5. В воскресенье несколько друзей Леандро приедут на выставку — те же самые, что приезжали в прошлом году на «Свежую живопись». И все это ляжет на мамины плечи. Уверена.

Леандро рисует в гостиной — весь пол перепачкал. Придется мне спать с мамой. Я ужасно устала. До завтра.

Леандро много фотографировал меня для предстоящей выставки. Заснял, как я играю в пинг-понг на проспекте Серо, и отпечатал для меня несколько снимков. Когда я много болтаю, он говорит мне: «Не затми свет, Ньеве, будь прозрачнее», и я сразу же становлюсь «прозрачнее». Из всех блюд, которые он готовит, мне больше всего нравится проросший турецкий горох. Его замачивают на несколько дней, а когда появляются ростки, тушат с солью, растительным маслом, томатной пастой и чесноком. Едят, когда все остынет. Просто объедение!

Леандро вовсе не жених моей мамы, как мне сказали в школе, потому что именно он встает ни свет ни заря, поит меня молоком и в мгновение ока доставляет в школу. Леандро — мой друг, и все тут.

Вчера вечером мама плакала. Леандро ушел в кино — он не выносит, когда отключают свет, — и мы опять остались вдвоем. Мама уверяла, что мы скоро вновь увидим Фаусто, говорила, что мы будем жить в Стокгольме и что там у меня все наладится: и желудок, и моя жизнь. «Обещаю тебе, моя девочка, теперь я снова хозяйка твоей судьбы, и все станет по-другому».

Мама такая глупенькая — никак не может понять, что здесь у нас никто не хозяин чего бы то ни было. Она тоже лжет, но не для того, чтобы меня обмануть, а потому что хочет, чтобы мы были счастливы, и говорит все это, желая меня порадовать. Думаю, что в свои девять лет я куда более злая, чем она. А все дело в том, что она ничегошеньки не знает о Фаусто. Уверена, что все из-за этого.

Надо иметь терпение.

Леандро говорит, что из фильма вырезали все сцены с обнаженной натурой. Он художник и поэтому все такое подмечает. Лицо у него было при этом злое-презлое.

Пойду спать. Ни к чему писать в такое позднее время. Завтра рано в школу.

Приехали знакомые художники Леандро и мамы. Поскольку их не захотели поселить в отеле «Сан-Карлос», они остановились у нас. Все с длинными волосами и в потрепанных джинсах, а один, высоченный, с зелеными глазами, похожий на киноактера, приехал с палаткой и установил ее на крыше.

Никакой выставки пока не будет. Мы поедем на стоянку аборигенов. «Индейская стоянка» нельзя говорить, потому что на Кубе не было индейцев, а жили аборигены — тайно и еще всякие, которых мы проходили в школе. На стоянке мы будем выкапывать из земли деревянных и глиняных идолов. Золотых и серебряных фигурок там нет — для этой цивилизации такие находки большая редкость, — и, конечно же, в Пуэрто-Касильде мы их вряд ли обнаружим.

Сегодня мы отправляемся на Кайо-Карена. Мама рассказывает всем про деревянные домики, которые есть на этом островке, и русские подводные лодки, которые время от времени всплывают, и если очень повезет, можно успеть рассмотреть какой-нибудь их кусочек, показавшийся над водой.

В компании есть еще один парень, который мне очень нравится, бородатый и с фотоаппаратом на шее. Он снимает не переставая.

Всего нас шесть человек. Толстячок привез новые диски — мамин проигрыватель был сломан, а он его починил. Они слушают какую-то группу на английском языке.

Мама встала и сказала, что теперь уже все прекрасно знают, что запрещено, а что нет, и что в провинции безнравственным считается даже слушать радио, так что все могут делать здесь у нас все, что только пожелают. В любом случае им никто не запретит говорить.

Для меня это будет увлекательная поездка. Но потом, когда гости уедут в Гавану, нас наверняка посетит мужчина, который всегда приходит поругать маму и задать ей неприятные вопросы. А ей все равно. Она говорит, что в Швеции такого нет. Кроме того, мы не делаем ничего плохого.

Первый деревянный дом на Кайо принадлежал родителям моего отца. Я их толком не видела, потому что они не любили маму и, кроме того, вскоре уехали в Соединенные Штаты. Дом заброшен. Отец не любит приезжать сюда на каникулы. Все пришло в негодность. Как говорит мама, «это преступление».

Тут живет один американский инженер, его зовут Энди Симон. Этот сеньор хочет построить мост до Пасакабальоса, но его считают сумасшедшим и не воспринимают всерьез, хотя у него готовы все чертежи. Приятно приплывать сюда на лодке, а потом плавать в небольших, но глубоких лагунах. Леандро нашел чапку— это русский головной убор из плюша. Ни одной подводной лодки пока не видели.

Один из приехавших художников — приятель Саиды, художницы, которая всегда у нас останавливается. Он невысокого роста, с глазами, как миндалины, задумчивый и симпатичный. Самый красивый из всех. Он попросил меня рассказать, как проходила церемония «Цветок для Камило» [12]. Мама всегда рассказывает мои школьные истории, пока я сплю, а на следующий день мне приходится их повторять.

А все дело в том, что, поскольку Камило пропал в море, каждое двадцать восьмое октября дети приходят на набережную Сьенфуэгоса и бросают в воду цветы, потому что считается, что если он там, на дне, то он их получит. Но в прошлом году октябрь выдался жутко дождливым, а двадцать восьмого вообще разразился чуть ли не ураган. Учительница в школе имени Рафаэля Эспиносы — это начальная школа в Сьенфуэгосе, куда я хожу — поставила таз с водой в центре зала, велела нам встать вокруг и по очереди бросать цветы туда. Дания декламировала стихи про «Камило в широкополой шляпе», а я прочла «Что есть у меня» Николаса Гильена [13].

Художник чуть не умер со смеху и попросил рассказать эту историю еще раз. Мне нравится, как он смеется, и я рассказала, а потом он позвал остальных, чтобы они тоже послушали. С ума с ними сойдешь!

Мы находимся в Пуэрто-Касильде. Общими усилиями нашли три глиняных ножа, две довольно хорошо сохранившиеся фигурки идолов и черепки кувшина. По вечерам мы поем песни у костра вместе с теми, кто работает на раскопках. Сегодня художники уезжают в Гавану. Очень жаль.

Прошлогодняя выставка была куда интересней, чем теперешняя. Мало того, что картины были развешаны по стенам, в зале стоял телевизор, по полу были разбросаны сухие листья, было множество фотографий, а главный распорядитель ездил по галерее на роликах. Люди, пришедшие посмотреть на картины, были ошеломлены. Мама говорит, что мир меняется, и искусство меняется тоже. Думаю, что тоже буду учиться живописи, но рисовать, как мама, не стану. Мне хотелось бы делать примерно то, что делают они. Издалека видно, что это — художники.

Мы едем на грузовичке археолога Маркоса, который руководит раскопками. Все спят, кроме моего друга и меня. Это он нарисовал огромный портрет Саиды, лежащей на траве. Может, он и меня нарисует, когда я вырасту. А если и не нарисует, то мы с ним все равно встретимся, но уже в Гаване. Я это знаю.

Не успеваю ничего записывать в Дневник, потому что пока привыкаю к новой школе. Если я правильно считаю, это уже шестая школа, начиная с дошкольной группы.

Учительница на меня рассердилась — она хочет, чтобы я написала сочинение по мультфильмам. У меня нет телевизора, и у мамы нет денег, чтобы его купить, а если бы и были, она все равно бы не купила, потому что, как она говорит, нужно книги читать.

Дания дала мне список героев русских мультфильмов и пригласила к себе домой, чтобы я могла их посмотреть по телевизору. Она говорит, что не нужно ссориться с учительницей, если ты новенькая. Сама-то Дания продолжает ходить в прежнюю школу.