— Зашли навестить тебя, Джек, — сказал Френсис. — Не найдется выпить бродяге?

Джек приоткрыл дверь чуть шире, заглянул Френсису за спину, увидел Элен и, отпустив дверь, сделал шаг назад. Их встретил голосок Кэт Смит из проигрывателя, подключенного к приемнику. На кого-то, ждавшего Кэт, светила луна в Каролине. Перед проигрывателем на ночном горшке сидела Клара; горшок был обложен пурпурными подушками, и от этого казалось, что она сидит верхом на огромном животном. Ноги ее были прикрыты красным одеялом, но оно съехало на сторону, обнажив голое бедро до самой ягодицы. Рядом с проигрывателем на столике стояла бутылка с белой жидкостью, а на другом столике, поменьше, — четверть мускателя, которую можно было наклонить, не поднимаясь с места. Элен подошла к Кларе и остановилась над ней.

— Ну и холодный же ноябрь выдался. Снег того и гляди пойдет. Ты пощупай мои руки.

— Между прочим, это мой дом, — хрипло сказала Клара, — и руки твои щупать не собираюсь. И голову тоже. И снега никакого не вижу.

— Выпей, — сказал Джек Френсису.

— Ага, — сказал Френсис. — Часов шесть назад я съел тарелку супа, но она уже пролетела насквозь. Не мешало бы скоро поесть.

— Ешь ты или нет, меня не касается, — сказал Джек.

Джек ушел на кухню, а Френсис спросил у Клары:

— Тебе полегче?

— Нет.

— Ее несет, — сказала Элен.

— Я сама скажу людям, что со мной, — сказала Клара.

— Она потеряла мужа на прошлой неделе, — сказал Джек, вернувшись из кухни с двумя стаканчиками. Он наклонил бутыль и налил оба до половины.

— Как ты узнала? — спросила Элен.

— Прочла сегодня в газете, — сказала Клара.

— Утром я сводил ее на похороны, — сказал Джек — Взяли такси и поехали в похоронный зал. Ее даже не позвали.

— Выглядел совсем так же, как на нашей свадьбе.

— Брось! — сказал Френсис.

— Только волосы — как снег, и всё.

— Ее дети там были, — сказал Джек.

— Чванятся, — сказала Клара.

— Иногда думаю: что, если я удеру или протяну ноги? — сказал Френсис. — Элен, наверно, с ума сойдет.

— Если протянешь ноги, она тебя похоронит раньше, чем завоняешь, — сказал Джек — Вот и всё.

— Душевный ты человек, — сказал Френсис.

— Надо погребать своих мертвецов, — сказал Джек.

— Это католической церкви правило, — сказала Элен.

— Не о католической церкви речь, — сказал Френсис.

— Короче говоря, теперь она холостая, — сказал Джек. — Я узнаю, какие у ней планы.

— У меня план жить нормально, — сказала Клара.

— Нормально — это хорошо, — сказал Френсис. — Только вот что такое нормально, черт возьми? Холод сегодня нормальный. Адский прямо холод. Пальцы. Все тер себя — проверял, жив ли. Знаешь, хочу задать тебе один вопрос.

— Нет, — сказала Клара.

— Ты сказала «нет». Это как понять?

— Что он хотел спросить? — сказал Джек — Ты узнай, что он хотел спросить.

Клара молчала.

— Как вообще дела? — спросил Френсис.

Со столика, где доскрипывала последней бороздкой пластинка Кэт Смит, Клара взяла бутылку с белой жид костью и отпила. Сделав глоток, она тряхнула головой, и сальные нечесаные пряди взметнулись хлыстами. Глаза ее сидели низко в орбитах — пара убывающих лун. Она заткнула бутылку и запила неприятную жидкость мускателем. Затянулась сигаретой, закашлялась и злобно сплюнула в скомканный платок.

— Дела у Клары не очень, — сказал Джек, выключив проигрыватель.

— Ползаю пока, — сказала Клара.

— Для больной ты неплохо выглядишь, — заметил Френсис. — По мне, так не хуже обычного.

Клара улыбнулась Френсису, не отнимая стакана от рта.

— Меня никто не спрашивает, как дела, — сказала Элен, — но я скажу. У меня дела чудесно. Просто чудесно.

— Пьяная как не знаю что, — сказал Френсис.

— Да, нагрузилась до жабер, — со смешком подтвердила Элен. — На ногах не стою.

— Ты ни в одном глазу, — сказал Джек. — Пьяный у вас — Френсис. Тебе уж не завязать, а, Френни?

— Если Элен останется со мной, ничего путного из нее не выйдет.

— Я всегда считал, что ты умный, — сказал Джек, отпив из своего стакана половину, — но это не так, это не так.

— Ты мог ошибаться, — сказала Элен.

— А ты не встревай, — сказал Френсис, показав на нее большим пальцем и глядя на Джека. — От этих забот в сумасшедший дом загреметь недолго: где она будет жить да где ей притулиться.

— Думаю, ты был бы завидным мужчиной, — сказал Джек, — если бы отстал от вина. В любое время имел бы в кармане двадцать долларов, в неделю бы пятьдесят зарабатывал, а то и семьдесят пять, красивую квартиру имел бы со всем хозяйством и какой хочешь выпивкой — если бы бросил пить.

— Я сегодня работал на кладбище.

— Работа постоянная? — спросил Джек.

— Только на сегодня. Завтра надо повидать одного человека — таскальщика себе ищет. Кое-какая силенка пока есть.

— Будешь работать, всегда будешь с полсотней.

— Была бы полсотня, на нее бы истратил, — сказал Френсис. — Или туфли бы купил. Мои сносились, а Гарри, комиссионщик, дал мне за четверть доллара. Увидел, что я почти босой, и говорит: «Френсис, разве можно так ходить?» — и дал мне эти. Но размер не мой, и в одном шнурка нет. Бечевкой вот завязал. Шнурок-то у меня в кармане, да все не вставлю.

— Это что же, шнурок в кармане, а в туфлю не вставил? — спросила Клара.

— Он у меня в кармане, — сказал Френсис.

— Так вставь его в туфлю.

— Кажись, в этом был. Элен, ты знаешь, где он?

— Меня не спрашивай.

— Сам поищи, — сказала Клара.

— Она хочет, чтобы я вставил шнурок в туфлю, — сказал Френсис.

— Да, — сказала Клара.

Френсис перестал рыться в кармане и уронил руки.

— Я отрекаюсь, — сказал он.

— Ты — чего? — спросила Клара.

— Я отрекаюсь, а я это не люблю делать.

Френсис поставил свой стакан, ушел в ванную, сел на крышку унитаза и стал думать, почему он соврал насчет шнурка. Зловоние, исходившее от его паха, ударило ему в нос; он встал и спустил брюки. Вышел из них, потом стянул трусы и бросил в раковину. Поднял крышку унитаза, сел на сиденье и мылом Джека, пригоршнями черпая воду из раковины, вымыл причинное место и ягодицы — все заросшие корой отверстия, тайные складки и морщины. Ополоснулся, еще раз намылился и снова ополоснулся. Вытерся одним из полотенец Джека, вынул трусы из раковины и подтер ими залитый пол. После этого он набрал в раковину горячей воды и опустил в нее трусы. Стал намыливать — и у него в руках они распались на две части. Тогда он выпустил из раковины воду, выжал трусы, сунул в карман пиджака и, приоткрыв дверь, крикнул: «Джек!» Когда Джек вошел, Френсис прикрыл свою наготу полотенцем.

— Джек, друг мой, у тебя не найдется старой пары трусов? Любых, старых. Мои разорвались к чертям.

— Пойду погляжу.

— А бритвой твоей можно попользоваться?

— На здоровье.

Джек принес трусы, и Френсис оделся. Когда он начал намыливать бороду, в ванную вошли Альдо Кампьоне и Бузила Дик Дулан. Франтоватый Дик в синей диагоналевой тройке и жемчужно-серой кепке сел на крышку унитаза. Альдо устроился на бортике ванны; гардения его совсем не пострадала от ночной стужи. Бритва не брала трехдневную щетину Френсиса; он смыл мыло, намочил лицо горячей водой и снова намылил. Пока Френсис втирал мыло в бороду, Бузила Дик разглядывал его лицо, но ни одной черты не мог припомнить. Ничего удивительного: в последний раз Дик видел его ночью в Чикаго, под мостом, неподалеку от сортировочной станции, где пятеро их делили богатство страны в 30-м, голодном, году. Один из них показал на опору моста, где прежний обитатель этого пространства написал стишок: