Сумер (смеется).Разве член партии так может говорить?..
Рахиль. А что я, тебя боюсь?.. Ты кому-нибудь расскажешь?..
Рузя. Давно ушел Миля с Гариком?
Рахиль. Не очень… Ты иди за ним, а я тоже пойду в одно место… В общем, я знаю, куда мне идти.
Рузя уходит.
Злота, давай я тебе включу телевизор, ты же любишь. (Сумеру.)Это их телевизор, так мы его можем смотреть, пока Мили нету дома. Ничего, я еще куплю телевизор. Зайду к Балиной в «Культтовары», так я возьму в рассрочку… Мне дадут… Ты думаешь, этот телефон ему дали? Это мне дали… Еще слава богу, что меня в Бердичеве уважают. (Включает телевизор.)Слышишь, Сумер, Миля не дает Злоте смотреть телевизор… Это что, Киев показывают? Это площадь Богдана Хмельницкого… Вот он сидит на лошадь.
Сумер. Когда я был в Киеве, так я подошел к памятнику Богдана Хмельницкого и плюнул, только чтоб никто не видел, и сказал, только чтоб никто не слышал: идешер койлер… убийца евреев…
Сумер и Рахиль уходят. Злота наливает себе чай, садится перед телевизором, берет нож и рубит кусочек сахара, приложив нож к сахару и стуча ножом вместе с сахаром об стол. Входит Миля и какой-то парень спортивного вида. Миля выключает перед Злотой телевизор. Злота молча встает, берет стакан чаю и уходит в свою комнату.
Миля (парню).Андрей, посиди.
Андрей. Нет, Миля, мне пора. Дай мне фотографии, и я пойду.
Миля. Вот они, твои фотографии. (Достает пакет.)Вот ты в проруби, вот вылезаешь на лед, вот массовый заплыв моржей… Видишь — это я, это ты, это Дзивановский… С тебя пятерка… (Включает телевизор.)Посиди…
Андрей. Ну ладно… Толковая передача?
Миля (смотрит телевизор).Балет. (Пауза.)Танцуют. (Пауза.)Ушли. (Пауза.)Занавес. (Пауза).Дикторша… Светочка, здравствуй… Хорошая баба…
Андрей. Баба ничего, а балет я не люблю… Если б хоккей показывали… Ну, я пойду, будь здоров.
Миля. А я хоккей не люблю, я футбол люблю… В хоккее мяч маленький, следить трудно, куда он летит… Хоккей у нас вчера на льду был, медсантруд и кожзавод.
Андрей. Какой счет?
Миля. Два — ноль в пользу бедных. (Смеется.)
Андрей уходит. Миля молча смотрит телевизор. Злота осторожно выходит из своей комнаты, наливает еще один стакан жидкого чая и осторожно уходит. Шумно и быстро входит Рузя.
Рузя. Гарик дома?
Миля. Нет…
Рузя. Он же пошел с тобой?
Миля. Так пока я переодевался для купанья, он куда-то делся.
Рузя (кричит).Чтоб ты провалился со своим купаньем! Зачем ты взял с собой ребенка?
Миля. Рузя, не кричи… Рузя, Рузя… Пока я переодевался, он был с Колей Рабиновичем.
Рузя(кричит).С Колькой Рабиновичем?! Чтоб он сдох, этот Колька… Ты разве не знаешь, что у этого Кольки Рабиновича Гарик встречается с Тинкой?
Миля. Рузя, не кричи…
Рузя (кричит).Чтоб ты пропал, а не Гарик… Гарика нельзя было выпускать на улицу, зачем ты взял его с собой?.. Сволочь! Негодяй!
Миля. Рузя, замолчи…
Рузя. Сам замолчи… Хватит… Двадцать три года я живу по выражению твоего лица… Сволочь! Одевайся и иди искать Гарика!
Быстро входит Рахиль.
Рахиль. Я только что была у Раи из загса. Гарик подал заявление, чтоб его расписали с Тинкой.
Злота. Ой, я не могу выдержать…
Рузя(Миле).Одевайся, и идем искать Гарика… Я его закрою дома голого…
Злота (смотрит в окно).Ой, вот он сам идет.
Миля. Тише, только не кричите на него, я сам с ним поговорю.
Входит Гарик, бледный, возбужденный.
Рахиль. Где ты был, Гарик, что мы тебя все искали?
Гарик. Не твое дело.
Миля (Рахили).Вы не вмешивайтесь. (К Гарику.)Разденься, сынок, сядь, я с тобой поговорю.
Гарик. Говорить нечего. Мы с Тиной подали заявление в загс… Я люблю ее, она любит меня…
Рахиль. Но ведь она старше тебя на пять лет… Папа ее был немец, что он убивал евреев, а мама ее уборщица, что она здесь во дворе мало разве кричала: жиды!
Гарик. Баба, закрой пасть.
Рахиль. Закрой пасть… Сморкач… Подожди, Тинка еще тебе крикнет: жид… И Луша тебе крикнет: жид… Луша тебя ненавидит…
Гарик. Я женюсь на Тине, а не на тете Луше.
Рахиль. Тетя Луша… Злота у него не тетя Злота, ей он кричит: заткнись, а Луша, что она ненавидит евреев, у него тетя… Луша, что она при немцах танцевала голая на столе.
Миля (Рахили).Зачем такое говорить при молодом парне?.. Вы это видели?
Рузя (Миле).Ты еще будешь Лушу защищать! Отдай Гарика в ее руки, отдай! Гарик, я тебя голого раздену. (Хватает его, тот пытается вырваться, борьба. От толчка падает с книжного шкафа и разбивается бюст Ленина.)
Рахиль. Осторожно, сейчас вы разобьете зеркало… Взяли и разбили… Этот Ленин у меня с 45-го года стоял, и был целый.
Рузя. Молчи, мама… Людоед… Я тебе заплачу за бюст Ленина… Гарик, стой, Гарик… Миля, что ты сидишь?..
Миля. Сядь, сынок, поговорим…
Гарик (плачет, кричит, хватает хлебный нож, приставляет его к запястью).Я себе удеры перережу… Вены вспорю…
Рахиль(кричит).Заберите у него нож… Ой-ой-ой…
Злота. Ой, мне плохо…
Миля и Рузя хватают Гарика, забирают у него нож, стаскивают с него пальто, раздевают один ботинок. Он вырывается, брыкает ногой, не дает Миле снять второй ботинок, попадает ему пониже живота ногой.
Миля (хватается за пораженное место руками).Ой… Темно в глазах…
Рузя (кричит).Что ты скорчился! Держи Гарика!
Миля. Не могу… В глазах темно… Он мне попал ногой…
Гарик отбрасывает Рузю, бежит к дверям в одном ботинке, но Рахиль успевает подбежать, тяжело, астматически дыша, и загородить дорогу. Гарик толкает ее в грудь. Она пошатнулась, но устояла. Тогда он хватает ее за халат у горла, но в это время Рузя и оправившийся Миля вцепились в него. Слышен треск материи.
Рахиль (кричит).Ой, он порвал на мне халат! Ой, он порвал на мне халат! Ой, он порвал на мне халат! Ой, он порвал на мне халат!
Под крики, плач, звон разбивающейся посуды ползет занавес
Картина 8-я
В большой комнате стало гораздо свободнее, исчезла Рузина полированная мебель. Вместо старого телевизора стоит телевизор другой конструкции. Майский теплый вечер. Дверь балкона приоткрыта. За столом сидит Рахиль, совсем уж сильно растолстевшая, обрюзгшая, но по-прежнему с живым, острым взглядом. Рядом сидит полный бородатый человек, в котором с трудом можно узнать Вилю. Злота у зеркала примеряет платье Быле. Злота с жидкими седыми волосами, с выцветшими, слезящимися глазами. Тонкие косички торчат у нее, как козлиные рожки. Движется Злота совсем медленно. Быля еще молодится, но старость уже явно проступает на ее лице и еще больше подчеркивается пудрой и крашеными губами.
