И то и другое на вкус было превосходно. Но, к сожалению, в меню обнаружилось еще кое-что в высшей степени любопытное и соблазнительное: «Салат с колбасой от Сильвио Рицци». Что же это за салат такой, которому дал свое имя сам издатель швейцарского «Голь-Миллау»? И хоть стоил он 19,5 франка (столько, и за салат!), я все же его заказал. Салат принесли. Попробовал – да, салат с колбасой. Хотя, если верить меню, из «лучших санкт-галлерских колбас из мясной “Гемперли и Шмидт”», на вкус и вид его чрезвычайно легко спутать с картофельным салатом от Хатлера Могилы из дорнбирнского «Угольного закутка» (разве что лук нарезан колечками побольше). Как ловко, однако, придумал господин Рицци – позволить называться своим именем блюду, которое и испортить-то трудно. Я б на его месте непременно поддался соблазну выставить под своим именем что-нибудь замысловатое.
Запил я все это пивом и толикой «Майенфельдерского Беерли». В принесенном счете стояла цифра, приличествующая скорее «Замку Дойриг» или «Штайререку», а не жестяной коробке на колесах. Меня не утешило даже то, что я за счет заведения трижды прокатился от «Бельвю» до «Центральной» и назад, – в сумке у меня лежал проездной на весь день…
Продолжилось расточительство в книжных магазинах (в Цюрихе есть магазины с книгами таких токийских издательств, как «Тревиль» и «Мэгэзин Хаус»; мимо них я никогда не пройду – чего стоит, к примеру, невероятный «Банкет» Нобуёси Араки[125] с фотографиями яств). Напоследок я отправился в «Руссо» и потратился на разноцветные, причудливой формы макароны из пшеничной муки грубого помола, уксус из смокв (из «Ацетории Роберта Бауэра», Фляйн, ФРГ, – вот она, австрийская роскошь, покупать в итальянском магазине, в Швейцарии, произведенный в Германии уксус), панированные цветки цуккини (совсем свежие – когда я заходил утром, их еще не было) и мусс из артишоков с трюфелями. Среди множества предлагавшихся уксусов я узрел и упаковку из шести бутылок, ценой 300 франков. Хоть я и не регулярный уксусо-потребитель, оторвать взгляд от такого чуда долго не мог – но не купил. Моя жизнь и без того очень уж напоминает известную сказку «Муж с женой в уксусном кувшине».[126]
*
Немного нового о шоколаде, узнанного мною недавно.
Красивым словом «какаофантазия» называют шоколад, в котором какао-масло целиком или частично заменено растительным жиром.
«Масс ивуар» тоже звучит неплохо, а обозначает то, что несведущие зовут «белым шоколадом» (шоколадом это, вообще говоря, называть нельзя).
Бельгийцы называют самые горькие сорта «немецким шоколадом» (это напоминает мне о том, что в британском сленге слово «пердеть» имеет также значение «говорить по-немецки»).
Сорта молочного порошка бывают такие: из обрата, из высушенного распылением цельного молока (называемый на профессиональном жаргоне «спрей»; если верить Польмеру, холестерина там полным-полно), из высушенного вальцеванием цельного молока («роллер») и сливочные хлопья (из высушенного молока, сгущенного с сахаром). Попутное замечание: если молоко и в самом деле содержит афлатоксин (из-за добавления арахисовой муки в корм для коров), то в молочном порошке концентрация афлатоксина должна быть очень большой.
Лишь немногие сорта шоколада (как, например, французский «Нестле нуар») делаются с настоящей ванилью. Обычно добавляют ванилин – «идентичный натуральному», но целиком синтетический ароматизатор. Я не испытываю суеверного ужаса перед «синтетическим», однако миф о «натуральности» шоколада приведенные здесь факты, мягко говоря, несколько развенчивают. Хотя, кто знает, какие еще тайны хранят шоколадопроизводители? Вдруг странные фиолетовые коровы, которых рисуют на шоколадных обертках, – секретная спецпорода, перерабатывающая альпийскую травку прямо в молочный порошок? Вдруг плюшевые «Альп-Охи»,[127] которых зачем-то делают с белой бородой, на самом деле вовсе не знак восьмидесятилетнего юбилея плюшевой радости, а непонятный непосвященным символ преждевременного старения из-за передозировки «ароматизаторов, идентичных натуральным»?
*
В поисках информации о шоколаде наткнулся в разделе «Магазин» цюрихского «Ежедневного вестника», N 35 за 29 августа 1987 года, на примечательное высказывание главы корпорации «Нестле» Хельмута О. Маухера: «Да мы всегда за натуральность! У нас куриный суп пахнет так, что чуть ли из ложки не кудахчет. Ей-богу!»
*
Набор созвучий для Яндля.[128]
Ух-х! Ы-ых! Ыр-р! Гы-ыр! Пыр! Хрук! Ы-ык! М-м-м-пх-пх! У-у-у! Ха! Ох! Ну-хр-р-гых! О-ййй! Ай-я-яй! Пыфрх!
(Американская ономатопоэзия отрыжливости, цитируется по «Руководству к телесным жидкостям» Пола Спинрада, издано в Сан-Франциско в 1984 году.) Возможно, по этой цитате опытный отоларинголог без труда бы определил состояние издающей подобные звуки гортани. Подростками для обозначения всяких отрыжливостей мы использовали имя легендарного героя Дикого Запада Уайятта Эрпа (позову «уэрррпп»!). В одном из номеров Спайка Джонса[129] эта метафора поднята на более высокий эстетический уровень: «От Уайятта Эрпа у меня отрыжка».
*
Из достоверных источников узнал о происшествии с одним форарльбергским гастрокритиком, с кем я также имел удовольствие познакомиться (по случаю, несколько отличающемуся от описанного ниже).
Один местный врач, известный любовью к розыгрышам, зазвав гостей на свою дачу в горах, налил совершенно заурядное «Холодное море» в бутылку из-под «Мутон-Ротшильд» и преподнес гостям с большой помпой. Наш критик основательно распробовал и выдал комментарий вроде того, что «неплохо, конечно, букет насыщенный, но вот чуть-чуть ему на воздухе постоять, подкислиться – и вообще было бы замечательно». Само собою, после раскрытия правды он сильно разозлился. Я его понимаю, – в дегустации полно всяких «может быть», из которых приходится как-то выбирать, а конечный ответ непременно должен быть определенным, пусть даже и с помощью подсказок извне. Но суть как раз в том, что дегустатор все же способен отличить хорошее от плохого, поверив своим ощущениям. Те, кто на дегустации в Ро-денстоке назвал алжирское красное за 60 шиллингов бутылка «Вином Вечера», были не дегустаторы и не гурманы, а приглашенные политики и прочие особо важные персоны.
*
В Тифтоне, Джорджия, Сильванусу «Окороку» Смиту Третьему потребовался гроб размером полтора на два с половиной метра. Смит Третий весил четыреста пятьдесят кило, и на стадион, где над ним прослужили панихиду, «Окорока» пришлось везти на большегрузном прицепе. Причиной смерти определили диабет и гипертонию.
*
Сегодня в новостях сообщили о первом умершем от голода в Северной Боснии – о трехлетнем малыше, весившем всего семь килограммов.
*
Кажется, Сол Стейнберг[130] впервые выразил одну из основополагающих особенностей американской ментальности, придумав изображать панорамы, которые, к примеру, начинались бы от чертежного стола на Лексигтон-авеню, на среднем плане показывали бы Куинс и Бруклин, потом Атлантику, за ней Европу с тремя парижскими улицами, слитую с Китаем Россию, за ними – Тихий океан и на горизонте – Гудзон, Вестсайд и Сентрал-парк. Первое воплощение подобного шедевра (охватившее пространство от Девятой авеню до далекой Японии) стало фронтисписом «Нью-Йоркера» от 29 марта 1976 года.
Сегодня я узрел нечто подобное, впервые ступив в «Конфисери Тойшер» на цюрихской Банхофштрассе. «Тойшер», особенно в сравнении с «Шпрюнгли», заведение небольшое и крикливо разукрашенное. Однако декор там жизнерадостный, не без элегантности даже, и вовсе не наводит на мысли о привычно связываемой с шоколадом эротичности.
Я малость осмотрелся, попробовал фирменную сладость, взбитые трюфеля в шампанском, купил цюрихский медовый пряник. Потом поболтал немного с продавщицей, и она вручила мне карточку, панорамно изображающую победное шествие «Тойшера» по миру: швейцарская кондитерия угнездилась и на Пятой нью-йоркской авеню, и на Садовой дороге в Сингапуре, обосновалась в Хьюстоне, Беверли-Хиллс, Сан-Франциско, Торонто и Токио. На мгновение картинка эта показалась мне крошечной живой тварью, выбравшейся из стейнберговской панорамы. Честное слово, я даже вспомнил, где она пряталась там – на самой окраине, у проглядывающей за домами Азии.
