «я… не вижу».

– Включить вам свет?

Донна, похоже, не поняла, что он имеет в виду.

– Что, – спросила она и скосила глаза на пол, – это такое?

И снова посмотрела прямо на доктора. «Со зрением вроде все в порядке, – подумал Томпсон, – зрачки фокусируются».

– Что…я?

– Вы в больнице. Вас доставила сюда скорая помощь.

– Что я?

– Не совсем понимаю.

Миссис Дровер замолчала. Глаза ее потухли, из них пропало всякое выражение, потом зрачки вдруг расширились, поглотив все глазное яблоко, и снова сузились до обычных размеров.

Боже! Томпсон в жизни такого не видел. Он повернулся, лодыжку опять пронзила боль. Томпсон нашел глазами кнопку вызова медсестры.

– Миссис Дровер? – позвал он.

Но Донна не сказала ни слова. Зрачки ее снова были в норме.

– Я завтра к вам зайду.

В ответ только шипение трубки.

– Договорились? – Томпсон ждал хоть какой-нибудь реакции. Только бы убедиться, что больной не стало хуже. Хотя и так понятно, что ухудшение наступило. У него разрывалось сердце при мысли о том, что станется со всеми пациентами, пораженными этой болезнью. – Договорились, миссис Дровер?

– Я его убила?

Томпсон не ожидал такого вопроса. На секунду в комнате повисло напряженное молчание.

– Кого?

– Моего сына. Вижу его…

– Масса?

Донна затуманенным взглядом уставилась на что-то за спиной Томпсона.

– Я вижу его…

Доктор оглянулся. Пусто.

– …Когда закрываю глаза.

– Это просто ваше воображение.

– Что я?

– Вы женщина. Донна Дровер, – он мягко положил руку на ее ладонь, – Донна Дровер.

– Нет. Что я?

Доктор вгляделся в глаза пациентки. Бездонная чернота. У него по коже побежали мурашки. Томпсон с трудом сдержался, чтобы не броситься вон из палаты. Ему показалось, что он задыхается.

– Я зайду завтра.

Доктор вошел в лифт и надавил кнопку первого этажа. Все. Пора домой. Кормить Агату. В голове засел странный вопрос Донны: «Что я?». Не «кто я?», а «что я?». Раньше от больных такого слышать не доводилось. В животе забурчало. Бутерброда с яичным салатом явно недостаточно. Нужна хорошая порция макарон. Обильно политых маслом. С чесноком. И большой стакан каберне. Ожил мобильный. Томпсон сухо ответил. Звонил сержант Чейз. Он напряженным голосом сообщил, что находится на причале.

– Что на этот раз? Треска заговорила?

– Нашли тело.

– Еще одна акула?

– Нет, человек. На дороге лежит. Волной на берег выбросило.

– Что?

– Это…

– Выбросило?

– …старое тело.

– На дорогу? Старика?

– Не, я не про то. Вы лучше приезжайте. Намного старше.

– Хорошо. – Томпсон захлопнул крышку мобильника, двери лифта открылись. «Намного старше». Что это значит? «Намного старше». «Что я?», «Что я?» Он хотел выйти из лифта, но услышал крик, вернее, вздох предупреждения. Доктор замер. Он только сейчас заметил, что лифт не доехал до земли сантиметров семьдесят. Снизу таращились трое.

– Ё-моё! – Томпсон попытался спустить одну ногу и дотянуться до пола, но быстро понял, что будет больно. Оставалось только сидеть на дне лифта.

– Давайте руку.

Томпсон потянулся вниз к врачу и медбрату, они помогли ему слезть.

– У меня лодыжка растянута, – сказал доктор, – а не то бы я отсюда как Тарзан спрыгнул. – И он удалился, в доказательство своих слов преувеличенно хромая.

На улице Томпсон оглядел стоянку, стараясь припомнить, где бросил свой внедорожник. Черт! Он же разбил машину об армейский джип. Ну елки-палки! Теперь надо идти клянчить, чтобы кто-нибудь из медперсонала подбросил. В животе снова забурчало. Бутерброд с яичным салатом явно не пошел. Может, майонез был тухлый.

– Чудесно, – пробормотал Томпсон, – просто чудесно. Давай теперь от голода помирать. – Он направился назад к больнице, искать кого-нибудь, кто согласится подвезти. Но тут скрутило желудок. И кишки. В любую секунду могло случиться непоправимое. Томпсон выпучил глаза и помчался вниз по коридору. Спасительная дверь находилась рядом с киоском «подарки». Хромая и пыхтя, Томпсон влетел в кабинку за секунду до катастрофы, которой его штаны не пережили бы.

Даг Блеквуд читал книжку ньюфаундлендского писателя о превратностях зимы на Лабрадоре. Книга была посвящена искусству выживания в лесах. Довольно убедительно описывалось, как зарывают еду в снег, чтобы звери не нашли; как всю ночь поддерживают огонь в костре, чтобы не обморозиться; как следят за тем, чтобы одежда непременно была сухой. Герои книги регулярно не высыпались, хищники караулили их день и ночь. Жизнь в чаще леса. Никаких тебе современных изобретений. Красота. Даг с удовольствием представил, как хорошо жить одному среди деревьев. Он бывал в тех местах, а потому скупал всю доступную литературу на эту тему. Большинство книг выходило в местных издательствах, но Дагу довелось прочесть несколько романов, написанных на большой земле. Смешно, когда какой-нибудь зазнайка с материка тужится описать жизнь на Ньюфаундленде. Все переврет, перевернет с ног на голову, но гонору сколько!