В нарушение общественных установлений богатые и бедные в равной мере скрывали, что в их семьях появились больные, не желая отправлять их в чумные больницы. Если почерневший от геморрагических пятен ребенок умирал дома, родители находили утешение в том, что он до последней минуты оставался среди родных, и надеялись раздобыть поддельное свидетельство о смерти, чтобы убедить могильщиков и церковнослужителей похоронить тело в церковной ограде.
Среди привычного городского шума появился новый мрачный звук - его можно было услышать ночью, когда введенный комендантский час удерживал горожан в домах. Это был звук колокольчиков, которые носили на коленях те, кто убирал трупы и проводил очистку улиц.
Тем временем вселявшие ужас чумные дома в Сан-Миниато и Сан-Франческо в течение осени 1630 г. приняли около шести тысяч флорентийцев с бубонами на теле или с подозрительно высокой температурой. Большинство пациентов, доставленных в эти заведения, умерло, несмотря на усилия местных врачей и священников; их обнаженные тела без церемоний сбрасывали в общие могилы за чертой города. Магистрат насыпал в эти ямы известь и ставил ограды, чтобы собаки не пришли ночью грызть трупы, однако образ животных, притаскивавших домой кости любимых хозяев, постоянно преследовал тогда людей в ночных кошмарах.
К большому огорчению Галилея, Винченцо и беременная Сестилия присоединились ко множеству тех, кто бросился искать спасения в уединенных сельских домах - словно гнев Господень не мог бы преследовать их за чертой городских стен. Молодая пара переехала на виллу, принадлежавшую семье Боккинери, в Монтемурло, на полпути между Прато и Пистойей. Они покинули свой дом в Коста-Сан-Джорджо, а также оставили маленького сына, еще не достигшего годовалого возраста, на попечение соседки-няни и его деда, Галилея.
XIX «Надежда иметь Вас всегда рядом»
Сестры в Сан-Маттео пережили осень чумного года без малейших признаков появления в обители страшной болезни. Кроме привычных молитв, они могли благодарить за это строгие ограничения, введенные магистратом для религиозных заведений. Например, указ предписывал, что только ближайшие родственники монахинь могли приближаться к ним настолько, чтобы вести беседу, и даже в этом случае решетку во время встречи следовало закрывать листом пергамента или бумаги.
«Я думаю, что и речи быть не может о Вашем визите сюда, - писала Галилею сестра Мария Челесте, - и я не прошу Вас приезжать, потому что никто из нас не смог бы извлечь из этого большого удовольствия, так как теперь нет возможности свободно беседовать».
Для большей безопасности монастырскому сторожу и его жене было запрещено входить в какой бы то ни было городской дом и даже посещать мессу в другой церкви без письменного разрешения матери-настоятельницы. Все приходившие в обитель письма брали щипцами и обрабатывали кислотой или окунали в уксус, или держали возле огня, чтобы очистить от возможной заразы. Пищу, поступавшую на монастырскую кухню извне, можно было приобретать только рано утром, прежде чем к ней могли прикоснуться покупатели, посещавшие рынок. Когда сторож относил монастырское зерно на мельницу, он следил за всем процессом помола, чтобы убедиться, что никакое другое зерно не будет смешано с принесенным им, что никто не дотронется до их зерна или муки, а потом забирал муку и уносил ее в том же мешке, в котором прежде лежало монастырское зерно, причем шел сразу в пекарню, где ему немедленно пекли хлеб.
Ни одна из этих мер - как и многие другие предосторожности, учитывавшие малейшие детали, от обращения с облачением священника до стирки одеял, - не могла гарантированно удержать крыс в стороне от монастырских строений, но скудность припасов (а во время эпидемии чумы в обители сложилось почти катастрофическое положение), вероятно, сделала кладовые сестер непривлекательными для набегов грызунов.
Единственная за весь 1630 г. смерть в Сан-Маттео произошла в конце ноября: умерла долго страдавшая сестра Виоланта, приступы лихорадки и дизентерии у которой начались за много месяцев до эпидемии чумы. Однако во внешнем мире жестокий недуг унес брата сестры Сари Теодоры - Маттео Нинчи, которого любили все знавшие этого парня; а сестра Мария Челесте очень горевала, когда до нее дошла весть о смерти в Германии дяди Микеланджело.
Замерзшие, голодные, окруженные опасностью, монахини обращались за помощью к разным источникам, организовав целую кампанию по рассылке писем. Сестра Мария Челесте сочиняла послания, а Мадонна - мать Катерина Анжела Ансельми, аббатиса Сан-Маттео в тот период, - подписывала их. Их мольбы начали приносить плоды ко Дню всех святых (1 ноября), когда вдовствующая великая герцогиня мадам Кристина прислала монастырю большой запас хлеба, затем последовали 18 бушелей зерна, а еще через некоторое время - деньги от Их Высочеств в размере 200 скуди.
Архиепископ Флоренции также пообещал помощь. Он распорядился прислать ему список с именами родственников всех сестер, чтобы обратиться к ним за финансовой поддержкой ввиду приближающейся зимы. Сестра Мария Челесте испугалась, что такая мера может несправедливой тяжестью лечь на плечи Галилея. Ее отец ранее уже щедро поддерживал обитель, а теперь от него могли потребовать не только внести свою долю в сумму, собираемую архиепископом, но также заплатить и за Винченцо, а может быть, и за других родственников. Чтобы этого не случилось, Мария Челесте нашла способ реорганизовать финансы Сан-Маттео так, чтобы поступавшие ранее от родственников деньги, находившиеся на счету конкретных семей - как и все прираставшие на них проценты, - могли использоваться для нужд обители. Однако, поскольку она не могла указывать архиепископу, как поступать, то высказала эту идею в письме Галилею, чтобы он представил ее как собственное предложение.
«Здесь я не могу рассказать больше, - извинялась она, - за исключением того, что молюсь, призывая Господа Бога обратить Свой взор к этому делу, а в остальном доверяюсь Вам, господин отец, и Вашей рассудительности».
Чтобы помочь Галилею, сестра Мария Челесте молилась и утешала его в разочарованиях как личного характера, так и вызванных работой. «Умоляю Вас не хватать нож всех этих несчастий и неудач за острый край, чтобы он не поранил Вас, - писала она отцу в начале ноября, - но, напротив, взявшись за тупую сторону, используйте его, чтобы выявить все несовершенства, которые Вы можете обнаружить в себе; тогда Вы подниметесь над всеми препятствиями, и таким же образом, как Вы уже прорвались к небесам в образе линчейца, Вы сумеете прийти к осознанию тщеты и обманчивости всех земных вещей, увидев и коснувшись собственными руками истины, что ни любовь детей Ваших, ни удовольствия, ни честь или богатство не приносят истинного утешения, будучи по природе своей эфемерными; но один только благословенный Господь и только в конце нашего пути поможет нам обрести настоящий мир. О, какова же будет наша радость, когда, разорвав хрупкую завесу, препятствующую нашему продвижению, мы лицом к лицу встанем перед славой Божией!»
Галилей, хотя и был подавлен тем, что ему по-прежнему не удавалось издать «Диалоги», взялся за новую книгу, основанную на изучении движения, начатом им еще много лет назад в Падуе. Он также вел научную переписку и регулярно рассматривал и оценивал проекты, представленные великому герцогу. Так, в декабре Фердинандо попросил Галилея принять решение: какая из двух представленных ему инженерных схем лучше подходит для избавления от наводнений на реке Бизенцио, а позже поручил ученому консультировать архитектора относительно предстоящего ремонта фасада собора, служившего лицом Флоренции, - Санта-Мария-дель-Фьори.
«Я буду хорошо заботиться о себе, как Вы мне то настойчиво советуете, - писала сестра Мария Челесте своему усердно трудившемуся отцу. - И как бы мне хотелось, чтобы вы применили некоторые из своих советов, предложенных мне, также и к самому себе и не погружались бы так глубоко в занятия, подрывающие Ваше здоровье столь очевидным образом; потому что, если Ваше бедное тело призвано служить инструментом, способным поддерживать Ваше рвение понять и постигнуть новшества, было бы неплохо предоставить ему хоть немного отдыха, прежде чем оно достигнет той степени истощения, что уже не сможет предоставлять Вашему мощному интеллекту достаточное питание, которое он поглощает с радостью».
