Сражение под Киевом приостановило военные действия. Началась ожесточенная борьба гетманских универсалов и царских грамот. Но если в начале выступления Выговскому удалось заручиться поддержкой казаков, то теперь он все чаще сталкивался с осуждением. От него отреклась даже часть старшины, некогда горячо приветствовавшая Гадячский договор. Переяславльский полковник Тимофей Цецура повел переговоры с Шереметевым о возвращении Войска в московское подданство.
Не чувствуя себя в безопасности даже в собственной столице, Выговский поспешил к Белой Церкви, где с отрядом поляков стоял Андрей Потоцкий и брат гетмана Данила. Вскоре рядом, в Германовке, появился Юрий Хмельницкий. Одно его имя завораживало казаков, воспринималось как символ прежних удач и могущества. К Хмельницкому потянулись казацкие полки. От Выговского потребовали выдачу гетманских клейнот. Бунчук и булаву на круг привез Данила Выговский. С условием, что Запорожское войско останется верным королю. Гетманские знаки передали сыну Богдана.
Но Юрий Хмельницкий был совсем не той фигурой, которая могла объединить и повести за собой казачество. Наверх его вынесла слава и авторитет «грозного батьки». Это придавало ему вес, но не заменяло ни ума, ни воли, без чего нельзя было обойтись в дальнейшем. Он взял ношу не по себе. И быстро превратился в марионетку в руках старшины, а затем султана.
Важные перемены, происходившие на Украине, не сразу становились известны в Москве и в приграничных городах, где стояли воеводы. В конце августа Трубецкой намеревался двинуться к Севску, старому допереяславльскому рубежу. Это показательно: в Москве, по крайней мере на тот момент, считали, что большинство малороссийских городов потеряны и отражать Выговского и татар следует на старых, привычных рубежах. Трубецкой уже выступил из Путивля, когда прискакали гонцы от нежинского протопопа Максима и полковника Василия Золоторенко с известием о падении Выговского и настоятельной просьбой скорее двинуться на Украину, подкрепить сторонников московского государя. Просьба была уважена. Полки повернули к границе.
В октябре 1659-го в Переяславль, где остановился Трубецкой, прибыл прилуцкий полковник Петр Дорошенко с 14-ю статьями о правах и вольностях, по которым Войско изъявляло согласие вернуться в царское подданство. Эти статьи заметно отличались от прежних, заключенных Богданом Хмельницким. Договор предусматривал, что царские воеводы должны стоять только в Киеве; что гетман сносится со всеми государствами, отсылая в Москву лишь копии заключенных договоров; что Киевская митрополия остается по-прежнему зависимой от Константинопольского, а не Московского патриарха; что в Москве, наконец, не должны принимать ни одной грамоты с Украины без подписи гетмана.
Смысл задуманного старшиной был понятен: расширение власти гетмана и старшины, рамок автономии. Легко угадывалось и средство достижения этих целей — угроза переметнуться на противоположную сторону, маневрирование между тремя могущественными силами — Москвой, Польско-Литовским государством и Крымским ханством, за спиной которого зримо вырисовывался грозный облик воинственной Турции.
17 октября 1659 года близ Переяславля состоялась рада, на которой Юрий Хмельницкий был объявлен гетманом обеих сторон Днепра. Затем читали статьи договора, но не новые, привезенные Дорошенко, а старые, с несколькими новоприсоединенными, которые обязывали гетмана участвовать в царских походах, не раздавать полковничьи булавы без рады, держать русских ратных людей в шести городах. Таким образом, Алексей Михайлович сумел не поступиться своей властью, чего нельзя было сказать о власти гетманской. Маятник переменчивых казацких настроений сильно качнулся в сторону Москвы, и старшина не осмелилась настаивать на отринутых Москвой условиях.
После клятвоцелования по обычаю старшина и начальные русские люди собрались на пиру у Трубецкого. Праздновалось окончание «великой шатости», одоление Руины. Но пройдет немного времени, и тех, кто соединял заздравные чаши за боярским столом, вновь разделит вражда. То было не окончание, а лишь начало долгого хождения по мукам.
Распределив часть сил по гарнизонам, Трубецкой двинулся домой. В обозе он вез Данилу Выговского, выданного казаками. Самого изменившего гетмана пленить не удалось. После Конотопа фортуна вновь улыбнулась старому воеводе, и он возвращался домой как победитель. Довольный Алексей Михайлович щедро наградил ближнего боярина. Причем щедрость эта была из ряда вон выходящая, «не в пример другим». Князю была пожалована бывшая «родовая столица» Трубчевск с уездом и с повелением именоваться «державцем Трубчевским».
Ход дел на Украине во многом зависел от того, как пойдет возобновившаяся война с Речью Посполитой. Первые столкновения не дали ни одной из сторон решительного преимущества. Но что будет дальше? Успех складывался из многих факторов, связанных или совсем не связанных с волей и действиями московских правителей. В стране постепенно росли социальная напряженность, усталость; исчерпывались людские и материальные ресурсы. В 1661 году заканчивалось Валиесарское перемирие: нетрудно было предугадать, что преимущество на переговорах получит та сторона, которая раньше освободится от войны с Речью Посполитой, упрочит свой тыл. Перспективы для Москвы здесь были самые мрачные: судя по всему, Польша лишь начинала новый тур войны и не думала о ее окончании.
Алексей. Михайлович пытался упредить события, поручив в конце 1659 года Ордину-Нащокину превратить перемирие со Швецией в вечный мир на условиях Тявзинского мира 1595 года. Но шведы не собирались поступаться Ингерманландией и остались тверды в своем намерении вернуться к условиям Столбовского мира. К тому же Ордин-Нащокин при всех своих талантах был не той фигурой, которая могла бы успешно вести переговоры. Решительный противник Швеции, он противился неизбежным уступкам настолько, что царь принужден был одергивать своего дипломата.
Между тем Ян Казимир при посредничестве Франции договорился о прекращении войны со Швецией. В апреле 1660 года стороны подписали в местечке Оливе близ Гданьска тяжелый для Польши мир. Ян Казимир окончательно отказался от своих прав на шведскую корону, Речь Посполитая потеряла значительную часть своих прибалтийских владений. Но зато высвободила силы для борьбы с казаками и Москвою.
Известие о замирении Польши и Швеции произвело гнетущее впечатление в Москве. Даже последние зимние успехи в Белоруссии, где И. Хованский нанес поражение польскому полковнику Обуховичу и взял наконец Брест, померкли перед мрачными перспективами, связанными с Оливским миром. Первыми их узрели царские воеводы, когда им пришлось столкнуться с воодушевившимися литовскими войсками и освободившимися коронными частями, чьи боевые возможности были много выше поветовых шляхетских ополчений.
18 июня недалеко от Ляховичей, в местечке Полоне, жестокое поражение от гетмана П. Сапеги и Чарнецкого потерпел боярин князь И. А. Хованский. Русская пехота была рассеяна, один из воевод убит, обоз потерян. Хованский с остатками войска бежал к Полоцку. Однако ждать, пока неприятель подступит к Полоцку, князь не пожелал. Он предпочитал осаде сражение в поле. Сесть в осаду, замечал князь Иван Андреевич, значит «неприятелю дать простор… Да и сидеть, государь, в Полоцку незачем: в 3 дня все будут без лошадей, кормить нечим».
Известие о неудаче Хованского вывело Алексея Михайловича из себя. Но удручен он был не столько тем, что враг осилил воеводу, сколько неосмотрительностью и безрассудством князя. В письме Матюшкину царь так объяснил поражение Хованского: то было наказание «за ево беспутную дерзость»: кинулся на неприятеля «з двумя тысячи конными да с тремя приказы московскими противу двадцати тысячь и шел не строем, не успели и отыкатца (то есть поставить рогатки. — И.А.), а конные выдали — побежали, а пеших лучших людей побили з две тысячи человек» [462].
Ранней осенью польско-литовское войско подошло к Борисову, однако не стало утруждать себя долгой осадой и двинулось к Могилеву, пункту несравненно более важному в стратегическом отношении. По дороге гетман П. Сапега и Стефан Чарнецкий рассылали отряды для промысла. Они-то и заняли Мстиславль и Кричев.
